Среди овец и козлищ

– Что-то не понимаю, как такое может быть, Грейси, – сказала она.

Какое-то время мы сидели молча. Даже радио, похоже, задумалось. Я пересчитала взглядом все дома и подумала: может, викарий прав? Что, если миссис Кризи исчезла лишь потому, что на этой улице не хватало Бога? Что Он неким непостижимым образом вдруг упустил нас из вида и оставил в людских судьбах дыры, в которые они проваливались и исчезали.

– Наверное, нам все же стоит навестить Уолтера Бишопа, – сказала я. – Возможно, стоит проверить, живет ли там у него Бог.

Обе мы снова посмотрели на дом номер одиннадцать. И он тоже смотрел на нас пропыленными стеклами окон среди осыпающейся штукатурки. Вдоль кирпичного фундамента тянулись сорняки, занавески и шторы были задернуты, словно хозяин дома хотел отгородиться от всего остального мира.

– Не думаю, что это хорошая идея, – заметила Тилли. – Думаю, следует прислушаться к людям, которые советуют держаться от него подальше.

– А ты всегда прислушиваешься к тому, что говорят люди?

– Ну, по большей части, – ответила Тилли.

Я помогла ей подняться на ноги и предложила вместо этого навестить Эрика Лэмба. Свернула карту и убрала ее в карман.

Но когда мы зашагали по улице к дому номер десять, я еще раз посмотрела на дом Уолтера Бишопа и кое о чем подумала.

Потому что для себя уже решила: эту тайну нам непременно надо разгадать.

Разыскать Эрика Лэмба оказалось нетрудно.

Вне зависимости от того, какая была погода, он находился в саду, копал или пропалывал, вдавливал семена в мягкую землю. Если шел дождь, все видели, как он стоит под огромным зонтом, обозревает свои владения, а временами скрывается в сарае, что в дальней части сада, с маленькой фляжкой в руке и в вязаной шапочке с помпоном. Я, бывало, тоже ждала под этим навесом, пока отец расспрашивал, как лучше сделать компостную кучу или когда следует подрезать розы. Эрик Лэмб всегда очень долго раздумывал над ответом, словно слова были маленькими побегами, которым нужно время прорасти.

– Так вы делаете обход садов? – спросил он.

Я стояла вместе с Тилли в том же сарае. Тут пахло землей, деревом, слегка – креозотом, и было темно и безопасно.

– Да, – после долгой паузы ответили мы. Манера говорить медленно оказалась заразительной.

Он смотрел не на нас, а в маленькое окошко, запылившееся за много лет.

И после паузы спросил:

– Зачем?

– Так поступают все герлскауты, – ответила Тилли. – Зарабатывают себе жетоны.

Она покосилась на меня, ища одобрения, и я кивнула.

– Зачем? – снова спросил он.

Тилли, стоя за спиной у Эрика Лэмба, пожала плечами и скроила забавную рожицу.

– Это показывает, что человек на что-то способен, – ответила я, избегая смотреть на гримасы Тилли.

– Разве? – Эрик Лэмб свинтил крышечку с фляжки, стоявшей на полочке. – Неужели думаете, что наличие этого жетона доказывает, что человек на что-то способен?

– Нет. – Я чувствовала себя как студент, попавший по ошибке не в ту аудиторию.

– Тогда к чему все это? – спросил он и взялся за фляжку.

– Наверное, для того, чтоб почувствовать сопричастность? – вступила Тилли.

– Это символ, – сказала я.

– Да, символ, – повторила Тилли, хотя вышло у нее как-то неуверенно.

Эрик Лэмб улыбнулся и завинтил крышечку на фляге.

– Ну, раз так, давайте выйдем отсюда и заработаем каждой из вас по эмблеме.

Сад у Эрика Лэмба, казалось, был побольше, чем наш, хоть я и знала, что размер всех садов одинаков.

Возможно, потому, что земля была аккуратно разделена на секции, в то время как у нас валялись в саду какие-то старые коробки, в дальнем углу ржавела газонокосилка, а из газона были вырваны целые клочья травы – результат деятельности Ремингтона, когда наш пес был моложе, стройнее и носился по лужайке как бешеный.

Мы стояли у края этой таинственной территории, сплошь размеченной колышками и натянутыми между ними тонкими веревочками.

Эрик Лэмб скрестил руки на груди и указал кивком вдаль.

– Что самое главное для сада, как думаете? – спросил он.

Мы тоже скрестили руки, словно это помогало думать.

– Вода? – спросила я.

– Солнце? – сказала Тилли.

Эрик Лэмб улыбнулся и покачал головой.

– Веревочки? – уже отчаиваясь, предположила я.

Закончив смеяться, он распрямил руки и сказал:

– Самое главное – это тень садовника.

И я решила, что Эрик Лэмб очень умен, хоть до конца так и не понимала, почему именно. В нем чувствовались свобода и некая неторопливая мудрость, которые, как благодатная тень, ложились на эту почву. Я смотрела на сад и видела белых бабочек, танцующих над георгинами, фрезиями и геранью. Все цвета радуги сошлись в едином хоре, пели и требовали моего внимания, – казалось, я услышала это впервые в жизни. Потом вспомнила о грядке с морковкой, которую посадила в прошлом году (морковь так и не выросла, потому что я то и дело выкапывала ее, посмотреть, жива она или нет), и мне стало немного стыдно.

– А откуда вы знаете, где и что надо сажать? – спросила я.

Эрик Лэмб, подбоченясь, смотрел вместе с нами на сад, затем кивком снова указал куда-то вдаль. Я видела, что земля въелась в его пальцы, уютно устроилась в складках и морщинках кожи.

– Надо сажать растение среди ему подобных, – ответил он. – Нет смысла сажать анемон среди подсолнечников, правильно?

– Правильно, – почти одновременно ответили мы с Тилли.

– А что такое анемон? – шепотом спросила она.

– Понятия не имею, – ответила я.

Думаю, что Эрик Лэмб это заметил.

– А все потому, что анемон просто погибнет, – сказал он. – Ему нужны совсем другие условия. Есть вполне логичное место для каждого растения. И если сделать все с умом, тот же анемон будет цвести пышным цветом.

– И все равно, – не унималась Тилли, – откуда вы знаете, где для растения самое правильное место?

– Опыт. – Он указал на наши тени, вытянувшиеся на земле. На свою, широкую и мудрую, как дуб, и наши с Тилли – узенькие, изломанные и неуверенные.

– Оставляйте тени на земле, – проговорил он. – Если оставить много теней, непременно придет время, когда вы узнаете ответы на все вопросы.

И он раздал нам полотенца и алюминиевые ведра и послал нас на другой конец сада делать прополку. Он вручил нам также перчатки (мне досталась правая, а Тилли – левая), но они были слишком большие и неудобные, и через несколько секунд мы их сняли. Земля была мягкой и послушно проскальзывала между пальцами.

Через несколько минут над изгородью, отделявшей сад Эрика Лэмба от Шейлы Дейкин, возникла голова Кейти.