Спроси зарю

На запрос Гусеву ответили, что дело о котлах не пересматривалось. Среди реабилитированных имя Антонова не значилось.

«Интересно, — думал Гусев, — знает ли Антонов о судьбе своего отца? А если знает, то всю ли правду?»

…На Сиверской Гусев вышел из вагона и пошел искать автобус на Лампово. Грязь была непролазная. Пока он ходил от автобуса к автобусу, спрашивая, который же идет на Лампово, промочил ноги.

Автобус был большой, венгерский «икарус». Он так гремел и скрипел по булыжникам, что Гусев чуть не оглох. Лишь выехав за переезд, автобус мягко помчался по проселочной дороге.

— Вот сволочи, — ругался сидящий перед Гусевым старик, — нет дождей — дорогу никто не ремонтирует, укатана, словно асфальт. За день до дождя обязательно грейдером разрыхлят — вот и стоит жижа.

Автобус проехал мимо густого елового леса, выбрался в поле. Вдали, над торчащими из-за деревьев заводскими трубами, висела, словно зацепившись за них, туча. Поля были бурыми, неприютными. На горизонте со всех сторон мокро темнел лес.

— Лампово, школа, — сказала молоденькая девушка-кондуктор. — Выходит кто?

Гусев подумал: «Выйду, пожалуй, здесь и спрошу, где Филипповы живут».

Автобус не спеша покатил дальше. Гусев огляделся. Из белой одноэтажной школы шли с портфелями и ранцами ученики. Все в резиновых сапогах. И девочки и мальчики. Они весело переговаривались, гонялись друг за другом и растекались по длинной деревенской улице. Другой конец деревни пропадал далеко-далеко, сливаясь с лесом.

Гусев спросил о Филипповых девочку, которая шла рядом с ним и кричала такому же маленькому, как и она сама, Витьке.

— Смотри, Витястый, еще раз не выучишь уроки, мы тебя разбирать будем!

Витястый шел понуро.

— А какие вам Филипповы нужны? — девочка остановилась и посмотрела на Гусева.

— Ну… — растерялся Гусев. — Эти самые Филипповы, где дядя Боря.

— Это рядом, — обрадовалась девочка, — я вам сейчас покажу!

И пошла рядом с Гусевым, немножко гордясь, что именно к ней обратился этот красивый высокий дядя, приехавший из города.

— А вы к нам на охоту? — спросила она.

— На охоту без ружья не ездят, — усмехнулся Гусев.

— Ездят. Когда к дяде Боре кто-нибудь без ружья приезжает, он у панки берет… У него двустволка. Он на мотоцикле теперь на охоту ездит. В прошлом году купил.

— Нет, я не на охоту, — сказал Гусев.

Девочка подвела Гусева к зеленому заборчику из штакетника и открыла калитку.

— Вот здесь. Только дядя Боря, наверно, на работе.

Гусев поблагодарил девочку и вошел в сад. Летом, видно, этот сад совсем закрывает дом — так густо росли в нем сирень, рябина и еще какие-то кусты, которых Гусев не знал.

Он подошел к двери, поднялся на невысокое крылечко и собрался было уже постучать в дверь, как заметил кнопку электрического звонка и нажал ее. Ему открыла пожилая женщина в ярком, цветастом переднике. Гусеву бросились в глаза черная родинка на щеке и тонкий ястребиный нос.

— Вам кого? Бориса?

Гусев вдруг понял, что здесь не надо хитрить, недоговаривать. Нужно говорить только начистоту.

— Я приехал поговорить с вами о вашем родственнике Александре Антонове…

Женщина испуганно посмотрела на Гусева и сказала:

— Проходите, пожалуйста.

В доме было тепло и уютно. Пахло чем-то вкусным. «Пирогами, что ли?» — подумал Гусев.

Он снял плащ и сел на предложенный хозяйкой стул.

— Вы так напугали меня, что я и спросить-то что не знаю! Случилось чего? — дотрагиваясь до руки Гусева темной костистой ладонью, спросила хозяйка. Ее звали Анастасия Петровна.

Гусев назвал себя и рассказал ей обо всем.

Анастасия Петровна тяжело вздохнула, но не заплакала.

Гусев заметил, что она так сжала пальцы, что они побелели.

— Уж так болело у меня сердце, когда он уезжал, так болело… И надо же, куда поехал. Они там своих-то не берегут, а тут еще наш партейный приехал. А что хоть говорят-то? Ищут? — с тревогой посмотрела она Гусеву в глаза.

— Да, ищут. До сих пор не могут найти. И наши ищут. Посольство беспокоится…

— Уж не погубили ли? — сама испугавшись своих слов, сказала Анастасия Петровна. — Или под машину попал… Сам как-то нам рассказывал, что автомобилей там миллионы Что делать, что делать?.. Вечно все у него не слава богу. То с начальством переругается, то уедет куда и не пишет.

— Анастасия Петровна, а он перед отъездом у вас был? — спросил Гусев.

— Был, был. Ночью приехал, а вечером на следующий день уехал.

Они помолчали. Гусев хотел спросить хозяйку, не говорил ли Саша перед отъездом, что, может, не скоро придется увидеться, не рассказывал ли о каких-нибудь знакомых в Америке, но у него никак не поворачивался язык.

— А к нам-то зачем вы приехали? Сообщить или за каким другим делом?

Гусеву вдруг стало жарко, и он поспешно расстегнул пиджак.

— Позакрывала я, старая, все окна и двери, — спохватилась Анастасия Петровна, — никакого продуху нет. — Она встала, приоткрыла окно.

— Вы, Анастасия Петровна, не обижайтесь… Не мог ваш племянник остаться там по доброй воле?

— Как это остаться? — не поняла Анастасия Петровна.

— Насовсем.

— Что ты, человек хороший! Как же это — насовсем? Да кто бы согласился…

— Находятся иногда, — улыбнулся Гусев. Ему очень симпатична была эта пожилая женщина с умными добрыми глазами. — Находятся иногда, — повторил он.

Анастасия Петровна только рукой махнула.

— Не мог Санька… — сначала она даже растерялась. — Ведь дом-то его здесь, и мы все… В Рождествене вон тоже тетка родная, в Грязно… И мать тутошная… Русский человек без родни не живет. Санька тот же… Паня, сестра моя, его мать, в блокаду умерла… Он в детдоме три года прожил. У нас тут немцы… Я скольких потеряла… После войны он-то сразу к своим. А какие письма писал, просил, чтобы из детдома выхлопотали. Так между городом — там отцовская родня — и нами и живет. Никого не забывает. — Анастасия Петровна вздохнула тяжело.