Стальная дуга

Александр отбросил очередной окурок папиросы и поднялся с лавки, поставленной возле репродуктора. Это было его нововведение — все переговоры лётчиков, выполняющих боевое задание, шли через динамик, который слушали те, кто оставался на земле. Вот и сейчас из него неслись короткие фразы, сочный мат, иногда проскакивал грохот выстрелов крупнокалиберных «УБС» стрелков:

— Лёня! Справа! Лёня!

— Крути дурака, «второй», «второй», как слышишь? Сейчас… Сейчас…

— Антипов горит! Подожгли сволочи!

— А-а-а-а!!!

И что-то совсем неразборчивое, переходящее в булькание. Видимо, перегрузка отжала ларингофоны от горла и аппаратура просто не может воспроизвести работу голосовых связок…

— Знаешь, замполит, в небе — легче…

Командир полка двинулся в сторону края поля. Майор почесал затылок: а ведь прав Столяров. Нелегко ему даётся это сидение на земле. Знать, что там дерутся и гибнут твои ребята, а самому не иметь ни малейшей возможности помочь? Да и ординарец командира не раз уже докладывал, что тот не спит по ночам, стонет, кричит во сне. Вон как осунулся, прямо почернел. Так не долго и с катушек съехать. Что толку, что каждый день поднимается в голубую высь? На операции ему нельзя, комдив запретил под страхом военного трибунала. А о том не подумал, что Столяров из тех, кто просто провожать людей на смерть не способен. Уж если идти на операцию — так и самому впереди всех. Чтобы не шептались потом за спиной, что дрейфит командир, или посылает погибать, а сам то тут, на земле. В любом случае уцелеет. Аэродром от линии фронта далеко. Пушка не достанет, пуля не долетит. А вражеская авиация — она штука такая. Сегодня есть, а завтра соседей бомбит. И то, в лучшем случае. Если по пути истребители да зенитки не расчехвостили…

До КП донёсся гул мотора, и вскоре из-за деревьев вынырнул первый штурмовик и пошёл на посадку. Трепыхались куски отбитой обшивки, болталась выпавшая из распахнувшегося лючка патронная лента. Вот шасси коснулись земли, взрывая дёрн поля ребордой с остатками резины, лента цепляется за нечто невидимое и лопается, сверкнув на солнце металлическим изломом и медью гильз. Парит мотор, выбрасывая струю тугого пара, замедляет ход израненная машина. Останавливается. Медленно открывается фонарь, с трудом вылезает на плоскость пилот в насквозь мокрой гимнастёрке, покрытой соляными узорами. Машет рукой. Лезут в кабину стрелка механики, на руках спускают истекающего кровью человека, торопливо кладут на кусок брезента и бегом несутся к санчасти, откуда уже спешит им навстречу старенький «ГАЗ-АА»… Тем временем плюхается, по другому не скажешь, следующий «ИЛ-2» с огромной дырой в центроплане. Вываливается элерон у третьего, слава Богу, что машина уже на земле. Лётчик, видно, в рубашке родился… Сегодня не вернулось двое. Это о них кричали в небе друг другу штурмовики. Сержант Антипов Сергей со стрелком рядовым Костиным Лёхой, младший лейтенант Мелконян вместе ефрейтором Бульбой. Вечная им память…

…Александр склонился над картой. Немцы получили по зубам, но по-прежнему держаться. На завтра получен приказ — обеспечить поддержку бомбардировщикам на северном фасе Дуги. Необходимо помочь им поставить дымовую завесу для прикрытия группировки Черняховского, которая должна будет ударить на Орёл и тем самым создать угрозу флангу немцев. Боеприпасы получены. Самолёты к вылету готовы. Экипажи — отдыхают. А он — снова на земле.

— Не спишь, подполковник?

Он вскинул голову — в бесшумно открывшейся двери землянки стоял старый знакомец — подполковник Незнакомый. Конечно, вроде по погонам они равны, но на деле… Старый (не по возрасту, по стажу) опытный чекист, и он, молодой лётчик, можно сказать, офицер военного разлива…

— Вижу, не спишь. Думу думаешь. Это хорошо.

— Присаживайтесь, товарищ подполковник.

— Чего это ты брат, так вдруг официально? Так не пойдёт. Давай-ка, чайком угости, сообрази чего-нибудь на стол. Засиделся на земле то, а? Засиделся, засиделся! Вижу. Вон, почернел, осунулся. С новостями я к тебе, Саша. Кончилось твоё просиживание штанов. Пора и за дело браться.

— ???

— Давай, организуй нам чай, а потом и поговорим…

Александр торопливо выскочил в «предбанник», отдал короткие распоряжения дежурному, затем вернулся назад. Незнакомый уже расстегнул пропотевший запылённый китель, удобно устроился за столом, на котором среди карт красовалась бутылка вина с незнакомой надписью.

— Уже? Быстрый ты, однако.

— Сейчас принесут, товарищ подполковник.

— Присаживайся рядом.

Александр сел напротив. Полез в карман, выудил папиросу, закурил. Внезапно разведчик хлопнул себя ладонью по лбу:

— Забыл! Ей-ей! Забыл!

Он торопливо полез в сумку и выудил оттуда картонную упаковку, в которой Столяров узнал блок «Юно».

— И это тебе. Подарок…

Сашка с наслаждением затягивался ароматным дымком. Наконец явилась раздатчица из столовой, торопливо накрыла стол, затем ушла. Они налили по кружке красного тягучего вина, молча выпили. Не чокаясь. Поскольку за павших ни стаканами, ни чем другим — не стучат…

— Что теперь, товарищ подполковник?

Тот остро глянул из-под прищуренных век.

— Торопишься? Ну, ладно. Держи.

Он молча протянул Столярову тетрадку. Тот раскрыл…

…СССР коммунизирует европейский континент, если САСШ и Британия не блокируют красную амёбу в Европе…

Александр поднял глаза:

— Это что?!

— Меморандум Буллита. Не слыхал? Распространено в их Конгрессе. Ты дальше читай…

…мы должны всеми силами стремиться к тому, чтобы несмотря на все требования Сталина, а так же наши обещания Второй Фронт в Европе НЕ БЫЛ открыт в 1943 году. Более того, сейчас, и именно сейчас мы просто ОБЯЗАНЫ прекратить все поставки по ленд-лизу для этих русских медведей, чтобы немцы могли нанести УСПЕШНЫЙ летний удар. Несмотря на риск этого мероприятия тем не менее я считаю, что Советы выдержат летнее наступление Гитлера, но будут в значительной мере обескровлены и не смогут противостоять союзным частям в Европе. Более того, несмотря на обширные, можно сказать бескрайние ресурсы Сталина, как материальные, так и людские, мы сможем списать русских со стратегических ролей в Европе… [68]

68

Все приводимые в главе документы и цитаты ПОДЛИННЫЕ. Вымыслом не являются.

— А это ЧТО?!

— Это — письмо Черчилля к Рузвельту. Перед Касабланкой. Слыхал?

— Писали в газетах…

Глава 31

Последующие четыре дня слились в один сплошной бой, из которого Столяров помнил только отдельные эпизоды. Всё заполняло одно жуткое желание: СПАТЬ! Поспать бы хоть чуть-чуть! Но нет. Полчаса дрёмы, в грохоте артподготовки, в разрывах немецких бомб, и снова в бой. Между мясорубкой, в которое превратилось сражение, торопливое обшаривание разбитых немецких танков в поисках снарядов и патронов к своей машине…

…Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали в этот жаркий солнечный день ни жажды, ни зноя. Одна мысль, одно стремление — пока жив, бей врага, помоги своему раненому танкисту выбраться из горящего танка… — так вспоминал те дни другой участник Битвы А.А. Голованов…

…- В чём дело, полковник, почему не наступаете?

Низенький маршал с золотыми погонами и узким лбом в приплюснутой фуражке кричал на командира сводного отряда, куда в очередной раз входил майор Столяров. Александр воспалёнными красными глазами смотрел на Жукова, прибывшего на фронт тринадцатого июля, уже после того, как Красная Армия выдержала первый, самый жуткий натиск противника. До этого «Победоносец» отсиживался в Москве, и в командовании войсками, держащими оборону на Курской Дуге, участия не принимал. И Слава Богу! А то немцы бы уже подходили к Москве, раздавив гусеницами своих танков советских солдат…

— Так минное поле там, товарищ маршал! А у меня всего десять машин осталось… И вот, трофей…

Богачёв кивнул в сторону закопчённого «тигра». Жуков опешил от неожиданности:

— Как? Трофей? Я думал, это наш новый тяжёлый танк… Ладно. Минное поле, говоришь? Сейчас, разминируем…

Своей косолапой походкой он проковылял к своей «эмке» и скрылся в салоне машины. Вскоре выглянул и крикнул:

— Через тридцать минут наступаете, полковник. Сейчас вам дорогу разминируют…

Александр вздрогнул, уловив тон, которым маршал произнёс эти слова и насторожился. Между тем время шло, и фосфоресцирующая стрелка часов в боевом отделении «шестёрки» неумолимо, с немецкой педантичностью отсчитывала секунды, оставшиеся до назначенного срока… Словно ветер пронёсся над танками, танкисты высовывались из люков и провожали глазами колонну людей в разношёрстном обмундировании без оружия. Их конвоировали автоматчики. Следом лениво пылили два «ЗИСа» с ящиками в кузовах. Донеслись слова команд, колонна замерла, затем потянулась к грузовикам, откуда арестованным стали выдавать винтовки и патроны.

— Штрафники, ребята! Штрафники!

— Что делает, мясник!..

Наконец все пригнанные были вооружены, какой-то чин толкнул короткую речь, на краю балки, где обречённые готовились к последнему бою, установили пулемёты заградотряда, и штрафники, чуть помедлив, с рёвом бросились вперёд. Едва первые из них показались наверху, как немцы ударили из всех стволов. Покатились по земле сбитые пулями фигурки, но основная масса бежала вперёд… Вот уже некоторые добежали до поля, на котором застыли ещё горящие «тридцать четвёрки», подорвавшиеся на минах, и… Огромные холмы разрывов выросли посреди русских полей… наступающие качнулись назад, и по ним ударили длинные, на расплав ствола очереди из заградотрядовских «Максимов»… Столяров вцепился побелевшими пальцами в край люка и стиснув зубы с ненавистью смотрел на убийцу всех этих людей… А Жуков довольно потирал ладони, получая словно бы заряд бодрости от массового у б и й с т в а, иначе ЭТО и не назовёшь…