Сталинград
Шрифт:
Глава 16
27 августа 1942 года
Декретное время: 17 часов 51 минута
Район высоты 135,4 Три кургана. Танковый взвод лейтенанта Терехина
Несмотря на все опасения советских экипажей, фашисты не стали спешить с выстрелами, решив бить наверняка, когда обе «тридцатьчетверки» целиком пройдут молочную дымку. «Тридцатьчетверка» Игоря Косых рванула вперед – механ, каждую секунду ожидавший тяжелого удара по броне, инстинктивно увеличивал скорость, желая увести машину из-под обстрела. А младший лейтенант, в качестве средства обзора располагающий лишь узким оптическим
В большей степени повезло Василию Терехину: едва его танк миновал полоску завесы, как он разглядел одну из «четверок» и, бешено крутанув маховики вертикальной наводки и поворотного механизма башни, резко скомандовал Кондратьеву:
– Короткая!!!
«Тридцатьчетверка» замерла как вкопанная, а в следующее мгновение практически синхронно ударили три орудийных выстрела.
Дистанция маневренного боя в один километр на деле была непривычна танкистам обеих сторон. В 1941 году огонь открывали чаще всего за полкилометра – что советские, что германские экипажи. На этом расстоянии броню пока еще достаточно слабо защищенных панцеров брали танковые сорокапятки Т-26 и БТ, на этой же дистанции для «троек» и «четверок» были хотя бы относительно уязвимы борта Т-34. Правда, в танковых засадах последние могли поупражняться в точности стрельбы по неспешно катящим колоннам вражеской бронетехники за тот же километр… А теперь новые, удлиненные орудия позволили немцам открывать эффективный огонь на немыслимых ранее полутора тысячах метров. Но даже их хваленая цейсовская оптика давала то же самое 2,5-кратное увеличение, что и оптика советских боевых машин. И попасть по вырвавшейся вперед стремительно движущейся «тридцатьчетверке» Игоря Косых смог лишь один германский экипаж…
Снаряд одной из «четверок» прошел в метре от башни Т-34, тряхнув машину динамическим ударом, а вот выстрел танка старшего офицера был более точен – его наводчик целил в середину корпуса, в район уязвимого люка механика-водителя. Прошедшая по внутренним нарезам длинноствольного орудия болванка разогналась до девятисот метров в секунду и в следующее мгновение проломила корпус замершего, словно налетевшего на преграду танка, пополам разорвав тело мехвода… «Тридцатьчетверку» уже не могли спасти «обвесы» на броне – дистанция боя сократилась на полкилометра от первоначальной.
Ответный выстрел Терехина не нашел цели, болванка лишь вскользь чиркнула по чуть скошенным по бокам броневым листам башни панцера. Однако удар вышел крепким, сбив с ног и командира взвода, и заряжающего. Сбросило с кресла и наводчика, а мехвод тут же включил заднюю скорость, откатывая «четверку» назад. Между тем возбужденный обер-лейтенант, вскочив на ноги, уже вызывал по рации подчиненных:
– Второй русский стреляет в нас! Срочно заткни его!!!
Лейтенант, командир второй машины, принял приказ и уже командовал наводчику:
– Курт, не спеши с выстрелом, наведи орудие точно в цель! На тебя работает весь экипаж, мы не должны промахнуться во второй раз!
…Игорь Косых не сразу пришел в себя. А когда открыл глаза, то перед его взором предстала лишь кровавая пелена. Проведя по лицу тыльной стороной ладони, он ощутил под пальцами что-то горячее и влажное. Кровь.
Тут же вернулась память, и младший лейтенант рывком встал, ощущая тяжелый, густой запах крови и порванных человеческих внутренностей. Вниз смотреть не хотелось, но все же Игорь испытал легкое облегчение оттого, что сумел встать – ударив чуть выше, болванка могла ведь достать и его ноги…
Рядом зашевелился, приходя в себя после тяжелого удара о броню, заряжающий-башнер, а командир машины привычно занял место наводчика, приникнув к визиру прицела и повторно смахнув с лица кровь, обильно текущую из рассеченного лба. Сейчас это была недостойная внимания мелочь, как и то, что из моторного отделения потянуло дымом и запахло горелым. Покидать «тридцатьчетверку» с исправным орудием до настоящего огня было нельзя, да Косых
и не собирался, горя желанием поквитаться с врагом.Немецкий панцер он поймал на прицел еще до попадания болванки в его машину. Тогда не успел дать команду мехводу на «короткую», но сейчас он четко видел замершую «четверку» и быстро навел перекрестье оптики под основание башни, после чего зажал левой ногой педаль спуска.
Грохнул выстрел, лязгнул затвор, выбрасывая стреляную гильзу. Германская машина, за секунду до того пославшая в полет собственную болванку, даже дернулась вперед, но в следующее мгновение чудовищный взрыв сорвал башню с погон и подбросил ее на несколько метров в воздух! Советский снаряд БР-350 проломил пятьдесят миллиметров крупповской брони и попал в боеукладку, вызвав мгновенную детонацию… Однако рядом с неподвижной «тридцатьчетверкой» Игоря Косых уже вовсю горел танк комвзвода Василия Терехина.
Русский лейтенант успел сделать второй в этом бою и последний в жизни выстрел, прежде чем сразу две бронебойные болванки поразили его машину. Смерть экипажа была мгновенной – так же, как и в немецком панцере, произошла детонация уцелевших осколочных снарядов.
Но и командир взвода не промахнулся по замершей для выстрела «четверке» обер-лейтенанта. Его снаряд вломил внутрь шаровую установку курсового пулемета, буквально срезав голову стрелку-радисту и оторвав стопу дико заоравшему от боли заряжающему. Кроме того, осколками брони серьезно ранило мехвода. Чудом не пострадавший офицер шумно дышал, раздувая ноздри, с ужасом и омерзением смотря на оторванную голову подчиненного, и пришел в себя только с поворотом башни танка.
– Проклятье, они подожгли панцер Курта! Второй русский еще не добит! Заряжайте орудие!!!
Наводчики были дружны между собой, заслуженно считая себя едва ли не первыми лицами в экипажах, ведь именно они убивали врага орудийными выстрелами и огнем спаренных пулеметов. Потеряв верного камрада и одновременно ощущая острое чувство опасности, простой фельдфебель командовал офицером, едва ли не как салагой-рядовым. Но обер-лейтенант, не чинясь, бросился к боеукладке, прекрасно понимая, что секундное промедление может стоить жизни им обоим.
Но он не успел. Каких-то долей секунды не хватило, чтобы загнать бронебойный снаряд в казенник нового, столь мощного орудия, уже наведенного на цель! Заряжающий в экипаже Игоря Косых оказался проворнее, и выпущенная командиром болванка проломила лобовую броню башни панцера, разорвав грудину бравого фельдфебеля и подорвав боеукладку. Чудовищный взрыв потушил сознание обер-лейтенанта и добил еще живых германских танкистов…
Игорь Косых нервно рассмеялся, видя, как горят останки второго панцера. Он победил, он выжил, несмотря ни на что! Жалко было Ваську Терехина, надежного и в бою, и в жизни товарища, жалко было его экипаж и собственного мехвода, да и стрелок-радист что-то не подает голоса… Но он был жив, и жизнь в молодом двадцатилетнем парне брала свое, заставляя радоваться едва ли не чудесному спасению. А потом тяжелейший удар в борт башни сбросил его с кресла наводчика.
Расчеты батареи «пятидесяток» успели развернуть пушки и открыть огонь с полукилометровой дистанции, достаточной для поражения замершей «тридцатьчетверки» в борт. Но первый залп орудий не достиг пробития: броня правого борта танка выдержала благодаря надежному «обвесу» из бревен, мешков с землей и навешенных гусениц.
Немецкие артиллеристы работали быстро, орудия были перезаряжены в считаные секунды, но тут на позицию батареи сверху стали падать мины-«восьмидесятки». Выручая обреченных танкистов в обездвиженной «тридцатьчетверке», Игнат Косухин спешил выпустить остатки боезапаса по германским противотанковым пушкам… Вражеских минометчиков ему удалось заткнуть благодаря короткой форе в пару-тройку минут, пока те разворачивали собственные «самовары» под огнем его расчетов. И когда противник только-только пристреливался к позиции советских артиллеристов, те уже взяли врага в плотную «вилку»… А теперь пришла очередь батареи «пятидесяток».