Спроси зарю

Диллард жестом отпустил седого детектива и, обращаясь к Саньке, что-то сказал. Второй мужчина, меланхолично пивший кофе, стал переводить:

— Инспектор приносит свои извинения за то, что заставил господина Антонова долго ждать…

Санька, обрадовавшись, что наконец-то может как следует объясниться, с надеждой посмотрел на него.

— Скажите господину инспектору, что я возмущен всем этим. Меня задержали и даже не разрешили позвонить в отель…

Инспектор закивал головой.

— В чем, собственно, дело? — продолжал Санька. — Паспорт у меня в порядке. Визы есть.

Переводчик перевел Санькины слова Дилларду. Инспектор криво улыбнулся и развел руками.

— Небольшая формальность, господин Антонов. Полиции стало известно, что сегодня днем, во время прогулки по реке Делавер, вы фотографировали объекты особой секретности…

— Я?.. — Санька задохнулся от возмущения. — Я вообще не снимал ничего. Хотя капитан и сказал, что это разрешено.

Санька вспомнил, как капитан предлагал фотографировать военные верфи… «Провокация, явная провокация. Хорошо, что никто не стал снимать».

Инспектор подошел к письменному столу и нажал кнопку, дверь открылась, и в кабинет всунул голову какой-то человек.

— Позовите студента, — сказал инспектор.

Сразу же в кабинет вошел долговязый парень. Санька видел его на катере. Парень кивнул Саньке, как старому знакомому, и уставился на инспектора. Инспектор что-то сказал переводчику. Тот улыбнулся и стал объяснять Саньке, что молодого человека зовут Том Келли, он студент Пенсильванского университета, изучает русский язык. Келли утверждает, что видел, как господин Антонов фотографировал с катера особо секретные объекты. Келли кивал головой.

— Как вы можете утверждать то, чего не видели? — взорвался Санька, обращаясь к Келли. Тот растерянно посмотрел на Саньку, потом на инспектора.

— Можете идти, Келли, — сказал инспектор.

— Но… как же так? — вырвалось у Саньки. — Надо же разобраться…

Келли ушел.

Санька вдруг понял, что все происходящее перед ним просто игра, зловещая игра. Он вскочил и раздельно, почти по слогам произнес:

— Я требую освободить меня и дать возможность позвонить в посольство!

Инспектор поморщился и что-то сказал переводчику. Тот вышел. Несколько минут прошло в молчании.

«Ну и ну… — едва справляясь с внутренней дрожью, думал Санька. — Вот уж никогда не предполагал, что попаду в такой переплет. Чистейшей воды провокация». Он вдруг вспомнил про фотоаппарат и, испугавшись, схватился за него. Аппарат был с ним.

Вошел переводчик и сказал, что русские в отель еще не возвращались, а с дежурным посольства связаться не удалось. Можно будет позвонить рано утром, а сейчас необходимо составить протокол.

— Я сам позвоню, — поднялся с кресла Санька и только сейчас заметил, что в комнате инспектора нет ни одного телефона.

Инспектор вопросительно посмотрел на переводчика. Тот перевел. Инспектор мотнул головой. Переводчик сказал:

— Посторонним не разрешается использовать полицейские аппараты. Пока инспектор составляет протокол, мы проявим пленку из вашего фотоаппарата. Может быть, студент ошибся и все это лишь недоразумение, но мы ведь на то и полицейские… — улыбнулся он Саньке.

— Можете сколько угодно проявлять, — зло бросил Санька и стал перематывать пленку. — Никто из наших ребят ничего не фотографировал на реке. Это видели все. И все подтвердят, что я не раскрывал аппарата…

Переводчик взял пленку и ушел. Инспектор предложил Саньке кофе и сидел, барабаня пальцами по столу. Никакого протокола он составлять не стал.

«Вот гады, — думал Санька, отхлебывая остывшую коричневую жижу. — Так нахально действуют, словно убеждены, что я фотографировал».

Минут через пятнадцать переводчик вернулся. У него был грустный вид. Он с таким огорчением посмотрел на Саньку, что у того екнуло сердце.

— Пленка сушится, господин Антонов, и на ней, увы, есть секретные объекты, — сказал он.

Инспектор развел руками.

— Я требую дать мне возможность немедленно связаться с посольством! — громко сказал Санька, пытаясь сдерживать гнев и не в силах совладать с собой. — Я требую!

«Зачем я отдал пленку? Надо было проявлять в присутствии посольских…»

Инспектор сказал:

— Все это уже не относится к компетенции полиции. Сейчас приедут другие работники. Они свяжут вас с посольством…

Предчувствие неотвратимой беды охватило Саньку…

4

На четвертый день Санькиного пребывания взаперти дверь его комнаты тихо отворилась. На пороге появился высокий массивный старик. Он обвел взглядом комнату и поздоровался, назвав Саньку по имени-отчеству. Потом немного растерянно оглянулся на захлопнувшуюся дверь и, не дожидаясь приглашения, грузно сел на стул, поставив рядом большой желтый портфель. Некоторое время он молчал, словно собирался с мыслями.

«Что еще за старец?» — удивился Санька, разглядывая изборожденное глубокими морщинами, почти коричневое лицо старика. Одет тот был в светлый костюм и в белую рубашку с элегантно-вызывающей бабочкой.

— Простите великодушно, — сказал старик. — Я должен представиться. — Голос у него был приятный, какой-то усталый. Он чуть растягивал слова. Набрякшие веки скрывали глаза. — Меня зовут Афанасий Иванович Рукавишников. Я состою профессором кафедры искусств Пенсильванского университета… Пишу книги о живописи и архитектуре. Специалист по древнерусскому искусству…

«Это что-то новое», — подумал Санька.

Словно почувствовав Санькино удивление, Афанасий Иванович сказал:

— Пусть не покажется вам странным мой визит. Видите ли, мне стало известно о вашем решении не возвращаться в империю партийных бонз…

— О моем решении?.. — Санька даже привстал со стула. — Что за чушь?

Профессор развел руками.

— Разве я ошибся?

«Ну и ну», — Санька начал понимать, чем пахнет это известие.

— Ну и сволочи! — сказал он зло, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

— Простите!..

— Сволочи те, кто сказал вам об этом! Вы понимаете?

— Мне не говорил об этом никто. — Профессор торопливо открыл портфель. — Я сам прочитал во вчерашней газете.

Он вытащил пачку газет и стал быстро их перебирать. Санька заметил, что у него веснушчатые руки, заросшие рыжими волосами.