Сталинград
Шрифт:
Несмотря на свой пессимизм, Паулюс тем не менее подписал удивительно бодрое новогоднее послание к солдатам 6-й армии. «Наша воля к победе непоколебима, а Новый год наверняка принесет нам избавление! Я пока не могу сказать, когда это случится, но наш фюрер никогда не нарушал своего слова, не нарушит его и сейчас».
Поскольку Гитлер настоял, чтобы 6-я армия и в заснеженных волжских степях жила по берлинскому времени, русский Новый год наступил на два часа раньше, чем немецкий. Наступление 1943 года русские приветствовали залпом из тысяч орудий, что несколько огорчило генерала Эдлера фон Даниэльса, который в этот момент сдавал карты и вынужден был прервать игру. Вообще-то Даниэльс пребывал в хорошем настроении. Фюрер накануне произвел его в генерал-лейтенанты и наградил Рыцарским крестом. Кроме того, в качестве новогоднего подарка он получил
Наступление немецкого Нового года ознаменовали только слабые залпы из осветительных ракетниц: патроны приходилось беречь. Разлив по кружкам припасенный загодя спирт, которого Все равно оказалось крайне мало, солдаты поздравили друг друга с Новым годом, тем празднование и кончилось. Советские же дивизии, напротив, не испытывали недостатка как в патронах, так и в горячительных напитках. Морской пехотинец Виктор Барсов записал в своем дневнике: «Мы славно встретили Новый год. Вечером я выпил 250 граммов спирта и хорошо закусил, а наутро еще и опохмелился стаканом водки».
И все же немецкие солдаты в своем несчастье лелеяли светлую надежду на то, что Новый год принесет им избавление от всех бед. Фриц Шульман писал домой: «Дорогие родители, у меня все хорошо. Жаль только, что сегодня я снова заступаю в караул. Надеюсь, 1943 год будет хоть немного получше 1942».
Всеобщую вспышку безграничного оптимизма вызвало новогоднее послание Гитлера к Паулюсу и всей 6-й армии. Нужно было обладать недюжинной проницательностью, чтобы обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство: текст обращения не содержал никаких конкретных обещаний. «От имени всего немецкого народа я шлю вам и вашей доблестной армии самые сердечные пожелания успеха в Новом году. Я хорошо понимаю все сложности вашего положения, а героизм ваших войск вызывает у меня глубокое уважение. Вы и ваши солдаты должны вступить в Новый год с твердой уверенностью в том, что вермахт сделает все возможное, чтобы вызволить вас из беды. Ваша стойкость послужит примером для германских вооруженных сил. Адольф Гитлер».
Ответ Паулюса последовал незамедлительно: «Мой фюрер! Ваши проникновенные и твердые слова были встречены войсками с огромным энтузиазмом. Мы оправдаем ваше доверие! Можете быть уверены в том, что все мы, начиная с седовласого генерала и заканчивая безусым пехотинцем, будем стоять до конца и тем самым внесем свой вклад в победу над врагом. Паулюс».
Новогодние письма, отправленные из «котла», свидетельствуют о резкой смене настроений в войсках и новом приливе сил. Солдаты полны решимости стоять до победного конца. «Мы не падаем духом, мы верим слову нашего фюрера». «Мы сохраняем веру в фюрера, и никто не поколеблет ее до нашей полной победы». «Фюрер знает наши заботы и нужды. Я уверен, он вызволит нас, как только сможет». Трогательные и наивные письма... Но что говорить о солдатах, когда даже скептически настроенный генерал Штрекер поддался общему настроению. «Замаячили новые надежды, – записал он в своем дневнике. – Будущее вселяет в меня оптимизм».
Единственное, что беспокоило Паулюса в эти дни, успехи советской пропаганды. 7-й отдел Донского фронта, в чьем ведении находились вопросы «оперативной пропаганды», неуклонно концентрировал свои усилия на 44-й пехотной дивизии и 376-й пехотной дивизии генерала фон Даниэльса, как самых слабых звеньях обороны 6-й армии.
Утром 3 января, после советской агитационной передачи с участием пленных солдат, Паулюс отправился в штаб 44-й дивизии. Сначала разговор с командиром дивизии зашел о нехватке продовольствия, боеприпасов и тяжелых потерях в личном составе. Потом Паулюс незаметно перевел беседу в другое русло. Он заговорил об участившихся случаях дезертирства и распорядился, чтобы все солдаты дивизии узнали о последствиях участия в советских радиопередачах. «Доведите до сведения каждого, что имена предателей неминуемо станут известны и впоследствии им придется предстать перед военно-полевым судом», – закончил разговор Паулюс.
На следующее утро Паулюс нанес визит командиру румынской дивизии, солдаты которой покидали строй из-за обморожений. Причина была Паулюсу, конечно, известна – нехватка обмундирования и прежде всего теплой обуви, но он сомневался, что дело только в этом. Командующий считал, что и здесь поработала советская пропаганда.
Потери в личном составе были так велики, что от многих батальонов остались только названия. Держать оружие в руках мог лишь каждый пятый, и это из ста пятидесяти тысяч солдат, оказавшихся в «котле». В некоторых ротах имелось чуть больше дюжины боеспособных
солдат. Остатки разбитых соединений все чаще вливались в другие формирования. В подобные части, как правило, входили пехотинцы, танкисты и даже казаки. Одну такую разношерстную команду бросили на защиту позиций у деревни Карповки, хотя одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять, что именно этот выступ на юго-западной оконечности «котла» подвергнется нападению русских в первую очередь. В начале января 1943 года установилась относительно теплая и сырая погода. И если немцев это радовало, то красноармейцам оттепели были не по душе. Морской пехотинец Барсов писал родным: «У нас стоит мерзопакостная погода. От сырости ржавеют винтовки, а когда идет снег, под ногами начинает хлюпать. Валенки вечно мокрые, просушить их негде, да и некогда». Зато 5 января, когда температура упала до минус 35 градусов, Барсов и его товарищи почувствовали себя намного лучше.Русские командиры знали о том, какие трудности испытывают немцы с зимним обмундированием, и старались этим воспользоваться. Офицер связи из Люфтваффе так описывал происки противника: «Русские начали предпринимать пробные вылазки, и если им удавалось захватить нашу линию обороны, то отступившие солдаты были уже не в состоянии рыть окопы на новой позиции. Земля промерзла и стала как камень, а наши бойцы слишком слабы даже для того, чтобы протоптать новую тропинку, не говоря уж об окопах».
6 января Паулюс докладывал генералу Цейтцлеру:
«Армия голодает и мерзнет. Солдаты раздеты, разуты, а танки превратились в груду бесполезного металла». Примечательно, что в этот же день генерал Шмидт получил из рук фюрера Рыцарский крест к Железному кресту.
Теперь, когда судьба 6-й армии по сути была предрешена, в штаб Донского фронта, находящийся в Заварыкине, прибыла группа московских писателей и журналистов. Из штаба делегация прямым ходом отправилась в 173-ю стрелковую дивизию, которая была сформирована в Киевском районе Москвы и имела в своих рядах много представителей интеллигенции. С командного пункта писатели Александр Корнейчук и Ванда Василевская могли наблюдать, как дивизия бьется за Мамаев курган.
Еще до того как танки Гота были остановлены на рубеже реки Мышкова, Сталин начал требовать от своих генералов, чтобы те поспешили с подготовкой плана полного уничтожения 6-й армии. Утром 19 декабря Сталин связался по телефону с представителем Ставки Вороновым, который отвечал за планирование и проведение операции «Малый Сатурн», и приказал ему немедленно отправляться в штаб Донского фронта. Воронов повиновался. Ему повезло обосноваться рядом с «резиденцией» Рокоссовского, располагавшейся в садах Заварыкино, где каждый генерал и штабной отдел имели в своем распоряжении хату-пятистенку.
Устроившись на новом месте, Воронов созвал на совещание всех офицеров, занятых планированием операции. Несмотря на приказ Сталина доложить результаты в двухдневный срок, Воронов настоял на отсрочке, чтобы получше ознакомиться с обстановкой на месте. Первым делом он отправился в штаб 57-й армии. Стоял на редкость погожий и ясный денек. Воронов видел, как в воздухе появилась группа транспортных «юнкерсов». Они летели на высоте примерно трех километров. К великому удивлению Воронова, советские зенитные батареи, расположенные в окрестностях, открыли огонь слишком поздно, а русские истребители и вовсе не успели взлететь. В результате все «юнкерсы» благополучно миновали опасную зону. Обнаружив, что в действиях наземных наблюдателей, зенитных батарей и истребительных эскадрилий отсутствует четкая координация, Воронов пришел в ярость. Генерал-майор, ответственный за противовоздушную оборону, получил хороший нагоняй и с испугу рьяно взялся за реорганизацию этого дела.
Вернувшись в Заварыкино, Воронов еще раз внимательно ознакомился с выкладками. Несмотря на упорное и успешное сопротивление, которое оказывали окруженные немецкие войска, начальник разведки Донского фронта упрямо стоял на прежней точке зрения. Он, как и в первые дни, считал, что в окружение попало восемьдесят шесть тысяч человек. Эта злополучная цифра в конце концов сделала армейскую разведку объектом насмешек со стороны соперников из НКВД.
Проект плана операции «Кольцо» был готов к 27 декабря и тут же отправлен самолетом в Москву. Всего сутки спустя Воронов получил предписание все переделать. Сталин настаивал на том, чтобы первая фаза операции предусматривала не один, а два удара: первый в секторе Карповка – Мариновка на юго-западе «котла», второй в противоположном направлении. В результате немецкие войска, державшие оборону в Заводском районе и северных пригородах Сталинграда, должны были быть отрезаны от основной группировки врага.