Срединное море. История Средиземноморья

Капитан-генералом республики в то время был все тот же Франческо Морозини. Несмотря на то что он в конце концов сдал Кандию (что было неизбежно), он в свои шестьдесят четыре года оставался наиболее талантливым из венецианских военачальников, намного превосходившим всех остальных. Исполненный решимости и энтузиазма, он принял командование над флотом из 68 боевых кораблей, в число которых входили вспомогательные суда, посланных папой, мальтийскими рыцарями и великим герцогом Тосканским. Покинув гавань, он направился прямо к своей первой цели — острову Лефкас — и захватил его 6 августа после осады, продолжавшейся шестнадцать дней. Из быстрых завоевательных операций не многие могли бы дать такой стратегический эффект: Лефкас, расположенный между Корфу и Кефалонией, позволял своим обладателям одновременно контролировать вход в Адриатику и Коринфский залив; этот успех обеспечил также плацдарм, с которого через несколько недель небольшое сухопутное соединение перебралось на континент и вынудило сдаться замок Превеза. Тем временем в значительно более северных районах побережья христианское население Боснии и Герцеговины подняло стихийный бунт против своих турецких владык и двинулось к югу, в Албанию и Эпир. Еще севернее армии императора и Яна Собеского продолжали продвижение через Венгрию. К началу зимы Венеция и ее союзники имели веские причины гордиться своими успехами.

С наступлением весны 1685 г. Морозини отправился в поход против когда-то принадлежавшего венецианцам порта Короне, потерянного ими и перешедшего к туркам в 1500 г.; на берег высадилось около 9500 человек, в том числе солдаты имперских, папских и тосканских войск, а также 3000 венецианцев и 120 рыцарей ордена Святого Иоанна. На этот раз османский гарнизон оказал отчаянное сопротивление — белый флаг взвился над цитаделью лишь в августе. Затем, во время обсуждения условий капитуляции, турецкое орудие открыло огонь, убив несколько венецианцев. Переговоры сразу же прервались; союзные войска яростно ворвались в город и перебили всех. Вслед за этим одна за другой пали несколько крепостей; по прошествии двух-трех месяцев значительная часть северного Пелопоннеса оказалась в руках союзников, и на место прибыл шведский генерал Отто Вильям фон Кенигсмарк — республика наняла его, положив жалованье в 18 000 дукатов, чтобы он принял общее командование всеми сухопутными силами.

В начале 1686 г. Морозини и Кенигсмарк встретились на Лефкасе на военном совете. Перед ними были четыре основные цели: Хиос, Эвбея, Крит и оставшаяся часть Пелопоннеса, — и им предстояло выбрать одну из них. Вероятно, во многом по настоянию Кенигсмарка они избрали последнюю. Во время двух последовавших летних кампаний силам лиги сдались Модон и Наварин, Аргос и Навплия, Лепанто, Патрас и Коринф. Тем временем Морозини обогнул со своим флотом Аттику и начал осаду Афин. А затем произошла вторая из двух величайших трагедий мировой истории, тяжкая ответственность за каждую из которых, увы, ложится на венецианцев. Печальную историю Четвертого крестового похода мы уже рассказывали в VII главе; теперь же нам приходится с прискорбием засвидетельствовать, что в понедельник, 26 сентября 1687 г., примерно в семь часов вечера, мортира, помещенная Морозини на холме Мусейон напротив Акрополя, под руководством германского лейтенанта произвела выстрел по Парфенону, который (еще одно проклятие судьбы!) турки использовали как пороховой склад. Последовало прямое попадание. В результате взрыв почти полностью уничтожил целлу и фриз, а также восемь колонн с северной стороны и шесть с южной вместе с примыкавшей к ним верхней частью сооружения.

И на этом разрушения не закончились. После взятия города Морозини — несомненно, вспомнив о четырех бронзовых конях, вывезенных с ипподрома в Константинополе в 1205 г., — попытался изъять коней и колесницу Афины, составлявших часть восточного фронтона храма. Во время работ вся группа упала на землю и разбилась на куски. Решительный завоеватель вынужден был удовольствоваться более скромными сувенирами — двумя из четырех львов, расположенных по бокам здания. Ныне они стоят у входа в венецианский арсенал.

Маловероятно, что по поводу гибели Парфенона в Венеции пролилось много слез. Венецианцы были слишком заняты торжествами. Последнюю свою крупную победу — при Лепанто — они одержали более ста лет назад; более того, осуществлявшиеся теперь Морозини завоевания — равных им не было с XV в., — казалось, влекли за собой окончательное исчезновение того черного османского облака, которое так долго заслоняло им свет, а может быть — и возвращение к давно прошедшим дням существования торговой империи. Неудивительно, что жители Венеции ликовали; также неудивительно, что, когда дож Маркантонио Джустиниан скончался в 1688 г., Франческо Морозини абсолютным большинством голосов при первой же баллотировке был избран его преемником.

Морозини, однако, не собирался отказываться от командования. 8 июля 1688 г. он вывел флот, насчитывавший примерно 200 судов, из Афинского залива и направился к следующей цели — острову Эвбее (или Негропонте, как называли его венецианцы). Подобно Криту Эвбея впервые попала в руки венецианцев в результате раздела Византийской империи после Четвертого крестового похода, и хотя турки отняли его у Венеции более двух столетий назад — в 1470 г., — рана от этой потери так никогда и не зажила. Все знали, что остров хорошо укреплен, и ожидали, что турецкий гарнизон численностью в 6000 человек — даже если к нему на помощь не придет никаких подкреплений — окажет энергичное сопротивление. Но силы лиги вдвое превосходили турок по численности, и ни Морозини, ни Кенигсмарк не питали сколько-нибудь серьезных сомнений насчет того, что остров вскоре будет принадлежать им. Однако они рассуждали, не учитывая непредвиденных обстоятельств. Внезапно удача изменила им, и едва началась осада, как ужасающая эпидемия — вероятно, дизентерия или малярия — поразила их лагерь. За несколько недель армия потеряла треть личного состава, в том числе и самого Кенигсмарка. В середине августа прибытие из Венеции подкрепления, насчитывавшего 4000 человек, вдохновило Морозини на продолжение осады, но почти немедленно он узнал, что в его рядах начался мятеж. Имперские войска из Брауншвейга и Ганновера категорически отказались сражаться. Недовольство распространялось почти с той же быстротой, что и болезнь, и у него не было иного выхода, кроме как отдать приказ вновь грузиться на суда.

Но даже сейчас он не мог смириться с унижением, которое влекло за собой поспешное возвращение в Венецию. Еще одной победы — пусть и скромной — было бы достаточно, чтобы восстановить его честь и позволить подданным приветствовать его как героя, несмотря ни на что. Этой цели прекрасно бы послужила крепость Мальвазия (Монемвасия) в юго-восточной части Пелопоннеса — одна из немногих оставшихся у турок крепостей на континенте. Однако имелась и трудность: к замку, стоявшему на высокой, фактически неприступной скале, вел только узкий путь, в значительной части своей имевший менее ярда в ширину, которым не смогла бы воспользоваться осаждающая армия. Оставалось надеяться лишь на артиллерийский обстрел, и Морозини приказал начать строительство двух площадок для батарей. Но не успели их закончить, как он заболел сам. Передав командование своему генеральному проведитору Джироламо Корнеру, он отплыл домой в январе 1690 г., больной, безутешный; его ожидал горячий прием, которому он был совершенно не в состоянии радоваться.

Корнер оказался достойным преемником, причем даже более удачливым, чем Морозини. Он взял Мальвазию и поднял над ее стенами знамя святого Марка впервые за 150 лет; затем, узнав, что османский флот направляется к архипелагу, вновь поплыл к югу ему навстречу и рассеял его близ Митилены на Лесбосе, нанеся во время столкновения серьезный ущерб. Вновь вернувшись в Адриатику, он предпринял неожиданную атаку на Валону, захватил ее и разобрал на ней оборонительные сооружения. Он по-прежнему находился там, когда его поразила лихорадка; через день-два скончался. Его преемник показал себя ненадежным человеком.

Думая о войне с Турцией, начавшейся столь блестяще, и негодуя на унизительную задержку, венецианцы вновь обратили взоры к своему дожу, надеясь, что он примет на себя активное руководство военными действиями. Морозини, которому исполнилось уже 74 года, так и не восстановил здоровье. Тем не менее, когда его пригласили вновь приступить к исполнению обязанностей командующего, он не колебался. Его отплытие из Венеции, обставленное весьма торжественно, произошло 25 мая 1693 г., однако последняя кампания обернулась цепью неудач; результаты ее произвели унылое впечатление. Турки воспользовались передышкой и в ходе зимы и весны укрепили защитные сооружения Эвбеи и Канеи на Крите. Встречные ветры не позволили Морозини предпринять новую попытку пройти Дарданеллы. Он усилил гарнизон в Коринфе и в одном из двух укрепленных пунктов на Пелопоннесе, а также преследовал нескольких алжирских пиратов; наконец — чтобы не возвращаться совсем уж с пустыми руками — занял Саламин, Гидру и Спеце, прежде чем встать на зимовку близ Навплии. К этому моменту стало ясно, что напряжение не прошло для него даром. В течение всего декабря он находился в постоянной агонии, вызванной камнями в желчном пузыре, и 6 января 1694 г. скончался. Никогда более — до самой кончины республики — венецианскому дожу не доводилось лично отправляться на войну.

Остается рассказать лишь одну небольшую главу из трагической истории о том, как Венеция попыталась вернуть себе контроль над Средиземноморьем. В 1686 г. в качестве одной из четырех возможных целей Франческо Морозини и граф Кенигсмарк рассматривали остров Хиос. Его выгодно отличало то, что подавляющее большинство населения составляли христиане, как католики, так и православные, причем у тех и у других был свой епископ; турецкий гарнизон, по оценкам союзников, насчитывал самое большее около 2000 человек. Антонио Дзен, венецианский капитан-генерал, высадившийся на острове 7 сентября 1694 г., с 9000 бойцов не ожидал каких-либо трудностей.

В начале он действительно не столкнулся с ними. Тут же начался артиллерийский обстрел; гавань вместе с тремя турецкими судами, которым случилось стоять здесь на якоре, удалось взять без боя, а гарнизон сдался 15 сентября с условием, что ему будет обеспечена возможность безопасно перебраться на континент. Венецианцы ликовали, и настроение улучшилось еще более, когда на Хиос пришло известие о быстром приближении турецкого флота из пятидесяти судов. Последние годы турки делали все возможное, чтобы избежать стычек на море, и капитаны Дзена невысоко ставили их талант мореплавателей, да и их храбрость. К несчастью, как раз в тот момент, когда капитан-генерал собирался выйти из узкого пролива, отделяющего Хиос от континента, ветер стих. В условиях воцарившегося мертвого штиля противостояние стало невозможным, а когда 20 сентября повеял слабый бриз, он спугнул турок — которые, заметив опасность, быстро направились домой и достигли гавани близ Смирны прежде, чем венецианцы смогли их догнать. Дзен, по-прежнему готовый к битве, бросил якорь на рейде напротив гавани. Но едва это случилось, как к нему на борт флагманского корабля явились местные консулы, представители трех европейских держав, не являвшихся членами лиги, — Англии, Франции и Нидерландов, которые умоляли его не подвергать риску жизнь и имущество христиан в городе, напав первым (как сообщают, они подкрепили свои просьбы значительной суммой денег). Зная, что, кроме того, запасы у него на исходе, Дзен согласился и вернулся на Хиос.