Сталинские соколы. Возмездие с небес

Пытаясь проанализировать собственные ошибки последних вылетов, я пришел к неутешительному для себя выводу. не боясь гибели, я подсознательно так боюсь попасть в плен, что, осуществляя вылеты за линию фронта, я теряю ориентировку и стремлюсь как можно быстрее вернуться на аэродром. Только над территорией, контролируемой вермахтом, я веду себя уверенно – выходит пора переходить в ПВО Рейха.

Нас все реже используют по назначению в качестве бомбардировщиков, а, учитывая неплохую дальность машин, чаще бросают закрывать дыры в растянутом фронте как истребителей прикрытия. Обед вышел быстрым, успев за двадцать минут поглотить сосиски с фасолью, наша группа поспешила к самолетам – новеньким Фокке-Вульфам, пригнанным из тыла.

В 14.30 восемью самолетами пошли по направлению на Долину, защищать дороги от русских охотников. 1-я танковая армия отходит на запад в Венгерскую равнину. Нужно прикрыть дорогу от бомбардировщиков. Пара истребителей уже пыталась сделать это чуть раньше, но, сбив двух «иванов», сама пала жертвой превосходящих сил.

Бомбардировщики обнаружили почти сразу, это были двухмоторные фургоны, идущие на высоте три тысячи метров под прикрытием большого числа истребителей, последние бросились на нас, пытаясь сковать боем, и на какое-то время им это удалось.

Я зашел в хвост «ивану», пристрелочной очередью мне удалось повредить его самолет, и я точно был уверен, что он станет моей добычей. Русский начал горку, следуя за шлейфом, оставляемым его самолетом, я потянул вверх и уже готовился прокричать победное «абшусс»! Внезапно его самолет вспыхнул и взорвался, разлетаясь на фрагменты планера и мотора. Взорвался боекомплект или топливо, как-то неожиданно, но в любом случае это победа моя.

Расправившись с истребителями, мы отправились вдогон за бомбардировщиками, уже повернувшими назад. Успели они нанести удар по дороге с нашими отступающими танками или нет?

Проскочив мимо одного, так и не успев открыть огонь, я развернулся, и начал преследование. Рассчитывая, что пушки сразу сделают свое дело, и, не желая попадать под огонь стрелка, я открыл огонь с дальней дистанции, но быстрой победы не получилось. Тогда я дал полный «газ», расстояние быстро сокращалось, бомбардировщик открыл жиденький оборонительный огонь, не способный отвратить атаку моей хорошо бронированной птички.

– Хорошо, что передо мной не «крепость ами» – подумал я, подойдя к бомбардировщику в упор.

Я нажал на гашетки, приготовившись к победному финалу, в тот момент, когда двухмоторная машина начала неожиданный маневр с целью дать мне проскочить мимо. Резко дернув в сторону, я не успел избежать столкновения, задев хвост противника левой плоскостью. Мне стало не до судьбы русских, Фокке-Вульф отбросило в сторону, потерявший скорость самолет затрясся, сваливаясь в левый штопор. Я пытался остановить вращение, но педалей и руля высоты не хватало, я совсем убирал или максимально давал «газ», но самолет, отказываясь слушаться, терял высоту, а главное – он совершенно не реагировал на дачу элеронов «по штопору». Приняв решение, я решил оставить самолет, совершивший свой первый и точно – последний боевой вылет и, сбросив фонарь, прыгнул в бездну. Парашют не подвел, приземлившись у своих, только на земле, я оценил трагикомичность произошедшего. в двух последних вылетах я потерял два самолета. Довершением разочарования стал просмотр пленки с самолета ведущего, это он, выскочив сверху, добил русский истребитель, победу записали на его счет, что же. он идет на Рыцарский крест. Удивительно, но русский бомбардировщик, который должен был развалиться после столкновения, продолжил ковылять в сторону дома и также был сбит ведущим. Посыпаю голову пеплом! Одержав восемь побед, наша восьмерка потеряла четыре самолета, хорошо, что хоть все летчики, подобно мне, остались живы.

Лето выдалось жарким во всех отношениях, к погодному зною добавилось русское наступление в Белоруссии и Польше. Потеряв в последних двух вылетах два ФВ-190, я на два месяца остался без самолета. В начале осени нашу эскадрилью отвели в тыл на заводской аэродром концерна Хеншель – Берлин-Шенефельд. База прекрасная – три восемьсот метровых полосы, ангары и капитальные помещения для персонала. Как элита мы не испытываем особых проблем с продуктовым снабжением. Рядом Берлин, в котором еще работают ресторанчики и находятся множество чуточку голодных в прямом и переносном отношении женщин, наших женщин готовых почти на все. Становится стыдно, что мы не можем их защитить от постоянных налетов бомбардировщиков.

После нескольких лет военных скитания по чужбине мы дома в глубине Германии, но от этого не становится радостно. Ничего, кроме тяжелых потерь и утрат, да еще многочисленных аэродромов, отчетливо не вспоминается, даже плен, как страшное и отвратительное чудовище память старательно вычеркивает из своих записей. Эскадрилья доукомплектована истребителями, теперь нам есть на чем летать. Нам – это небольшой группе уцелевших опытных пилотов-бомбардировщиков, волей командования и тактической необходимостью ставших истребителями. Нашу эскадрилью укомплектовали самолетами, теперь за мной числятся сразу два ФВ-190А. Скоро может начаться нехватка топлива, надеюсь, что заводских запасов все-таки хватит. Мы базируемся вместе с остатками второй группы 4 истребительной эскадры, эксплуатирующей такие же Фокке-Вульфы. Что нам предстоит. воздушная оборона Рейха от британо-американских бомбардировщиков или атаки плацдармов советов. С чем бы мы ни столкнулись, в голове крутятся только одни удручающие мысли, похожие на слова старинной песни.

«– Мы должны драться, но никто из нас не знает как долго, и когда наступит конец насилию, чтобы мы больше не брались за оружие. Мы держимся вместе плечом к плечу – никто не сражается в одиночку. Мы сражаемся вместе и погибаем вместе, никто не умрет в одиночестве, никто не останется жить!»

Русские начали новое наступление, они вышли к Одеру, и теперь угрожают Берлину с востока. Сейчас период затишья, вызванного плохой погодой, остается спорить. бросят нас в ПВО или отправят уничтожать мосты на Одере.

Погода наладилась. В 6.15 утра три пары подняли на прикрытие наземных войск от ударов бомбардировщиков противника. Ели успели взлететь, как аэродром был атакован тяжелыми американскими истребителями П-47. За нами, уже под огнем противника взлетело еще две пары четвертой эскадры. Мы не успели собраться, и каждый действовал самостоятельно, бой проходил на ограниченном участке, на расстоянии прямой видимости друг друга, вдобавок мы постоянно переговаривались по радио. Зенитчикам аэродрома даже пришлось ограничить огонь, чтобы не попасть в своего.

С включенным впрыском правым виражем я зашел в хвост одному ами, пока ведущий прикрывал меня сзади. Я так волновался, охваченный охотничьим желанием сбить своего первого американца, что никак не мог сконцентрироваться и поймать П-47 в прицел. Ручка нервно дрожала в моей руке, а самолет заваливал небольшие крены то вправо, то влево, или рыскал капотом по горизонту. Боясь перегреть двигатель, я не мог долго использовать форсаж, а расстояние все не сокращалось, П-47 оснащенный очень мощным двигателем оказался скоростным самолетом. Ами ушел в пологое пикирование, еще набрав скорости, я бросился за ним, но, не выдержав бесполезной гонки, отдал его на усмотрение своего командира, отвалив в сторону. Затем, потеряв «первого номера», я самостоятельно пошел в сектор между восточной частью Берлина и Зееловскими высотами, но так и не встретил самолетов противника. С группой соединился только на подходе к Шенефельду.

Подвели итоги: три самолета 4 эскадры были повреждены на земле атакой американцев и один сбит в воздухе на взлете, среди наших пар потерь не было, зато четыре ами, два «ивана» и еще пять русским бомбардировщиков были сбиты, общий счет. одиннадцать против четырех.

На раннее утро запланировано прикрытие бомбардировщиков бьющих по автоколоннам русских в районе Кольберга. Ночью пошел дождь, благо полосы в Шенефельде позволяют взлетать и садиться в любую погоду. Собрались в одном из ангаров, где техники подготавливали самолеты, ждем улучшения. В 7.45 дождь не закончился, но ослаб. Взлетели двумя звеньями, где-то над нами прошли бомбардировщики, мы их не видели, набрали высоту три тысячи метров, безрезультатно, видимость отвратительная, горизонт не просматривается, в таких условиях полет только по приборам. Мы стали вести переговоры. Командир связался с «вокзалом», доложив о «плохом кино» и получив команду действовать по обстановке все таки принял решение следовать в «занавеске» в район Кольберга. Нужно или идти плотным строем, надеясь на штурманскую подготовку ведущего, или разойтись на дистанцию, исключающую возможность столкновения. Мы разошлись и стали искать бомбардировщики, которые, как оказалось, сбросили груз почти вслепую на предполагаемые позиции русских и повернули назад. Часть нашей группы вышла в зону хорошей видимости, где столкнулась с большим числом новых русских истребителей. Я опустился почти до пятисот метров и смог разглядеть колонну русской техники, идущей в сторону Кольберга. Точнее говоря, то, что это русские, я определил по месту их обнаружения, а был я точно за линией фронта, и потому, что по мне был открыт редкий огонь из огневых средств, имеющихся в распоряжении колонны. Зайдя вслепую на цель, уже на боевом курсе я определил, что выполнил заход крайне удачно, снижаясь строго над прямым участком шоссе против хода колонны. Открыв огонь из пушек по первой машине, постепенно выбирая ручку на себя, тем самым, переводя огонь на следующие автомобили колонны, я видел что попал, но отсутствие времени, обзора и видимости не позволили оценить результаты. В одиночестве вернулся на аэродром, с трудом отыскал полосу и сел, пройдя над стартом.