Срединное море. История Средиземноморья

И тут же начала повторяться история ла Фейяда. Новоприбывшие столь жаждали броситься в битву, что отказались ждать остальную часть армии и самостоятельно предприняли атаку на рассвете 25 июня. Вначале дела пошли плохо: первый отряд, по которому они открыли огонь, оказался недавно прибывшим соединением из Германии, шагавшим им на помощь. Когда порядок восстановился, они атаковали окопы турок, причем поначалу им сопутствовал успех. Затем внезапно случайный выстрел со стороны турок попал в бочки с порохом на одной из поспешно оставленных батарей. Турки славились своими саперами; их операции по минированию стали характерной особенностью ведения ими осады, и значительная часть ущерба, причиненного оборонительным сооружениям города, являлась результатом подземных взрывов. Теперь по рядам французов внезапно распространился слух, что вся земля под ними заминирована, что на батарее находился шнур со взрывчаткой и что детонация, которую они только что услышали, — это первый из целой цепи взрывов, которые разорвут их на куски. Началась паника. Солдаты в страхе побежали, в толчее спотыкаясь друг об друга. Увидев это внезапное и, с их точки зрения, совершенно необъяснимое бегство, турки перестроились и атаковали. Пять сотен французов погибло; через несколько минут их головы, насаженные на пики, с триумфом пронесли перед великим визирем Ахмедом. Среди них были головы герцога де Бофора и монаха-капуцина, который сопровождал армию в качестве духовника.

Для шеститысячного войска 500 человек не являются роковой потерей. Четыре дня спустя прибыли остатки армии короля Людовика и Морозини начал планировать новую атаку на Канею с востока. Однако дух новых союзников уже был сломлен. 24 июля французский военный корабль, вооруженный 70 пушками, подошел чересчур близко к турецкой береговой батарее и был взорван; через несколько дней де Ноайль холодно сообщил капитан-генералу, что приказывает армии взойти на борт и возвратиться домой. Протесты, мольбы и угрозы, просьбы со стороны уцелевшего местного населения и даже проклятия с церковной кафедры не возымели своего действия: 21 августа французский флот снялся с якоря. Всех охватило отчаяние, и малочисленные отряды, присланные папой, империей и даже мальтийскими рыцарями, также подняли паруса и направились на запад. Морозини и его гарнизон остались одни, и великий визирь отдал приказ к началу генерального штурма.

Каким-то образом его удалось отбить, но капитан-генерал знал, что теперь он побежден. Его гарнизон сократился до 3600 человек. В этом году более не ожидалось подкреплений, оборонительные сооружения лежали в руинах, и он понимал, что у него нет надежды удержать Кандию в течение следующей зимы. С другой стороны, выбрав немедленную капитуляцию и не ожидая, пока город возьмут штурмом (что было неизбежно), он мог добиться благоприятных и даже почетных условий перемирия. Правда, он не имел полномочий вести переговоры от имени республики, но знал, что по крайней мере в трех случаях в прошлые годы — первый имел место уже в 1647 г., а затем то же повторилось в 1657 и 1662 гг. — вопрос о мирных переговорах обсуждался в сенате и каждый раз находил некоторую поддержку. В любом случае выбирать ему не приходилось.

Противники достигли соглашения 6 сентября 1669 г. Великий визирь, немало восхищенный Морозини, проявил великодушие: венецианцы покинут город свободно и безо всякого ущерба в течение двенадцати дней, хотя этот срок может быть продлен (так оно и случилось на самом деле) в случае плохой погоды; все пушки, уже находившиеся на месте до начала осады, надо будет оставить там, где они стоят, остальные орудия они смогут взять с собой. Крит переходит под власть турок, но венецианцы могут сохранить за собой острова Грамвуса близ его северо-восточной оконечности, превращенный ими в крепость остров Спиналонга, а также город Ситию, расположенный на востоке, который никогда не сдавался врагу.

Итак, 26 сентября, после четырехсот шестидесяти пяти лет оккупации и двадцати двух — осады, знамя святого Марка в конце концов перестало развеваться над тем, что осталось от цитадели Кандии, и последние официальные представители республики возвратились в родной город. С ними ушло практически все гражданское население: никто не хотел оставаться под властью новых хозяев. Для Венеции случившееся означало конец эпохи. Она сохранила три своих аванпоста; кроме того, на карте Эгейского моря остались одна-две точки, где по-прежнему царствовал крылатый лев, хотя его рев утих, и даже ворчание было еле слышно. Крит был последним значительным владением Венеции за пределами Адриатики, и с его потерей не только ее власти, но и фактическому присутствию в Восточном Средиземноморье пришел конец.

Но по крайней мере то был великолепный конец. Венецианцы никогда не сражались дольше, не проявляли большего героизма, будь то на суше или на море; никогда не сталкивались с более стойким противником. В финансовом отношении цена оказалась невероятно высока, если же говорить о людских жизнях — то еще выше. Более того, почти четверть века венецианцы сражались в одиночку. Если союзники и оказывали им помощь — в тех сравнительно редких случаях, когда она вообще поступала, — то действовали, проявляя недовольство и равнодушие, действовали неадекватно, корыстно; временами — когда из-за них возникали долгие задержки и периоды бездействия или когда они внезапно отступали, никого не предупредив, — наносили явный ущерб общему делу. Даже в последние три года, когда прежняя тактика изнурения уступила место неистовству разрушения и кровопролития, иностранные вмешательства приводили лишь к деморализации и лишали оборонявшихся уверенности в себе.

Однако Франческо Морозини сдался не потому, что пал духом или потерял уверенность в себе. Причиной стало трезвое осознание того, что потери Кандии не избежать и выбирать можно было либо отбытие на почетных условиях в данный момент, либо массовую резню и разграбление, которые последуют чуть позже. Как и следовало ожидать, по прибытии в Венецию он оказался в трудной ситуации. Его обвинили не только в том, что он превысил свои полномочия, проведя переговоры с врагом, но и в трусости, измене и даже в растратах и коррупции. К счастью, у него не оказалось недостатка в сторонниках, которые поспешили выступить в его защиту, и когда вопрос в итоге передали на рассмотрение Большого совета, голосование закончилось с подавляющим перевесом в его пользу. Он вышел из этой истории, ничем не запятнав свою репутацию, — однако был полон решимости отомстить.

Действительно, вскоре маятник качнулся в противоположную сторону. Всего двадцать лет спустя, в 1681 г., венгерские протестанты, подданные императора Леопольда I, подняли восстание против того, что они считали католическим игом Габсбургов, и совершили почти безумный поступок — обратились к султану с просьбой помочь им. Мехмеду IV только этого было и надо, и весной 1683 г. он отправился в Эдирне, где его ожидала значительная армия. В нее входили целые полки артиллерии и инженеров, а также ряд соединений ополченцев, состоявших в основном из крымских татар. Когда они достигли Белграда, султан передал командование своему великому визирю Кара Мустафе («Черному Мустафе»), и последняя в истории великая османская армия, направленная против христианской Европы, двинулась к Вене.

Турки уже во второй раз пытались овладеть столицей империи. Сулейман Великолепный разбил лагерь под стенами Вены в сентябре 1529 г., однако потерпел полную неудачу: после осады, продолжавшейся менее трех недель, во время которой обороняющиеся оказали неожиданно упорное сопротивление, нехватка запасов и, главное, приближение зимы вынудили его отступить. У Кара Мустафы было то преимущество, что он прибыл в удачный сезон: подвел армию к городу 13 июля. С другой стороны, он не имел тяжелой артиллерии — транспортировать ее на такое расстояние было практически невозможно — и был вынужден рассчитывать по большей части на своих саперов и минирование укреплений, дабы устроить взрыв под ними и таким образом обрушить. Турки давно, можно сказать, специализировались в этой сфере. Как всегда, минирование оказалось чрезвычайно эффективно, и, вполне возможно, Вена бы пала, не подоспей как раз вовремя польская армия под командованием короля Яна Собеского. Внезапно турки оказались под смертоносным перекрестным огнем отчаянно сражавшегося гарнизона и освободителей с их великолепными полководцами; после битвы, продолжавшейся целый день, они бежали в беспорядке. Сулейман по крайней мере контролировал отступление и сохранил армию в целости; Кара Мустафа потерпел полное поражение. В один день репутация Османской империи как непобедимой силы, способной завоевать что угодно, развеялась навсегда. Впредь она никогда не создавала серьезной угрозы христианскому миру.

Вена расположена более чем в 200 милях от Средиземного моря, и ее безуспешная осада не нашла бы отражения на страницах этой книги, если бы она не вдохновила императора, папу и Собеского двинуться на разбитых турок. Венеция, по-прежнему горевавшая о потерянном Крите, теперь получила несколько довольно настоятельных предложений присоединиться к новой лиге, формировавшейся с наступательной целью: силами этого союза, при условии использования морских сил республики вместе с сухопутными силами других государств, султана можно будет выдворить из Европы навсегда, и ни одно государство не выиграет от его изгнания больше, чем сама Светлейшая республика.

Венеция не торопилась с ответом. Ей потребовалось более десяти лет, чтобы оправиться от последствий Критской войны. Готова ли она на самом деле еще раз поставить все на карту, ввязавшись в очередной конфликт? С другой стороны, ситуация коренным образом изменилась после поражения турок под Веной. Следующий этап войны можно будет, по крайней мере частично, развернуть на море; разве ее собственные интересы — не говоря уже о добром имени — не требуют проведения более активной политики? Турки ослабели, деморализованы; великий визирь, ненавистный Кара Мустафа, по возвращении в Константинополь был немедленно казнен по приказу султана; от их армии остались жалкие крохи. Не пришло ли время начать наступление и не только отомстить за потерю Крита, но и вернуть его и, возможно, также и прочие бывшие колонии? После долгих споров 19 января 1684 г. послу империи сообщили, что Венеция присоединится к лиге. [241]

241

Эта коалиция по примеру подобного рода союзов в прошлом получила название Священной лиги. — Примеч. пер.