Спящие боги

— Что?.. Тридцать лет? — тихо прошептал Творимир. — Дайте мне зеркало. Скорее…

— На, гляди! — усмехнулась постаревшая Любава. — Было бы на что глядеть…

Творимир долго не мог унять дрожь в руках, но вот, наконец управился… Из зеркала на него глядел раньше времени состарившийся, поседевший человек. У него не было одного глаза, лицо перекраивали многочисленные, и некоторые очень глубокие шрамы. Зато одет он был весьма богато, да и вообще — окружающий шатер был завален всякой роскошью.

— А ведь все это грабленое. — догадался Творимир.

— Ты чего? — женщина уперла руки в бока, раздраженно на него уставилась. — Это у врагов отвоевано, этим нас государь наградил! Ты что — беднякам это раздать вздумал, дурень?!..

Творимир отшатнулся в сторону, и горестно вскричал:

— Ведь я уже старик!.. Верните мне годы…

— Да совсем ты что ли спятил, дурень?! — взревела Любава. — Какие тебе годы возвращать?..

— Куда ушли эти годы, куда?! — Творимира трясло, он чувствовал в себе темную, мучительную злобу.

И наплывали воспоминанья. Уже не сотни — тысячи схваток. Однообразных, кровавых. Почти каждый день на протяжении этих тридцати лет он кого-нибудь убивал. Вначале убийство пугало, убитые снились, но потом привык. Ему доводилось убивать и женщин, и почти детей. Он часто получал раны. Раз ему рассекли живот, и он с выпотрошенными кишками несколько часов полз до своего лагеря, кишки цеплялись за трупы и их приходилось выдергивать… после этого он поседел.

К врагам, похитителям Гроба Весны Творимир относился с однообразной, всегда сильной ненавистью. И в каждом дне он уделял несколько часов на ненависть, на исступленную ругань в их адрес.

А еще у него была Любава. Вначале исступленно в него влюбленная, она со временем также исступленно его возненавидела. Однако, она не уходила от него. Повопить на супруга, а иногда и вступить с ним в рукопашную было для нее величайшим наслаждением. Творимир уже не раз думал, чтобы убить ее, и раз даже травил, но она выжила…

Сына назвали Володом, в честь художника, воспоминания которого уже почти истерлись из памяти Творимира. Волод-младший не знал ничего кроме войны, и первого человека убил, когда ему едва исполнилось тринадцать. Сейчас ему было двадцать два… Он истово бился за государя, но также он мог драться и за какого-нибудь бандитского атамана.

— Отец. — резко выговаривал он. — Ты так устал от всего. А завтрашний бой — решающий.

— Да… — прошептал Творимир. — Я слишком устал. От всего.

— А раз устал — доверь это дело мне! — торжествующе крикнул Волод-младший.

— Возьми эти пять тысяч… — устало выдохнул Творимир.

И Любава и Волод-младший младший были в заговоре. Они ждали долгого спора, и уже распределили роли. Столь быстрая победа их ошеломила. Они заподозрили, что у Творимира что-то замышляет, и теперь глядели на него зло, чего-то ждали. А Творимир медленно уселся в глубокое кресло, и тихо попросил, чтобы принесли ему вина.

Любава взвизгнула:

— Вина захотел?!.. Да чтобы ты родному сыну чего дал?!..

Творимир зажал уши, закрыл глаза, склонил голову и мучительно застонал.

Подумал было, вновь бежать к полям, но уже чувствовал — на это нет сил. Да и какой смысл бежать? Чтобы вновь провалиться сквозь время? Оказаться уже перед самой смертью?..

Ему было страшно. Он жаждал вырваться из этой бесконечной войны, и в тоже время, он тупая, темная ненависть к «разбойникам» терзала его.

И в таком болезненном состоянии он забылся сном…

Разбудил его быстрый, тут же оборвавшийся всхлип. В темноте шатра быстро шевелился какой-то контур. Вдруг запах крови ударил в ноздри — тогда Творимир завопил:

— Стража!..

Силуэт бросился на Творимира, но во тьме споткнулся об один из переполняющих шатер предметов. Распахнулся полог, метнулся свет факелов. И вот уже схватили, до треска костей вывернули руки. Это был мужчина лет тридцати пяти или сорока. Лицо бледное, темными от ненависти глазами глядел он на Творимира.

А Творимир огляделся — жена и сын уже остывали — глотки их были перерезаны. Только то, что он по обыкновению спал в глубине шатра, спасло ему жизнь. С одной стороны они ничего для него не значили, а с другой — какая-то часть его сознания налилась чернотой и разъела все остальное.

— Убийца! — заскрежетал он.

— Это ты убийца! — смело крикнул пойманный — попытался плюнуть в Творимира, но не попал.

Несчастного повалили, стали извивать ногами.

— Довольно пока! — крикнул Творимир.

Пойманного поставили на ноги — теперь его лицо было разбито, залилось кровью. Он зло усмехался:

— Что не узнал меня?! А я вот узнал! Все это время на тебя охотился! Ведь ты мою мать убил! А сколькие еще были тобой убиты, скольких по твоему приказу замучили!..

— Не правда! — вновь крикнул Творимир, хотя уже знал, что все это правда.

— Я готов к мукам и смерти, жаль только, что не удалось до тебя добраться!..

— Все равно — правда на нашей стороне! — топнул ногой Творимир (но он чувствовал себя и неправым, и слабым, и совсем запутавшимся).

— Ради чего вы начали эту войну?..

— Увести его? — осведомился начальник стражи (тоже, кстати бледный, предчувствующий расправу за то, что убийца проскользнул через все его заставы).

Но Творимир дал знак оставаться — с деланным презрением обратился к убийце:

— Мы начали войну ради Гроба Весны, который вы выкрали…

— Верно. Но только не называй нас разбойниками. Разбойники это вы. С чего вы взяли, что Гроб Весны ваш? Весна вам об этом сказала? Сомневаюсь! Просто захотели прикарманить благодать. При приближении к Гробу прибавляются силы — за это чудо «святоши» прибирали немало золотых. Но многие ли знали, что, если гроб заполнить зернами, то из этих зерен взойдут плоды втрое больше обычных, взойдут втрое быстрее, и дадут такое потомство, что всю землю родимую разом накормить можно? Мы, простые люди, могли бы жить сыто, но вместо того — голодали. Выкрали?.. Нет — просто забрали то, что вы себе нагло прикарманили. Вначале нас было очень мало — иные слепо подчинились тирану. Но мы быстро множились, и город наш чудесным образом рос. Вскоре нас станет так много, что мы выйдем из города, и просто растопчем ваш лагерь. Гнусные убийцы! Истязатели! Презираю вас!..

Он хотел еще раз плюнуть в Творимира, но его сильно ударили, и затем, уже бесчувственного вынесли из шатра.

Появились еще какие-то люди, выражали соболезнование, разражались ветвистыми ругательствами на «разбойников». Творимир стоял, рассеяно их слушал. Разные противоречивые чувства мешались в нем, но все это были сильные чувства…

И вот в палату вошел Бриген Марк. За эти годы Бриген располнел, изъелся морщинами. Бриген был обвешен драгоценностями. Его большое тело не вмещало всего того, что он желал уместить. Сокровища теснились одно на другое, и, видно немало весили. Но Бриген привык к этому неудобства.