Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлова)

Есть противоположный принцип, навязываемый нам врагом рода человеческого, богоотступнический, богопротивный – это разделение. Даже такое выражение существует: «разделяй и властвуй».

Преподобный Сергий усвоил Истину Божества, открыл русским людям сущность нашей веры православной: «Любовью и единением спасемся». Сначала он старался воплотить в жизни прежде всего единство и согласие братии в монастыре, а далее уже и единение всех княжеств Руси. Потому что именно разделение среди славянских племен стало причиной их порабощения. Разобщенность ослабляет: не было единства, вот и оказались бессильны противостоять врагу.

На Куликово поле, в помощь святому благоверному князю Димитрию Донскому преподобный Сергий направил насельников своей обители Ослябю и Пересвета. Монахи – это авангард, кадровые воины духовного фронта.

Отец Тихон (Агриков) рассказывал, что как-то во время бомбежки рядом упавшая бомба накрыла его огромным слоем земли, и он понял: всё – погребен. Взмолился Божией Матери: «Я буду Тебе служить, оставить меня…» – и вдруг тут же упала следующая бомба и смела всю эту землю с него

Армия в XX веке отблагодарила преподобного Сергия: в Лавру после Великой Отечественной войны, когда уже самой обители требовалась помощь в возрождении монашеской жизни, пришли бывшие советские воины – Василий Агриков, впоследствии архимандрит Тихон, еще позже принявший схиму с именем Пантелеимон; Иван Павлов, будущий старец, архимандрит Кирилл. Это очень символичное явление.

Единение, а вместе с тем и освобождение народа, стало духовной целью, в том числе и общественного служения преподобного Сергия. Мы знаем: он ходил по княжествам, примирял князей, даже храмы где-то закрывал, чтобы вразумить.

Русский народ и песню сложил про Троице-Сергиеву Лавру:

Прошли века, и там, где преждеБыла лесов дремучих ширь,Стал в белокаменной одеждеОплотом веры монастырь.

Лавра стала духовным источником, питающим всю Русь. Не случайно там разместилась Московская Духовная академия и семинария. А еще во времена преподобного Сергия из обители во все края расходились его ученики – возводить храмы, обустраивать монастыри, а главное – они несли дух твердой веры и единства.

В Смутное время Преподобный явился Косме Минину. Сама Троице-Сергиева Лавра стала оплотом и примером независимости: и духовной, и гражданской – монахи достойно выдержали польско-литовскую осаду обители.

При советской власти Лавра какое-то время была закрыта. Ее антиминсы сохранял тогда протоиерей Тихон (Пелих). Он погребен у нас в Акулово у алтаря Покровского храма. Мы сподобились такой милости, что Господь защитника святынь Троице-Сергиевой Лавры привел в конце его жизни к нам и упокоил здесь.

Сам я впервые оказался в Троице-Сергиевой Лавре в начале 60-х годов прошлого века, когда там учился мой папа, будущий протоиерей Михаил Кречетов. Впечатление – неземного состояния: входишь в Святые врата, и тебя окутывают мир и тишина. Полнейшие. Разве что часы на колокольне бьют. Я такое потом только на Афоне испытывал, когда приезжал туда, уже будучи священником.

Как-то задумался: а что такое Афон? Это – безмолвие: а-фон. Есть составные слова с тем же корнем: телефон, мегафон. А это Афон – то есть «без звука». То же самое как слово «а-моральный» – «без морали». На Афоне шепотом преимущественно говорят, а в храмах и вовсе указывают жестами или совсем тихо произносят что-нибудь на ухо.

Я ночевал в Лавре у папы в семинарии. Там переживаешь чувство необычайного покоя. Земной мир отступает. Это примерно то чувство, которое человек испытывает, если душа его по милости Божией оставляет тело, – ощущение полной безмятежности и покоя. Конечно, пока бес не появится… А так, как освободишься от этой плоти, душа ликует, – у меня было такое состояние. Как раз про это и говорят «не от мира сего». Но вот Господь оставил пока что на земле…

Лавра посвящена Пресвятой Троице, тут ощущаешь особое присутствие благодати Божьей. Помню одного раба Божьего, юриста по образованию, который в советское время по долгу службы 15 раз стоял в почётном карауле у гроба Сталина. Он какой-то антитеррористический отдел возглавлял, ходил по различным культовым учреждениям – костёлы проверял, баптистские собрания, мечети, синагоги. «Всё не то», – признавался потом. И вдруг пришел в православный храм: «А вот здесь то!» Стал бывать на службах. Я его крестил: очень искренний человек, прозревший, спокойный. Однажды шел он по Лавре с рабочими (все старался чем-то помочь монастырю). А те оказались сектантами. Увидели очередь к мощам, интересуются: «А что это у вас народ стоит?» – «Это к мощам преподобного Сергия». – «Так одному Богу нужно кланяться!» – «Да мы, по грехам нашим, к Самому не решаемся обращаться, а к тому, кто поближе». – «Ну что же у вас за вера, раз вы такие грешные?» – продолжают те. «Как раз-таки вера у нас истинная, Сам Господь сказал о том, что „не праведников, а грешников“ пришел призвать к покаянию».

И вот этот раб Божий стоит как-то на коленях у мощей преподобного Сергия. Входит группа экскурсионная – при советской власти в разной степени, но всегда интересовались Лаврой. Экскурсанты уставились на него, а у того вид типичного начальника – осанка, выправка, волосы красивые вьющиеся – производил впечатление. Слышит, подсмеиваются над ним. Молодёжь там такая самоуверенная столпилась, с гонором, поглядывают свысока. Он мне потом рассказывал: «Батюшка, а у меня никакого раздражения, ничего, только: „Господи, прости их, я недавно такой же дурак был“».

Смиренно так сказал, раб Божий.

ЖИВЫЕ СВИДЕТЕЛИ СИЛЫ БОЖИЕЙ

Нам сейчас болезни всякие память смертную прививают, а то поколение, что войну прошло, иначе ей обучалось. С моим отцом (протоиерей Михаил Кречетов) в семинарии в одной комнате жил будущий владыка Алексей (Коноплев). На фронте он сапером был, а сапер, как известно, ошибается в жизни один раз. Когда ты минное поле разминируешь, понимаешь, что в любую секунду можешь взлететь на воздух. Но нам ведь всё равно умирать придется, всем без исключения, ну, и что теперь? То поколение понимало, что жить надо так, чтобы умирать было не страшно.

«Владыка Алексий (Коноплев) на фронте был сапером, а сапер, как известно, ошибается в жизни один раз. То поколение понимало, что жить надо так, чтобы умирать было не страшно»

Многие на войне обратились к вере. В семинарию во второй половине 1940-х поступали те, кто, пройдя суровую школу войны, остались в живых. Они так и жили с благодарностью Богу, с желанием трудиться для Церкви, с осознанием того, что теперь уже, раз Господь их в том пекле сохранил, должны они служить Богу.

Отца как-то на экзамене в Московской Духовной академии один профессор спросил: «Что делает Господь с человеком, когда хочет его к Себе привлечь?» Отец что-то ответил, а тот говорит: «Хорошо, а что главное?» Папа молчит. «Господь посылает ему тугу душевную», – сказал экзаменатор. То есть вот именно из безысходности, когда уже не от кого и неоткуда ждать помощи, человек и взывает к Богу.

Сам я на военной кафедре в лесотехническом институте получил специальность штурмана военно-воздушных сил. Наш преподаватель, полковник А. К. Плесский, говорил: «Я заставлю вас самолетовождение знать в стихах. В небе рассуждать некогда, там действовать надо». Вот так же и в любой экстремальной ситуации, будь то на войне или в мирное время – люди вспоминают Бога.