Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлова)
Шрифт:
Уже после его смерти, в августе 2019 года, я побывала в Троице-Сергиевой Лавре, поклонилась его могиле, возложила цветы. Для меня важно то, что архимандрит Кирилл воевал, защищал наш город – так же, как и мой родной отец Петр Павлович Селезнев, который похоронен на Мамаевом кургане. Папа работал фальцовщиком на «Красном Октябре», у него была бронь, но он пошел в ополчение и погиб в Сталинграде в 1942 году.
Сама я родилась непосредственно в доме Павлова, на улице Пензенская, 61. В июле 1942 года моя мама, Евдокия Григорьевна Селезнева, была в положении, а на Пензенской улице у ее родителей имелось служебное помещение (они работали там дворниками). Мама забежала к ним, когда услышала взрывы и испугалась: у нее начались роды. По счастью, в одной из квартир
Во время боев за город мы с мамой и другими жильцами оказались в подвале этого дома, по сути дела на передовой. Мама вспоминала, что не было еды, воды. Солдаты ночью пробирались по траншее в мельницу Гергардта на берегу Волги и приносили оттуда зерно, перемешанное с песком, из него пекли лепешки…
Когда я заболела дифтерией, никто не надеялся, что выживу. В какой-то момент даже подумали, что я умерла, и стали копать могилку – здесь же, в подвале дома Павлова.
Икона Божией Матери «Знамение», явленная на передовой, в подвале Сталинградской битвы. Фото предоставлено З. П. Селезневой
Иван Филиппович, лейтенант Афанасьев, вздохнул: «Взрослые умирают, а это ребе-дома Павлова в дни нок…» Неожиданно лопата коснулась металлического предмета – оказалось, что это иконка Божией Матери «Знамение». Ее положили ко мне в «пеленки» – солдатские портянки. И я стала оживать… Этот медальон до сих пор висит у меня над кроватью.
А когда мы с мамой выбирались в тыл, наверное, Николай Угодник спас – с его иконой мы переправлялись через Волгу. До реки ночью дошли пешком. А дальше мама рассказывала: «Баржа наша плывет – немец стреляет: то не долетит снаряд, то перелетит, волны захлестывают…»
Чудом выжили.
После войны Иван Филиппович Афанасьев, который большую часть времени руководил обороной дома Павлова, нас разыскал. На фронте он был контужен, потом ослеп, после Победы работал в волгоградском Обществе слепых. В 1969 г. волгоградский профессор Водовозов сделал Ивану Филипповичу операцию на глазах, и Афанасьев смог видеть.
Первое, куда он пришел – к нам домой. И какие только мероприятия ни проводились, кто бы к нам ни приезжал – я всегда была с ним.
Иван Филиппович после войны разыскал многих защитников дома Павлова, написал о них книгу – «Дом солдатской славы», собирал их каждый год 9 Мая. Встречались мы либо у него дома, либо у меня на квартире – Тургунов, Воронов, Гридин, всего 12 человек.
Ветераны часто вспоминали своего командира – капитана Алексея Ефимовича Жукова, про которого после войны не писали и не говорили, никуда не приглашали. После Победы он служил в одной хозяйственной части, что-то там якобы пропало, и его осудили, исключили из партии как врага народа. Потом оправдали, в партии восстановили, но о подвигах уже не вспоминали.
Зинаида Селезнева с командиром гарнизона дома Павлова Иваном Афанасьевым
Герой Советского Союза Яков Федотович Павлов тоже приезжал в Волгоград, но на наши встречи не приходил. Про Якова Павлова у нас не говорили. Я как-то спросила Афанасьева: «Иван Филиппович, Павлов приезжает, почему с вами не встречается? Ладно, я – никто. А с вами – почему не повидаться?» Он ответил: «На это есть причина. Не будем на эту тему говорить». Так ничего и не сказал.
Но моя мама помнила Якова Федотовича Павлова в дни обороны дома и рассказывала о нем довольно подробно.
Ветераны хотели, чтобы дом Павлова назывался «Домом солдатской славы», чтобы никаких фамилий – Павлова, Афанасьева и других –
в названии не было.З. П. Селезнева на могиле архимандрита Кирилла (Павлова) в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре в августе 2019 года
…В 2019 году я впервые в жизни побывала в Троице-Сергиевой Лавре, исповедовалась и причастилась. Исповедь принимал монах, игумен Киприан (Ященко), духовное чадо отца Кирилла (Павлова). К нему стояла очередь, и помню, как после нашей беседы батюшка взял меня за руку, вывел и обратился к собравшимся: «Вот, раба Божия Зинаида – родилась в доме Павлова в дни войны. Господь чудом сохранил ее в Сталинграде и через столько лет привел к Себе, в Троице-Сергиеву Лавру». На стене – над тем местом, где батюшка нас исповедовал – висел портрет архимандрита Кирилла (Павлова), вырезанный из календаря.
Отец Киприан показал мне Лавру, мы поклонились мощам преподобного Сергия, могиле архимандрита Кирилла, побывали в Серапионовой палате, в Церковно-археологическом кабинете Московской Духовной академии.
Конечно, это была незабываемая поездка…
«НА ВОЙНЕ ГОСПОДЬ ОСОБО БЛИЗОК». Митрополит Курганский и Белозерский Даниил (Доровских)
Батюшка был, конечно, носителем особой военной дисциплины, выправки – такую только на фронте и приобретают, когда уже по опыту знаешь, сколько жизней может стоить каждая минута, невнимательность. Нас он к жесточайшему самообладанию и самоотдаче никогда не призывал, – знал, что это голгофостояние. Но он был настоящим военачальником в духовной брани. Один из главных принципов ведения войны, основополагающий на линии фронта: от командира подчиненным – делай, как я. И вот батюшка старался не пропускать братских молебнов, всегда стремился на богослужение. То есть постоянно был в строю.
Но если раньше он служил земному Отечеству, то после, помимо земного, стал еще ревностнее служить Отчизне Небесной. И он этой своей службой многих на самоотвержение сподвигал.
Редко, конечно, но иногда отец Кирилл про войну все же рассказывал. Как-то мы сидели с батюшкой за трапезой. А там читалось повествование о том, что в каком-то монастыре у монахинь был устав, по которому они раз в три месяца только омывали свое тело. И батюшка на наше удивление развел руками: «Мы во время войны, по-моему, только раз были в бане. А на войне-то те еще труды и напряжение».
Он и о боях рассказывал. Я подробностей не помню, только общее впечатление: батюшка говорил, что мы, молодежь, даже представить себе не можем, что такое война. Это четкое ощущение, что жизнь человеческая в руках Божиих находится. Иначе можно и с ума сойти. Вспоминал такие моменты, когда люди не должны были выжить. Да то ли сами взмолились, то ли дома их так ждали и крепко молились, – но они выживали. А в другой раз вроде бы и нет прямого боестолкновения, но вдруг какой-то шальной снаряд уносил жизни тех, кто еще минуту назад был расслаблен, может, даже шутил и не помышлял об опасности.
«На войне Господь особо близок», – говорил батюшка. Близок к сердцу, когда ты готов всеми силами души своей стараться предстоять Богу. И там, на фронте, ты постоянно на мушке: может быть, ты следующий. Возможно, через каких-нибудь пять минут…
Там, конечно, не та, что у нас, молитва, другая вера и иное благочестие. Ты, когда опытно на войне научен, что каждый миг твоя жизнь зависит только от милосердия Божия, ничего уже себе приписывать не будешь. А это и есть первая ступенька смирения – нищета духа. Чем более ты себя ощущаешь грешником, тем больше видишь других нормальными и тем самым можешь исцелять даже грешников. Вот этим даром по своему смирению обладал отец Кирилл уже как воин духа.