Сталки. Лес

Лас устало выдохнул и опёрся на стол обеими руками, в одной из которых всё ещё сжимал полукруглую деревяшку с ручкой, которой не смог отбить шарик в десятый, последний, раз за эту игру. Затем свободной рукой стащил с головы шапку и стал обмахиваться ею, гоня прохладный воздух на своё разгорячённое лицо.

Сегодня был день рождения Ксюни, и Старик разрешил ей весь день отдыхать и веселиться («Только ты это… поосторожнее со своим Ласом будь, а то!..» — сказал он напоследок). Ксюня решила оттянуться по-крупному, поэтому вытащила из дома стол — разумеется, с помощью Ласа, — сажей из печи расчертила его на две половины, достала из собственного тайника две небольшие «биты» и шарик и объяснила Ласу не очень сложные правила. (Она не знала, что где-то далеко-далеко эту игру называют «пинг-понг», а «биты» — ракетками.) А потом они начали играть, и Лас понял, что его подруга всё же кое в чём его превосходит.

— Ну ты даёшь… — наполовину пробормотал, наполовину выдохнул Лас, переводя дыхание после напряжённого противостояния, с которым, как думал в тот момент подсталкр, не сравнился бы даже сталкатлон. — Где ты так научилась играть?

— Отец научил, когда мне было семь лет и я уже могла держать эту деревяшку, — ответила Ксюня, обходя стол и становясь рядом с Ласом, который теперь опирался на стол только одном рукой, другой непринуждённо приобняв сталочку. — Помню, мы с ним целые дни проводили за поочерёдным отбиванием шарика… А потом умерла мама, и стало как-то не до этого…

— Теперь у тебя появился я, так что мы можем заниматься всем, чем захотим, — улыбнулся Лас и, нагнувшись, поцеловал Ксюню в макушку.

После их совместного вечера в бане Ласа они уединялись ещё два раза — в те дни, когда удавалось хитростью избавиться от слежки Лины и когда Старик проводил время за кувшином самогона («И откуда он только эту дрянь берёт?» — поражалась Ксюня), — и каждый раз для влюблённых эти вечера превращались в праздник. Сегодня надежды на это было мало: Старик был трезвым и даже взялся за какую-то работу по дому, а Лина, как они предполагали, вообще могла шпионить за ними целыми днями. Поэтому Лас и Ксюня просто проводили время вместе, стараясь получить от этого максимум удовольствия.

После сталкатлона Ласу приходилось бездельничать: ведь вся работа сталкера — это охота на мутов плюс возня в поле и на огороде; второе уже практически завершилось, а первое для юноши ещё и не начиналось: мясо в деревне не собиралось прямо сегодня закончиться. С другой стороны, Лас слегка побаивался того, что ему предстоит делать, несмотря на то что в учебных походах в охоте принимал участие; но он не сомневался, что в будущем эта лёгкая боязнь уйдёт совершенно — и будет проявляться лишь в те моменты, когда зубы мута будут щёлкать у самого горла.

Но кроме мутов, у Ласа-сталкера была ещё одна забота, беспокоившая его с весны. Изредка он включал своё «дальновидение» и глядел в сторону Трубы, но на сорок с лишним врестей, разделявших этот объект и деревню, сверхспособности больше не хватало: после того видения в лесу Ласу удавалось проникнуть взглядом вдаль самое большее на треть этого расстояния. Поэтому он не мог знать, на месте ли та странная штука, на описание которой он мог потратить полдня — и всё равно не добиться хотя бы приблизительной точности. А в связи с этим всё большее значение для новоиспечённого сталкера приобретала альтернативная возможность; но в одиночку или даже в компании решиться на неё, не попросив совета у велков, Лас пока не мог, так что в планах на ближайшее время у него вырисовывалась необходимость рассказать об этом кому-нибудь. Например, Ксюне.

Помявшись несколько мгновений, не зная, стоит ли посвящать подругу в эту тайну, Лас принял решение и заговорил:

— Ксюня, знаешь, я тебе ещё не рассказывал… — И вкратце изложил суть своего видения и собственные мысли по этому поводу, закончив вопросом: — Как ты думаешь, что мне теперь делать?

— Даже не знаю… — протянула Ксюня; видно было, что она тоже крепко задумалась. Вскоре она чуть приподняла и вновь опустила брови, невольно показывая, что мыслительный процесс закончен, и сказала: — Лас, я считаю, что одному туда идти смысла нет: это ведь знаешь как опасно…

— А с Плющом? Вдвоём-то — меньше вероятность попасть в беду…

Ксюня покачала головой:

— Нет. даже вдвоём идти к Трубе — это почти самоубийство…

— То есть лучше рассказать об этом велкам, чтобы они собрали отряд со мной во главе?

— Ну… да.

— А если они откажут?

— Тогда не знаю… — Ксюня немного помолчала и продолжила: — Лас, ты же теперь сталкер — решай сам. Но… если ты не вернёшься… я тебе этого не прощу.

Лас крепко обнял её и прошептал на ухо:

— Я вернусь, обязательно вернусь… — Вдруг ему в голову пришла одна мысль: — Если хочешь, можешь в таком случае отправиться со мной; всю ответственность я беру на себя. Так мы либо вернёмся оба, либо… ну ты поняла.

— Я подумаю, — тихо ответила Ксюня и прижалась щекой к груди Ласа. — Но, по-моему, делать этого не стоит.

— Время покажет, — выдохнул Лас, глядя вдаль, в строну Трубы.

* * *

— Ну, чего звал? — спросил Плющ, выходя из дома наружу, где его ждал Лас.

— Дело есть. Давай отойдём куда-нибудь, чтобы никто лишний не узнал…

— Давай туда, — Плющ рубанул воздух ребром ладони, показывая в сторону тренировочной площадки на северной окраине селения. — Там точно никого не будет.

— Пошли.

Двое юношей зашагали через деревню.

Был уже вечер — четвёртый вечер наступившей осени. Лас после откровенного разговора сыграл с Ксюней ещё несколько партий в «шар-над-столом», а потом сталочка пошла домой, чтобы, дескать, таким образом показать Старику, будто ничего предосудительного между ней и Ласом нет. а сам без году десяток дней сталкер помог ей вернуть стол на место и пошёл к своему такому же «коллеге», чтобы и тому рассказать кое-что очень важное — и, главное, выслушать, что тот ответит.

— Ну, говори, — потребовал Плющ, когда они оказались между кучкой строений и деревьями — ровно посредине, чтобы и никто не услышал, и из леса возможное, но очень маловероятное нападение было менее неожиданным.

— Помнишь ту штуку, которую я тогда, в нашем первом походе, увидел у Трубы?

— Помню. Если честно, тогда ничего не понял из твоего описания. И что? Увидел её снова?

— Нет, зато кое о чём подумал. Слушай, ты же хорошо знаешь законы и обычаи деревни?

— Допустим.

— Мы же теперь вроде как сталкеры, а значит, мы можем больше, чем прежде. Так вот, как ты думаешь, имеем ли мы право отправиться туда сами и всё разузнать? И к тому же: ты сам на это согласен?

— Я-то, может, и согласен… — Плющ потёр переносицу, очевидно, придумывая и формулируя ответ. — Носталкеры обычно ходят только на охоту, причём тогда, когда решат велки, и то — отрядом не менее чем из пяти человек. Подобного тому, о чём говоришь ты, на моей памяти не предлагали вообще. Во всяком случае, если мы сами, без спроса это осуществим, то нам не поздоровится. Нас могут опять сделать подсталкрами — жди тогда два года до следующего сталкатлона, — могут побить; хорошо, хоть в лес выгнать не могут. Но всё равно приятного мало.