Спроси у Ясеня
Шрифт:
Стрелять не пришлось. И вполне хватило сотни долларов, чтобы в пятом часу утра переступить порог своей квартиры.
Глава пятнадцатая
Горца подняли ночью и привезли на дачу Высокого Шефа в Успенское. Кроме двух сопровождающих в машине, никто не видел его лица, даже охрана у ворот, и Горец этому внутренне порадовался. Чем закончил Шайтан, который светился даже в Кремле, теперь вся братва знала конкретно.
А после того, как команда Кислого совместно с ребятами Горца ликвидировала Шайтана, стало известно, что этот бродяга не только имел оформленную на свое имя мощную трастовую компанию, чистенькую, исправно платившую налоги,
Мираб Саркиев по кличке Горец был намного скромнее. Тюремный стаж имел небольшой, в девятнадцать лет сел за кражу по глупости, зато в перестройку сильно продвинулся в нелегальном бизнесе, стал признанным авторитетом и в девяносто первом был коронован вполне законно. Кто-то из стариков шипел: мол, «апельсин» ты, а не вор, но это с каждым годом имело все меньшее значение. Несколько лет подряд Горец был «основным» в Новгороде, потом перебрался в Москву, и вот теперь ему поручали доделать то, чего не успел Шайтан, — закончить формирование беспрецедентного по масштабам северозападного объединения криминальных группировок и принять руководство им.
Высокий Шеф вышел из дома навстречу Горцу, и они вдвоем — охрана на почтительном расстоянии сзади — долго бродили по дорожкам парка.
— Суть проблемы сводится к следующему, — формулировал Ларионов. — На днях состоится ваша сходка, в частности, посвященная проблемам глобальной координации… ну то есть всеобщего объединения усилий. Этим интересуются не только и не столько органы внутренних дел, сколько уже небезызвестная тебе служба РИСК. На сходке обязательно будут как минимум два их агента. Твоя задача — узнать их и обезвредить.
— А если не удастся? — по-детски растерянно спросил Горец.
— Плохо, если не удастся. Утечка информации стоит сегодня дорого, а убирать всех подряд, как Шайтана, — с кем тогда работать? Сумел же ты в Свердловске распознать Глызина.
— Какого Глызина? — не вспомнил Горец.
— Ну, Мосла, Мосла, которого вы так вовремя закололи. Он же из РИСКа был.
— Ах, Мосла! Так мне повезло тогда. Во-первых, его срисовал кто-то на зоне, он же на Петровке работал, а во-вторых, когда Мосол неожиданно на волю дернул и по существу засветился, нам помог его же агент из ментуры, Корягиным, кажется, звали. И кто этого мента перекупил? Так я и не понял.
— Всех не перекупишь.
Ларионов загадочно улыбнулся. Пусть Горец думает, что это он перекупил. Эх, узнать бы правду! Да у кого? Разве что у Григорьева. Но он же хитрый, гад, никогда в жизни правду не говорил.
— Всех не перекупишь, — повторил он. — Придется тебе, Горец, самому их срисовывать. Задача архиважная. Ты же не дурак — придумаешь способ. Пункт второй: необходимо удержать Тверской регион от полного выхода из-под контроля. Сам понимаешь, как там теперь РУОП развернется с ФСБ на пару. Пусть все специальные люди лягут на дно или уедут. Проследи за этим. Группировку надо спасти — она будет на твоей совести.
«Ну, от такого довеска, — подумал Горец, — совесть моя не надорвется. Хуже другое. Хоть Высокий Шеф и говорит спасибо, на самом деле сработали мы грязно. Журналиста убрали, может, и правильно, но тело бросили зря. Странно, что Шеф об этом не спрашивает».
И, словно читая мысли Горца, Ларионов спросил:
— Откуда взялся этот репортер Заманский?
— Зарайский, —
поправил Горец. — Он сам вышел на Шайтана, по своим журналистским каналам.— Здорово, — сказал Ларионов злобно, — скоро у них каналы будут лучше, чем у Лубянки. МВД-то они уже давно обскакали. Ну и что?
— Зарайский встречался с Шайтаном дважды, — рассказывал Горец. — При первой встрече я присутствовал. Были еще двое — Кузнец и Кандыба. Шайтан ничего не сказал журналисту. Ничего.
— А потом?
— Они больше не встречались.
— Ты уверен в этом?
— Обижаете, Шеф. Я же вел его все эти дни.
— Почему милиция не нашла у Зарайского никаких записей?
Похоже было, что этот вопрос очень сильно тревожил Высокого Шефа. Горца он самого тревожил, и требовалось сказать что-то весьма убедительное.
— Знаете, у меня сложилось впечатление, что этот репортер страсть какой ушлый. Он уже несколько лет про нас пишет, а братва всяких блокнотов и магнитофонов дюже боится, вот он и привык все в голове держать.
Странно, но ответ устроил Высокого Шефа.
— Хорошо, — сказал он. — Ты, братец, вот что… Ты все-таки проведи расследование по этому поводу. В ментовские дела не суйся, свое, частное расследование проведи. Договорились? Но это уже, сам понимаешь, пункт третий. А главное, про первый не забывай.
От пункта первого у Горца аж голова разболелась, пока его везли назад и у перекрестка сдавали с рук на руки родной охране. Третий пункт тоже не давал вору покоя. С репортером-то Горец дважды лопухнулся. Никто не вел Зарайского в его поездке от Москвы до Льгова. Зачем? Это же не шпион — простой журналист. Ан, оказалось, непростой! И как их угораздило бросить тело? Ведь ни одна собака теперь не знает, кто обчистил убитого и было ли вообще что у него брать.
— Дай порулить, — попросил Горец Капитоныча. Капитоныч знал: бугор любит садиться за руль, когда настроение плохое. Даст Бог, ни во что не врежется, а повеселее станет. «БМВ» водить — разве это работа? Машина сама едет. Ну, если, конечно, погоня или, скажем, по пересеченке на ней ехать приходится — тут да, тут уже работа.
Так думал Капитоныч, глядя на улыбающегося рядом с ним хозяина. А хозяин гнал тачку почти по осевой, словно прокладывал дорогу самому Президенту России, светил издалека встречным, совсем не уступая дороги, и голова у него уже не болела.
Он понял, что будет делать с этим РИСКом. «Вычислять их там, разгадывать, мероприятия проводить… Да пошли они! Много чести. Возьмем в заложники какую-нибудь ихнюю бабу, лучше всего жену самого главного, охрану в случае чего постреляем — и все, они мне сами расскажут, ху из ху. А кого мне бояться? — спрашивал сам себя Горец. — Теперь-то кого мне бояться? Кого и зачем?»
Глава шестнадцатая
Тимофей Редькин перекинул веревку через матрас на верхнем багажнике и сказал:
— Тяни сильнее. Вот так. Теперь держи крепко, я сейчас перехвачу.
И пошел вокруг машины. Алику было совсем худо. У него даже держать крепко не получалось — куда уж там сильнее тянуть. Накануне они уговорили почти два литра водки. Причем Маринка, жена Тимофея, помогла им в этом очень слабо, Вера Афанасьевна и Верунчик не пили по определению (у одной сердце больное, другая — беременная), Никита — зять-спортсмен не пил по идейным соображениям, ну и, наконец, тесть, или, как называл его Тимофей, «тесчим», потому что Маринке он был отчим, Петр Васильевич неожиданно ушел в ночь на свою синекуру.