Справедливость силы

Критика слишком серьезный инструмент. Толстой все выскребывал нутро явления – "критика". Записи о том разбросаны по разным годам. Со всех сторон подступает.

"…Светские критики – нравственные кастраты, у которых вынут нравственный нерв, сознание творимости жизни своей силой" (Запись в дневнике 22 ноября 1890 года).

О старом писано и круто, но сколько созидательной силы в словах: сознание творимости жизни своей силой! Критика должна не разрушать. Созидание – вот приложение рук человека и его совести.

"Дело критики – толковать творения больших писателей, главное – выделять; из большого количества написанной всеми нами дребедени выделять – лучшее. И вместо этого что же они делают? Вымучат из себя, а то большей частью из плохого, но популярного писателя, выудят плоскую мыслишку, коверкая, извращая писателей, нанизывая их мысли. Так что под их руками большие писатели делаются маленькими, глубокие – мелкими и мудрые – глупыми. Это называется критика. И отчасти это отвечает требованиям массы – ограниченной массы – она рада, что хоть чем-нибудь, хоть глупостью, пришпилен большой писатель и заметен, памятен ей; но это не есть критика, то есть уяснение писателя, а это затемнение его…" (Запись в дневнике 14 февраля 1892 года). Понимание природы того, о чем судишь и чему выносишь приговор. Понимание значимости труда. И труда и личности.

Спорт – это явление современной жизни. К нему приложимы и оценки культуры вообще.

И вовсе неплохая памятка для критики и критика:

"Биограф знает писателя и описывает его! Да я сам себя не знаю, понятия не имею. Во всю длинную жизнь свою только изредка, изредка кое-что из меня виднелось мне" (Запись в дневнике 27 октября 1889 года).

Человек в росте, в движении. Он всегда другой. Что знаешь об этом движении? Как знаешь? Каким днем судишь?

Стоячая вода…

И об ошибках, коими зло попеняют иной раз: "Чтобы люди не ошибались и не страдали? Да ведь это одно средство познания своих ошибок и направления пути" (Запись в дневнике 7 ноября 1889 года).

Кстати, Шаляпин писал, скорее даже жаловался: "Думается… критика и недоброжелательство – профессии родственные…"

Справедливость силы во имя творения жизни…

А вот в документах о Толстом выкопал я любопытное свидетельство жандармского генерала А. И. Спиридовича – светила розыска и его теоретика. Оставил генерал о партиях социал-демократов и социал-революционеров подробнейшие исследования. Бесценный материал для историка. Признанием способностей генерала явилась его карьера: почти до самой революции отвечал за личную безопасность царя. Справлялся успешно. Но начинал карьеру жандарма Спиридович в Москве при Зубатове, и тогда кое-какой розыск прямехонько привел его в Ясную Поляну. И тут – шалишь! Предъявил начальник молодому Спиридовичу высочайшее повеление, по коему запрещалось когда-либо беспокоить Толстого (Жандармы смели беспокоить Толстого. При Александре II нагрянули с обыском. Однако мировая слава писателя сделала невозможным повторение подобного. Поэтому уже для внука Александра II Толстой был неприкасаем). Выше царя оказался Лев Николаевич! И еще раз подтвердилось пророчество Пушкина: талант – это сила!

Глава 99.

Только голая сила, и человек ради силы есть несчастье, явление уродливое, своего рода ущербность. Ум, самостоятельность мышления и отсюда определенность поведения (а это и есть интеллигентность)-едва ли не основной закон человеческой красоты. Лишь в сплаве этих свойств сила становится благородным "металлом". К людям одной силы, поклонениям только силе, воспитанным на голой силе, вполне уместны слова Альберта Эйнштейна: "Я глубоко презираю тех, кто может с удовольствием маршировать в строю под музыку; эти люди получили мозги по ошибке – им бы хватило спинного мозга. Нужно, чтобы исчез этот позор цивилизации…" Эйнштейн считал интеллигентность высшей красотой человека.

Борьба за высшее достижение – это наука, искусство, разум. И это присуще человеческой красоте, ибо открывает жизнь. Борьба во всей ее многообразности есть открытие жизни.

Ле Корбюзье в письме к группе архитекторов Йоханнесбурга писал 23 сентября 1936 года: "…Я хотел бы, чтобы архитекторы стали… людьми с богатейшим духовным миром, а не ограниченными и бездушными ремесленниками, чтобы они… не замыкались в своей узкой мещанской скорлупе. Архитектура – это не профессия, это определенное состояние духа…"

У творческой деятельности общая природа. Эта деятельность в высших проявлениях так или иначе смыкается с искусством. Гегель писал об искусстве как высшей потребности духа. И по Гегелю, дух трудится над предметами лишь до тех пор, пока в них есть нечто нераскрытое (весьма примечательно и суждение Гегеля о том, что расцвет литературы на путях сближения с философией).

Высшие достижения требуют узкой специализации, но не культурной ограниченности, замыкательства в профессии. Это угроза самому развитию и постижению.

"Человек одухотворен поэзией, и именно это позволяет ему овладеть богатствами природы…" (Корбюзье Ле. Архитектура XX века. М., Прогресс, 1970. С. 274). У искусства и науки общая природа. Наука, лишенная органичной связи с искусством, нравственно вырождается. Познание непосредственно зависит от одухотворенности, а последняя – от способности поэтически воспринимать мир. Но ученые степени, регалии, академические титулы не имеют отношения к таланту, скорее даже созданы людьми серыми, составляя предмет их тайного вожделения:

хоть в этом приблизиться к истинному дарованию, само собой, застолбить и блага, им не причитающиеся. Именно – постные труженики науки, копающиеся на ее заднем дворе, добывающие себе место интригами и власть титулов…

"У нас сложилось ложное положение в науке. Основная наука по численности – ведомственная, которую и наукой назвать не совсем корректно. Это обслуживание чьих-то интересов на некоем уровне. В 30-е годы у нас в стране был выбит целый слой интеллигенции – высококвалифицированных ученых, инженеров. А наплодили эту ведомственную армию псевдоученых. Ведь что такое наука? Это прежде всего торжествующая объективность…"

А борьба за добывание академических званий? Сколько же здесь постыдного! Разве можно представить Эйнштейна или по существу нищего Циолковского в роли интриганов от науки – ну не обойтись им без званий!

Когда на столь высоком уровне интеллигенция дает нравственный сбой, предопределенный в основном корыстью, это отзывается на всем обществе. Поэтому это никогда не будет только их узкоакадемическим делом. Ведь это не только утечка достоинства…

Ничто так не агрессивно и самодовольно, как ограниченность. И в спорте (среди чемпионов) можно быть бездушным ремесленником и расчетливым стяжателем.

Культура создана не ремесленниками, хотя ремесленник может быть виртуозом. Подлинно замечательное исключает в своем создателе сугубо материальный расчет. Ибо замечательное требует нечто большее, что не окупается и не может окупиться выгодами, наградами…

Спорт заманчив творческой сутью. Тренировки – это овладение сутью явления, глубоко одухотворенный процесс. В этом и ответ на вопрос о росте результатов. Познание бесконечно. В этом смысле человеческая сила, бесспорно, бесконечна.

В искреннем познании любовь к себе теряет значение. Человек цели не может не рассматривать жизнь как средство постижения цели. Исчезают страх, колебания. Человек обретает всемогущество.