Спорим, что ты умрешь?

— А кем вы были по профессии, Пал Палыч? — смело спросил Максимов. — Или это тайна за семью печатями?

— Вы очень любознательны, Константин Андреевич, — похвалил Ровель. — Хотя по внешнему виду не всегда скажешь. Видите ли, по четным я пенсионер, по нечетным — агент матрицы… Устроит такой ответ? Высшее гуманитарное образование, долгая, кропотливая работа во благо отечества в различных точках земного шара… Прошу вас, молодые люди, заходите. Мой охра… простите, секретарь все равно позволит мне войти только после вас.

Шевченко завистливо скользнул взглядом по Виоле, одетой в платье с глубокими соблазнительными разрезами, и поборол естественный вздох.

В доме было тихо и комфортно. Народ, позевывая, стекался в столовую. Подавали порнографически распахнутых устриц в глазунье. Вернее, глазунью подавали отдельно, устрицы отдельно — в каких-то подозрительных водорослях и кубиках льда.

— Мухи слева, котлеты справа, — успешно пошутил очкарик Ворович.

— А они не запищат? — насторожилась Инга.

— Не должны, моя радость, — успокоил очкарик. — Устрица умирает при вскрытии раковины. Когда ты отправляешь ее в рот, она уже мертва.

Разомлев от жаркой ночи, ворковали в углу «противные». Брюнетка Инга эротично облизывала вилку, внимая неистощимым перлам очкарика. Молча трапезничали Ровель с охранником. Похмельный Каратаев, красуясь колтуном на макушке, тянул апельсиновый сок. Рубоповец, после ночной встречи с сыщиком явно что-то тяпнувший, выглядел не лучше. Сидел напротив Каратаева и злобно резал правду-матку:

— …Да не в том вопрос, уважаемый, почему на Кавказе взрываются бэтээры. Почему не взрываются бензовозы, я вас спрашиваю? Просто водители бэтээров почему-то решили, что могут не платить…

— Вы не видели мою жену? — присел за соседний столик положительный господин Душенин. Он выглядел немного озадаченным.

Нет, никто не видел его жену. Пустовой насторожился и перестал резать правду-матку. Поднял голову телохранитель Ровеля.

— Странно, — пожал плечами Душенин. — Она проснулась раньше меня, побрела на кухню, заявив, что на воздухе разыгрывается жуткий аппетит, а на кухне может остаться от ужина легкий перекусон.

— А вы не перебрали с вечера? — хлопнула ресничками Виола. — Может, поссорились?

— Да не, — поморщился Душенин. — Ну, выпил малость, исключительно игристого. Но я все помню, я был не пьяный.

— А тот, кто раньше с нею был, в разговоре не фигурировал? — сострил по случаю Каратаев.

— Да что вы, — смутился Душенин. — У нас прекрасные отношения с Зоенькой.

— Ну, подумаешь, — жеманно повел плечами блондинчик. — Наскучил муж, эка невидаль, решила прогуляться.

— Сцену верности устроила, — снисходительно, давая понять, что знает толк в великой любви, улыбнулся кучерявый Борис Крайнев.

Влюбленные обменялись обворожительными улыбками. У Душенина не хватило духу обидеться.

— Послушайте, дорогие сексменьшинства… — брезгливо начал Пустовой.

— Мы вас внимательно слушаем, мужчина, — отозвался Снежков. Пустовой поморщился и сплюнул.

— А мы и не рассчитываем на ваше понимание, — с вызовом заявил Крайнев.

— Но можно просто помолчать, — рявкнул Максимов. — В котором часу она ушла, Игорь Николаевич?

Душенин недоуменно развел руками.

— Да недавно. На часы не смотрел, но уже светало…

— Найдется, — махнул рукой похмельный Каратаев. От внимания не ускользнуло, как прищурился старик Ровель, подобрался телохранитель, застыл в дверях, поджав губки, администратор Ордынцев…

Остальные, кажется, не взволновались. Очкарик Ворович беспечно курлыкал с Ингой. Последняя увлеченно трескала устриц. «Голубые», словно нарываясь на неприятности, принялись упоенно миловаться.

— Пойду искать, — вздохнул Душенин и, не доев, побрел из столовой.

— Могу поспорить, вы найдете ее под душем, — крикнул вдогонку Ворович.

— Или на лыжне, — зевнул Каратаев.

Насытившийся народ разбредался по дому. Кто-то готовился встать на лыжню, другие предпочитали пассивный отдых. Максимов что-то пробормотал о расширении кругозора, для чего идеально бы подошла кровать. Но Виола не дала ему лишний раз задуматься и увлекла на прогулку. «Какая еще кровать? — возмутилась Виола. — Посмотри, какое небо лучистое, ленивец! А ну, диктуй размер, я подберу тебе ботинки. Вчерашние явно были великоваты…»

Он прошелся по дому, невольно обеспокоенный заявлением Душенина. Наткнулся на кухарку, кантующую тележку с грязной посудой, испугал Ксюшу, понаблюдал за молчаливым Шульцем, неприкаянной тенью слоняющимся по пансионату. К дворецкому подвалили «голубые».

— А что мы будем кушать на обед, любезный? — сладенько справился Снежков.

— А на ужин? — добавил Крайнев.

— Блюда на выбор, — равнодушно проинформировал Шульц. — Крестьянский омлет с камамбером по-швейцарски, запеканка из картошки, муки, мяса и шпика, пирог с брынзой по-турецки, ассорти из морепродуктов «марискада», кролик в томатном соусе, жаркое из свинины с картофельными кнедликами…

— Ничего не понимаю, — появился в вестибюле Душенин, когда разношерстная публика в колонну по одному покидала дом. — В номере ее точно нет, на кухне одна кухарка — она божится, что не видела Зоеньку, прочая челядь тоже не в курсе. Одежда и обувь на месте — значит, никуда не выходила…

— Ищите, дружище, — хлопнул его по плечу Каратаев. — Ваша жена, вам и искать.

На улице продолжало холодать. Столбик ртути приближался к отметке «минус двадцать», какое-то время держался на ней, даже отступил на полградуса, потом сорвался и рухнул до двадцати пяти. Но на солнце было терпимо. Виола отвлекала от тревожных дум. Приятно побарахтаться с девушкой в сугробе — за монументальной скалой, предохраняющей от сглаза. А потом как ни в чем не бывало пристегнуться к лыжам и, рискуя наломать конечностей, понестись с горы, перепугаться до коликов, видя, что не можешь остановиться, проклясть свое безрассудство, завалиться на бок и, теряя палки, ломая лыжи — кубарем в сугроб!..

В этот час, как ни удивительно, высыпали все. Ворович с Ингой, похмельный Каратаев, бухтящий под нос рубоповец, администратор Ордынцев, решивший преобразиться в инструктора и надевший по такому случаю лыжную шапочку. «А что мы будем делать Apres ski — то бишь после лыж?» — хохотал Ворович. Даже геи, увлеченные всеобщим ажиотажем, встали на лыжи. Потешно было наблюдать, как чинно вышагивает, натянув на уши розовую шапочку, Борюсик Крайнев, как ковыляет, боясь от него отстать, сосредоточенно грызя губу, «младший партнер». Оба сверкают комбинезонами, раскрашенными в оптимистичные цвета. Выбрался из дома в надутом пуховике старикашка Ровель (охранник дисциплинированно следовал в полушаге) — без лыж, но ведомый желанием проветриться. Добрел до отмеченной подвесными фонариками трассы, встал, погрузив руки в карманы, пытливо всматривался в лица развлекающихся людей…