Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны

Части группы армий «А» пересекли нижний Дон, где Манштейн вел отчаянное сражение, чтобы удержать проход, только 18 января, а штаб Клейста и большая часть 17–й армии не отходили на более или менее безопасный плацдарм, охватывающий Кубань и Таманский полуостров, до конца месяца. Ростов был, наконец, взят 14 февраля после отчаянного сопротивления. Если бы русские войска у Сталинграда высвободились для других операций в начале января, Клейст, вероятно, был бы обречен [72].

Поэтому в конечном счете в последние ужасные недели уничтожения и агонии 6–я армия погибла не напрасно; Гитлер, наконец, был прав, когда призывал Паулюса держаться до конца, сказав, что «каждый выдержанный 6–й армией день помогает всему фронту» [73].

Но ошибки немцев не были исключительно ошибками Гитлера. По прошествии времени немецкие комментаторы почти всю вину за окружение 6–й армии и успех первого русского удара 19 ноября возложили на Гитлера и на его приказы «не отступать». Но немецкая разведка, на которую, вероятно, оказывала влияние гитлеровская политика, требовавшая разгрома русских, кажется, лишь частично преуспела в оценке возможностей Советов и определении районов главного удара русских сил.

«На оценку и интерпретацию часто влияло то, что желаемое выдавали за действительное» [74].

Это правда, что молчание радио, ночные перемещения войск, введение в заблуждение и другие меры безопасности затруднили предсказание как времени, так и точного места возможной контратаки русских. Немцы знали: что – то готовится (а «интуиция» Гитлера относительно места атаки оказалась верной). Беспокойство постоянно росло начиная с октября. В районе дислокации 6–й армии были замечены и зафиксированы признаки концентрации противника на флангах, а по данным разведки, в районе 3–й румынской армии созданы новые советские предмостовые плацдармы на Дону. Некоторые даже предсказывали место и время с приблизительной точностью. Тем не менее то, что эксперты разведки называют «индикаторами», не было а) оценено достаточно серьезно или б) в нужной степени. Немцы потеряли след русской 5–й танковой армии вплоть до советского удара, и только 6 января прогнозы разведки отмечали, что «главный удар ожидается в районе сосредоточения группы армий «Центр» (далеко к северу от Сталинграда). Неясно, готовят ли русские также более крупные операции на Дону» [75].

Главным фактором при разгроме Германии оказалась попытка нацистов сделать слишком многое, имея слишком мало, а вся их кампания основывалась на структуре снабжения и тыловой поддержки, которая совершенно не была приспособлена к огромным расстояниям, разбросанным путям сообщения и экстремальным климатическим условиям. Единственным железнодорожным мостом через Днепр оставалась крошечная труба в Днепропетровске, через которую должно было осуществляться все снабжение группы армий «А» и большей части группы армий «Б». В довоенное время ни один офицер, который бы осмелился предложить такое решение тылового обеспечения во время бумажных войн в германской военной академии, не смог бы ее закончить.

Русские тоже делали ошибки – тактические и стратегические.

Они не разгадали намерения немцев и считали, что наступление на Сталинград – это попытка окружить их с фланга и отрезать с юга Москву. Слишком много их солдат было сконцентрировано на Центральном фронте и слишком мало – на юге.

Когда 6–я армия была надежно зажата под Сталинградом, для последней атаки с целью ее уничтожения русским потребовалось не шесть, а 23 дня. Такое наступление не было необходимым; фактически оно, вероятно, помешало более крупному триумфу русских. 6–ю армию надо было оставить погибать в окружении; если бы основные силы русских были брошены против Манштейна, удерживающего ростовские ворота, они могли бы захлопнуть их перед Клейстом и одержать двойную победу.

Как заметил фон Зенгер унд Эттерлин, «только слабые силы должны были удерживать окруженную немецкую армию в то время как сильные части надо было освободить для преследования и осуществления многих других заманчивых стратегических задач» [76].

Русские были медлительны при развитии своего успеха и слишком негибкими, чтобы воспользоваться появившимися возможностями; их стратегия оказалась далеко не блестящей; они просто медленно и тяжело разрабатывали ошибки немцев» [77].

Их собственный взгляд на свои ошибки, хорошо изложенный в «Военном опыте», раскрывает их многие тактические промахи.

В первых боях за Сталинград в сентябре и октябре коммунисты сражались числом, а не умением.

«Часть за частью солдат бросали в бой… Солдаты шли, не имея представления о системе обороны противника… Разведка была поверхностной…

Основная масса пехоты была неактивной на поле боя…

Между пехотой, танками, артиллерией и авиацией не было взаимодействия. Каждая служба действовала сама по себе.

Командование и боевая подготовка солдат оставались недостаточно хороши» [78].

Позже, когда победа раздарила свои лавровые венки, комментарии в «Военном опыте» стали более хвалебными; вероятно, справедливо будет согласиться с тем, что Сталинград «ознаменовал начало новой главы в советском военном искусстве», от огромных вооруженных орд прошлого до лучше организованной, лучше обученной, более целостной армии с более профессиональным командованием. И все же победу русские одержали главным образом за счет численности. Психологически Советы стимулировали действия своих солдат пряником русского национализма и патриотизма и кнутом жесткой коммунистической дисциплины – буквально, «смерть лучше плена».

«С обеих сторон выделились два лидера – русский маршал Жуков, который был архитектором победоносного плана, и немецкий фельдмаршал Манштейн, который чуть было не сорвал этот план» [79].

Последствия Сталинграда для германской армии и ее лидеров, готовых (на поле боя) к смерти, были горестно – ироничными. Генерал Вальтер фон Зейдлиц – Курцбах, командующий разгромленным 51–м корпусом, который несколько раз призывал к осуществлению прорыва, возглавил группу пленных немецких офицеров (Союз немецких офицеров) под патронажем Советов в попытке сделать то, к чему презрительно относились союзники – отстранить германских лидеров от руководства Германией. Паулюс, но особенно Зейдлиц со своим Союзом немецких офицеров, являвшимся частью Национального комитета свободной Германии, подвергли нападкам Гитлера и его войну в радиовещании на их родину (после неудавшегося заговора против Гитлера летом 1944 года). Паулюс остался жив и давал в Нюрнберге показания против немецких генералов, которыми он некогда восхищался, но его заслуги потускнели, и после войны лишь коммунистическая Восточная Германия дала приют Паулюсу, Зейдлицу и их сторонникам.

Разгром немцев под Сталинградом стал результатом безумного гения, жаждущего мирового господства. Он допустил просчет, который рано или поздно допускает большинство тех, что обладают великой властью: он пытался достичь неограниченных целей ограниченными средствами и стал жертвой уверенности в собственной непогрешимости.

А тысячи солдат нашли смерть под Сталинградом и лежат сейчас погребенными под руинами в подвалах и необозначенных могилах под Мамаевым курганом или на берегах матушки – Волги.

«Сколько миллионов погибло, чтобы Цезарь мог быть великим!» [80].

Как написал Уинстон Черчилль, под Сталинградом «повернулась ось судьбы» [81].

Глава 6 Сицилийская кампания – стратегический компромисс 10 июля – 17 августа 1943 г

Сицилийская кампания – крупнейшее наступление с высадкой морского десанта – ознаменовала «конец начала» на долгом пути союзников к победе во Второй мировой войне.