Срединное море. История Средиземноморья

За что он заслуживает осуждения, так это за обращение с каталонцами. Несмотря на то что они были стойкими сторонниками Карла Габсбурга, в XIII статье англо-испанского договора Филипп из уважения к королеве Великобритании даровал им амнистию и все привилегии, коими в то время пользовались кастильцы, «о которых король заботился более, чем о каком-либо другом народе Испании». Однако с самого начал было очевидно, что он не собирается прощать их, считая нелояльными, и в начале 1713 г. потребовал безоговорочного повиновения. Как и следовало ожидать, каталонцы отказались и учредили у себя временное правительство. Сразу после этого, в июле 1714 г., Филипп отправил войска, чтобы окружить Барселону. Город оказал сопротивление и продержался почти два месяца. Даже когда осаждающие соединились с французской армией лорда Бервика и французским флотом, они отказались сдаться. В ночь на 11 сентября начался решающий штурм. Каталонцы упорно защищали каждую улицу, а то и каждый дом, пока не осталось тех, кто мог сражаться. Выживших продали в рабство, а знамена Каталонии по приказу короля сжег на рынке палач.

Сомнительно, чтобы Филипп испытывал какие-то угрызения совести по поводу своего обращения с каталонцами. Зато у него появились основания сожалеть об уступке испанских владений в Италии. Вскоре после смерти в 1714 г. своей первой жены, Марии Луизы Савойской, он женился на двадцатидвухлетней Елизавете Фарнезе, племяннице и падчерице герцога Пармского. Новая королева, не отличавшаяся красотой, воспитанием и опытом, вела себя не лучшим образом. Еще до прибытия в Мадрид она затеяла ссору с герцогиней дез’Юрсен, которая проехала полстраны, чтобы встретиться с ней, на ступеньках придорожной гостиницы, бесцеремонно отослав ее одну, дрожащую от холода, через заснеженные Пиренеи во Францию. По прибытии в столицу она немедленно вызвала к себе агента своего дяди, умного, но беспринципного священнослужителя Джулио Альберони, сына садовника из Пьяченцы. С этого дня всякое французское влияние при дворе исчезло, зато все более усиливалось итальянское, и Альберони, которого папа Климент XI по просьбе Елизаветы три года спустя сделал кардиналом, без особого шума занялся общим переустройством дел в Испании, особое внимание обратив на организацию флота.

Поскольку после королевы Марин Луизы осталось трое сыновей, у Елизаветы было мало шансов удержать за собой испанский трон. В перспективе она намеревалась унаследовать после смерти дяди Парму и Пьяченцу, а также, возможно, Тоскану на основании того, что происходила из рода Медичи. Но не одна Елизавета лелеяла такие надежды. Император Карл все еще испытывал разочарование от распределения земель после войны за испанское наследство. В особенности его возмущало то, что Сицилия досталась Савойскому дому; известно, что он предлагал Виктору Амадею обменять ее на Сардинию. Елизавета и Альберони, в свою очередь, были полны решимости не допустить ничего подобного: Сицилия, став частью империи, представляла бы постоянную угрозу для Средиземноморского побережья Испании. Однако прежде всего они приняли меры против Сардинии, принадлежавшей императору. В августе 1717 г. из Барселоны отбыла экспедиция в Кальяри, и к концу ноября остров оказался в руках нападавших. Лишь теперь, ободренные таким легким успехом, они решили двинуться прямо на Сицилию. 1 июля 1718 г. испанские войска высадились в районе Палермо, где их ожидал теплый прием. Это дало испанцам веское доказательство в пользу того, что оба острова, находившиеся под властью Арагона с XIII столетия и за сто лет до его объединения с Кастилией, были даже более испанскими, чем большая часть самой Испании.

В то время это вполне соответствовало действительности. Но вряд ли такой аргумент мог повлиять на Карла VI, и Карл заключил союз, который ошибочно называют четверным альянсом, с Англией и Францией. [262] Империя не располагала флотом, но его предоставила Англия. Британская эскадра под командованием адмирала сэра Джорджа Бинга поспешила к Сицилии, где полностью уничтожила испанский флот при мысе Пассеро, у юго-восточной оконечности острова. К несчастью, Англия в это время не находилась в состоянии войны с Испанией, а действовала лишь от имени своего союзника — императора, поэтому действия Бинга вызвали волну насилия, последствия которого почувствовала на себе вся Европа, даже Швеция Карла XII и Россия Петра Великого. Виктор Амадей громко протестовал, но ему пришлось покориться неизбежному. Королевство Сицилия уплыло у него из рук и досталось Карлу; в возмещение ему передали Сардинское королевство. Поскольку в деле была замешана Англия, то Альберони в ярости угрожал двинуть против нее вторую Армаду. [263] Эту угрозу в Лондоне восприняли очень серьезно. 17 декабря 1718 г. парламент объявил войну. Менее чем через месяц Франция сделала то же самое.

262

Голландия тоже участвовала в альянсе, но чисто формально. Антивоенная позиция голландских коммерсантов оказывала слишком значительное влияние на политику страны.

263

Под первой подразумевается Непобедимая армада, потерпевшая поражение в 1588 г. — Примеч. пер.

Армада, отплывшая летом 1719 г., добилась не большего успеха, чем ее знаменитая предшественница: попала в шторм в Бискайском заливе, и многие корабли ее потерпели крушение у Финистера, так и не достигнув британских вод. Отдельная экспедиция добралась до шотландских берегов и действительно высадила испанский экспедиционный корпус в Западной Шотландии, где, однако, местные кланы быстро расправились с ними. Более серьезным и еще более неожиданным для Испании оказалось то, что прибыла французская армия под командованием герцога Бервика. Филипп V с трудом верил, что родная страна подняла оружие против него, и что Бервик выступил против него, старого друга, но вскоре его иллюзии рассеялись. Он ничего не мог сделать, поскольку его собственная армия отплыла на Сицилию. Ему приходилось в бессильной ярости наблюдать, как враг вторгся в Каталонию и оккупировал Виго.

Альберони, главный виновник этой катастрофы, не мог более удержаться у власти. В декабре 1719 г. он стал жертвой заговора, который возглавил его бывший патрон герцог Пармский, и был отправлен в отставку, а затем изгнан из Испании. В международных делах он показал себя авантюристом и интриганом, человеком нетерпеливым и чрезмерно честолюбивым; с другой стороны, во внутренних делах Альберони продемонстрировал прекрасные администраторские способности, и хотя прежде всего был патриотом Италии, он усердно и в целом успешно работал на благо своей новой родины. После его отъезда, как казалось, причин для вражды не оставалось, и Филипп рассчитывал на благоприятные условия, однако ему пришлось разочароваться. Англия, Франция и империя отказались вести с ним переговоры до тех пор, пока Испания также не присоединится к четвертому альянсу, что она с величайшей неохотой и сделала 17 февраля 1720 г.

Когда все коллективные международные соглашения, известные как Утрехтский договор, были подписаны в первые четыре месяца 1713 г., Венеция уже четверть столетия владела Пелопоннесом. Ее новый имперский эксперимент не увенчался успехом. Предшествовавшие отвоеванию годы турецкой оккупации довели некогда процветавшие земли до нищеты и разорения. Вскоре венецианцы поняли, что перед их администрацией стоят огромные и по большей части невыполнимые задачи. Угнетенное местное население, чей патриотизм возрос, как всегда, под влиянием православной церкви, мечтало о собственной государственности и не видело большого преимущества в том, что их господ мусульман заменят христиане-схизматики, относившиеся без особых симпатий к их чаяниям. Другой проблемой являлась оборона полуострова. В прежнее время, когда венецианское присутствие было представлено несколькими важными торговыми колониями и гарнизонами в городах, сил более-менее хватало. Но как можно обезопасить от вторжения извилистую береговую линию длиной примерно 1000 миль? Даже такие оборонительные сооружения, которые представлялись необходимыми — подобные мрачной крепости Акрокоринф, до сих пор остающейся одним из самых впечатляющих примеров венецианского фортификационного искусства из дошедших до нас, — могли лишь усилить недовольство местного населения, с которого брали налоги на их возведение и которое заставляли работать на их строительстве. Неудивительно, что когда в 1715 г. турецкие войска вновь появились на территории Пелопоннеса, их встретили как освободителей.

Дамад Али, великий визирь султана Ахмеда III, планировал комбинированную операцию, в ходе которой сухопутные войска должны были пройти через Фессалию, в то время как флот плыл на юго-запад по Эгейскому морю; в течение лета наступление на суше и на море привело к успеху. Когда флот прибыл к месту назначения, он уже принудил к капитуляции Тинос и Эгину, тогда как армия овладела Коринфом после пятидневной осады. Та же участь постигла Навплию, затем Модон и Корон, Монемвасию (Мальвазию) и остров Киферу. Той порой турки на Крите, вдохновленные успехами соотечественников, атаковали и захватили последние венецианские форпосты. К концу 1715 г. Крит и Пелопоннес были потеряны и все великие победы Франческо Морозини пошли прахом — турки вновь стояли у ворот в Адриатику. Венеция сохраняла лишь один оплот — Корфу.

Армия, которую в начале 1716 г. великий визирь двинул против цитадели на Корфу, насчитывала 30 000 пехотинцев и 3000 всадников. Силы венецианцев оцениваются по-разному. Они были явно меньше, однако при осадах это имеет меньшее значение, чем методы взятия и обороны крепостей, в чем венецианцы были весьма искушены и могли считаться едва ли лучшими специалистами своего времени. Фельдмаршал Маттиас Иоганн фон дер Шуленбург сражался под знаменами Мальборо при Аудернарде и Мальплаке, а после этого попросился на службу к венецианцам. Всю зиму новый командующий усиливал укрепления Корфу. И хотя Шуленбург не мог воспрепятствовать турецким войскам высадиться на острове, он сумел противопоставить им фортификационную систему более совершенную, чем все, с чем им приходилось сталкиваться прежде.

Осада продолжалась все жаркое лето. Однако в начале августа пришло сообщение, которое придало обороняющимся новые силы, а турок повергло в смятение: Венеция заключила союз с империей, которая, таким образом, вступила теперь в войну. Ставший почти легендарным принц Евгений вновь двинулся в поход. Он наголову разбил турецкую армию близ города Карловиц — того самого, где восемнадцать лет назад турки подписали договор, который теперь постыдно нарушили, — а вскоре одержал новую блистательную победу при Петервардейне, где его войска уничтожили 20 000 врагов и захватили 200 орудий, потеряв при этом только 3000 человек.

Эта столь неожиданно возникшая необходимость вести войну на двух фронтах, вероятно, привела турецкого командующего к мысли, что если он не сумеет овладеть Корфу быстро, то не сможет овладеть им вообще. В ночь на 18 августа он начал решающий штурм крепости при обычном «аккомпанементе» — грохоте барабанов, труб, ружей и пушек, ужасных криках и звуках боевого клича; примитивный, но небесполезный метод психологической войны. Шуленбург немедленно поспешил на свой пост, призвав всех сколь-либо боеспособных жителей Корфу — женщин и детей, старых и немощных, священников и монахов — принять участие в отражении приступа. Через несколько часов положение стало безнадежным, и он решился на неожиданную вылазку. Незадолго до рассвета во главе отряда в 800 человек он проскользнул через боковую калитку и ударил во фланг неприятелей с тыла. Успех был немедленным и полным. Застигнутые врасплох турки обратились в бегство, бросая ружья и снаряжение. Их товарищи по оружию на других участках стены пришли в замешательство и, увидев, что штурм провалился, также отступили, хотя и более организованно. В следующую ночь, словно для того чтобы закрепить успех венецианцев, разыгралась буря, причем такой силы, что за несколько часов турецкий лагерь пришел в жалкое состояние: траншеи превратились в каналы, палатки — в клочья, а то и вовсе поднялись в воздух со своими растяжками и полетели прочь. Многие из турецких кораблей, стоявших на рейде, срывало с якорей, бросало друг на друга и раскалывало словно лучину.