Справедливость
Шрифт:
Бродя бесцельно по улицам, полным людей, она всерьёз задумывалась, не прыгнуть ли с одного из мостов вниз головой на камни. Поскольку за ещё один день, проведённый в большом городе, чувство голода и тоски заглушили полностью вспыхивавшую недавно надежду.
Ночевать вторую ночь было негде. Второй раз пользоваться лавочками было нельзя: не всегда же будет так везти с полицией. А одинокая, молодая, привлекательная девушка, ночующая на лавочке одна, словно приманка для пьющих здесь хмельное
Внимание внезапно привлекла песня на родном языке (различия диалектов уже не важны): из какого-то ресторанчика фоном, тихо звучали такие родные, потому что знакомые, слова.
Которые Шукри, остановившись, стала вполголоса подпевать. Роняя слёзы. Украдкой оглядываясь по сторонам и следя за тем, чтоб прохожие не обращали на неё внимания и дальше.
'…Qadi bastatba muram
Jashmi mastatba muram …'
Взгляд Шукри поневоле упал на зал ресторанчика, в котором, видимо, ужинал местный мулла с каким-то муллой европейской внешности (судя по странной одежде, которой Шукри раньше никогда не видела).
Повинуясь необъяснимому порыву, она толкнула дверь ресторанчика и, подойдя к мужчинам первой (впрочем, её извиняет их явно духовный сан), обратилась к местному мулле, едва сдерживая слёзы и чуть заикаясь:
— Bismillah' r' Rakhman' r' Rakhim…
Наш во всех смыслах познавательный разговор с коллегой прерывает какая-то совсем молодая девчонка, одетая в какую-то национальную одежду. Чуть разорванную и стыдливо ею прикрываемую.
Она обращается к моему «коллеге», они беседуют пару минут (не понимаю о чём), в результате чего её эмоции окрашиваются вообще в замогильные тона, а мулла поворачивается от неё в мою сторону.
Сама девчонка, уронив голову, медленно переставляет ноги в направлении к двери.
— Если не секрет, что это было? — уточняю у коллеги, поскольку не все его мысли могу понять быстро.
— Исмаилиты, — чуть морщится он. — Не стоит вашего внимания.
— А что хотела? Если не секрет.
— Просила помощи, — чуть удивлённо отвечает мулла. — Но об этом не может быть и речи. Различия между нами слишком велики.
— Вы сейчас твёрдо уверены в своём решении? — уточняю, провожая взглядом подходившую, которая только с третьей попытки справляется с тяжёлой входной дверью. — Это точно согласуется с… — не договариваю, поскольку мулла начинает отвечать, перебивая меня.
— Вы просто не в курсе, — с непонятной мне досадой говорит собеседник. — Исмаилиты очень богатая организация. Очень влиятельная. Но! Помогают только своим. Почему мы должны вести себя иначе? Они шииты. Мы их не любим, и это более чем взаимно. Кроме того, они трактуют Коран и Сунну весьма своеобразно. Например, считают что продавать наркотики куффарам — это вид джихада. Кстати, те самые ассассины имели прямое отношение к исмаилитам…
— Интересно… — пока решаю, признаваться
ли в том, что я абсолютно не в курсе, каких именно ассассинов он имеет ввиду, девчонка выходит из ресторана.— Разумеется, и самоубийство во имя джихада тоже благо, — продолжает мулла. — Ассассины практически шли на самоубийство во время терактов и заказных убийств…
— Прошу прощения, я не могу этого оставить так, — быстро поднимаюсь из-за стола. — Мне досадно прерывать беседу с вами на такой ноте, но прошу извинить: с моей точки зрения, ситуация не терпит отлагательств.
Шукри бесцельно бредёт от ресторана, в котором суннитский мулла вежливо, но непреклонно попросил её удалиться.
Кстати, даже объясниться с ним была та ещё проблема: местный язык хоть и похож на узбекский, но узбекского-то Шукри хорошо не знает.
Впрочем, это всё уже не важно…
Внезапно её догоняет второй мулла — европеец, сидевший за столом. И неожиданно обращается к ней по-английски.
Английский она, как и многие, чуть понимает. Слава Аллаху и спасибо брату, который заставлял заниматься.
Примечание.
youtube.com/watch?v=dreAyerezc8
Глава 10
Догоняю девочку метрах в двадцати от кафе. По-русски она не говорит, а местных языков не знаю я. Добросовестно перебирая все имеющиеся варианты, обнаруживаю, что более-менее она понимает по-английски, даже может отвечать. Особенно с использованием онлайн переводчика в моём телефоне.
То, что в помощи она нуждается немедленно и остро, для меня очевидно. Но из-за языкового барьера не могу в деталях понять, почему.
Хотя её разорванная местами одежда и намекает на определённые обстоятельства, но всё же есть и иные непонятные моменты (оказывается, я гораздо хуже вижу мысли тех, с кем не говорю на общем языке и на ком нет греха, в нашем его понимании).
Через какое-то время, коряво пообщавшись на улице, спохватываюсь: её надо покормить (это раз). Плюс обильное питьё, потому что видны уже признаки обезвоживания.
После ещё пяти минут объяснений и препирательств, затаскиваю её обратно в тот же турецкий ресторан, в котором сидел до этого (всё равно в округе ничего подходящего ближе нет).
Мулла, увидев меня в дверях, чуть морщится, глядя на мою спутницу, но машет рукой, указывая на оставленное мной место за нашим с ним общим столом.
— Вижу, вы всё же решили вмешаться? — нейтрально спрашивает он, когда мы усаживаемся напротив него.
— У нас нет таких претензий к исмаилитам, которые бы лишали нас возможности помочь им в случае острой необходимости, — говорю правду. — Для нас, они ничем не отличаются от прочих мусульман, говоря методологически. А её случай можно вообще считать по разряду заблудшей не по своей воле души, так что…