Спящие боги
Шрифт:
— Ну, ничего-ничего. — приговаривал Творимир. — Все как-нибудь обойдется. Может, ночь сегодня будет безлунный. Может, целый месяц будет пасмурная погода. Может, дева-птица уже обо всем знает и не прилетит…
И много-много он выдумал таких «может», и, в конце концов уверился, что какое-нибудь из них непременно сбудется, и даже смог унять дрожь…
Ночь. Творимира вывели во двор. И царь, и воевода, и еще с полсотни воинов — все выжидающе глядели на него. На небе — ни облачка. Полная Луна сияла в небольших, оставшихся после ушедшего дождя лужицах.
Вдруг царь шагнул навстречу,
— Ты помни: у тебя два пути либо кольчугу нам передать и жить припеваючи, либо — назад в подвал. Ты уж сам думай…
Замок остался позади — они шли сначала полем, затем — лесом. И теперь Творимир дрожал, волнуясь уже о том: удастся ли найти место встречи. Но вот дорожка древнего парка, вот древний, расщепленный молнией дуб — здесь надо поворачивать к озеру…
А он все надеялся, что каким-то образом дева-птица останется в живых: может, увидит их сверху… И, когда оказалось, что она уже среди арок тумана, в водах, а ее одеянье серебрится на берегу — он придумал еще «может» — может сейчас она волшебными чарами раскидает похитителей, и унесет его, Творимира…
Одеяние уже в алчных руках Царя. Он внимательно его разглядывал, ухмылялся:
— Действительно — Лунное серебро. — повернулся к Творимиру. — Ты будешь жить, и получишь сто золотых! Я могу быть щедрым!..
Вообще-то Царь был несказанно рад по двум причинам: во-первых, из-за этого одеяния, стоимость которого стократно превышала размеры его казны; и, во-вторых, из-за того, что Творимир убил его брата — князя Лесного, которого он давно ненавидел, и собирался подослать к нему наемных убийц.
— Вон она — Ведьма! — испуганно крикнули разом несколько воинов.
На грани видимости, из туманных клубов подымался ее лик. Она глядела на Творимира — в ее взгляде не было укора, лишь печаль, слезы…
— Прости! — проникшись любовью к этой красе, закричал Творимир.
Он бросился к озеру, хотел плыть, но его схватили, повалили, оттащили назад.
— Что же вы! — он жалобно стенал, пытался вырваться. — Ведь подарили мне жизнь!.. Позвольте располагать этой жизнью!..
Над ним склонился Бриген Марк — в черных одеждах. Стало быть — век Царю служил. Предводитель "Черных Псов". Глядел на Творимира со звериной злобой, с презреньем. Сплюнул:
— Предатель!..
Творимир обхватил голову, зашептал:
— Уже второй раз ее предаю… На муки обрекаю…
Когда возвращались к замку, Царь говорил:
— Желаю, чтобы к утру притащили ведьму во дворец…
Воины зашептались. Царь продолжал:
— Ее можете не бояться. Теперь она лишилась колдовских сил…
С дюжину лодок кануло в тумане. Сидящие в лодках взяли сети, но, испуганные — они ждали, что «ведьма» окажет им сопротивление.
У входа в замок, навстречу Творимиру кинулся необъятный жировой шар. Сома, а это, конечно же была она, громко всплеснула руками. Нервно заголосила:
— Ох, уж и не ждала тебя увидеть, милок! Думала — замучили — схватила Творимира за руку. — Бледный-то какой! Ну, ясно — переволновался!.. Надо кушать-пить…
— Не надо… — простонал Творимир, хотя, в самом деле, страстно желал напиться.
— Он у меня в милости! — ухмыльнулся Царь,
поглаживая лунные одеяния. — Дать ему лучшее вино и жаркое! Ни в чем не отказывать!..И вот Творимир вновь в помещении с необъятными бочками: непонятно откуда слышались стоны, чавканье. Он почти не ел, но пил не отрываясь — хотел упиться до бессознательного состояния, но сознание не уходило.
Раскаленным шилом пронзало голову слово: "Предатель!" — оно пилило ноги, разрывало шею, вспарывало живот, выдавливало глаза.
Затем, откуда-то сверху, сквозь стены, пришел мученический стон.
Сома бросилась из помещения, но вскоре уже вернулась и возбужденно заговорила:
— Поймали ведьму! Во двор притащили! Гадость какая! Солнце взошло, всю кожу у нее сожгло! Теперь корчится! Хоть бы убили, но Царь не хочет — потешается…
Творимир зажал уши — со стоном повалился головой на стол. Пролежал так невыносимо долго, но как разжал уши — все тянулся этот мученический стон. Вновь зажал уши — стон не прерывался.
— Хоть бы проткнули мне уши! — так завопил — запустил бутылкой в окружающий мрак.
А потом подбежал к Соме, схватил ее за плечи, начал трясти:
— Ну, что же ты стоишь, а?!.. Давай еще пить! Всю выпивку, какая есть — тащи!.. Давай же!..
И еще что-то вопил, а она подносила все новые бутыли. Он пил не останавливаясь — живот разбух. Стон не прекращался…
Потом он повалился на пол, и затрясся там в судороге — изо рта била рвота. Рвота прошла, а стон не прекращался. Он продолжал пить. Дальнейшего не помнил…
Очнулся в кровати Жары — она навалилась на него своим мясистым, большим, жарким телом, и шипела:
— Ваши остаются здесь неведомо насколько. Так что — мы будем с тобою, сладенький мой…
Но сквозь ее шипенье он услышал стон. Нервно вскричал:
— Что с ведьмой? Она что — еще жива?..
Жара плотоядно ухмыльнулась:
— Перед закатом, кажется еще дрыгалась, но ее отдали на растерзанье собакам…
— Не говори так, слышишь ты!!
— Как угодно, сладенький. А ведьма уже подохла.
— Так кто же стонет тогда?
— Никто не стонет. Ну, разве что я… — и она сладострастно застонала.
Творимира терзало раскаянье, но он не хотел терзаться. Конечно — легче было погрузиться в удовольствия. И он погрузился…
Незаметно пролетела ночь с Жарой, затем день — с Сомой…
Вечно пьяный, бесчувственный, он то пил, то спаривался. Если прежде он никогда не ругался, то теперь постоянно сыпал грубейшей руганью. Раз, неподалеку от покоев Жара столкнулся с каким-то воином. Ему почудилась измена — в пьяном припадке избил воина едва ли не до смерти.
Затем — ползал по полу, по лестнице — его рвало. Увидел — Стреву — страшная, иссушенная, она стояла рядом и ухмылялась. Творимир, словно собака, попытался вцепиться ей в ногу, но она отступила и ударила ногой в челюсть — выбила несколько зубов…
— А?! Что?! — вскричал Творимир, и вдруг протрезвел.
Перед ним было зеркало. В зеркале отражался мерзкий, распутную жизнь проведший старикашка. Он весь ссохся, изнутри выгорел. Но мучительно набухали мясистые жилы — он уже разлагался, смердел.