Стальная метель

С соседями так — все всё знают: и куда пошёл, и с кем, и для чего. Знают и молчат — почти все. Кроме кого-то одного. И сам ты не узнаешь никогда, кто послал своего человека, чтобы призвать Сенди и тех, кто был с нею. Хотя нет, узнаешь когда-нибудь… но будет уже всё равно.

Сначала потянуло дымком, а потом открылось и всё зимнее становище целиком: стоящие прямо среди деревьев домишки и землянки, едва видимые из-под снега. Их было не больше десятка. Вальда задохнулась — это были те дома в лесу из её сна, только во сне они были большие, а сейчас маленькие… а потом память подсказала: да, она была здесь в детстве, и потому всё запомнилось большим… почему была и зачем?.. да потому что её здесь выхаживал старый шаман, Камень хоть и вылечил её тогда (или вообще оживил), а везти далеко было нельзя, вот и принесли сюда на руках, чтобы отлежалась. Да, это было то самое место…

Чуть дальше должен быть ручей. Сейчас он подо льдом и под снегом.

Их приближение заметили, наверное, давно, а сейчас убедились, что свои, — и словно ниоткуда возникли с десяток охотников, забрасывающих луки за спину. Одного их них Вальда узнала: это был старый Сезган, старшина звероловов; он приходился ей двоюродным дядькой.

— Что же вы — днём? — с укором сказал он Корожу, но осёкся — видимо, у Корожа на лице всё было написано. — Ну, проходите, люди добрые… Вальда? Неужто ты? И кто это с тобой?

— Я, дядя Сезган, — сказала Вальда, поклонившись. — Это мои стражники, люди надёжные. И дочкина подруга, Сюмерге. Приехали поклониться Камням, а тут такое…

— Малой, — не оглядываясь, сказал Сезган, — отведи женщин к женщинам, а воинов к воинам. Пусть согреются и поедят. Ну а вы, Корож и Пиче, идёмте со мной, будете всё по порядку рассказывать…

Всего в стане, как рассказали Вальде, было уже человек сорок, все охотники и звероловы; женщин было лишь семеро, считая теперь с Вальдой и Сюмерге. Вроде бы женщин в сёлах до последнего времени ряженые не трогали, потому и оставляли их там без опаски… Мужчины здесь были из разных сёл и разных родов, и пока не пришёл Сезган и не навёл порядок, здесь происходили стычки, драки и даже поножовщина — каждый винил другого в появлении ряженых, не понимая ещё, что те тоже из всех родов происходят и изо всех сёл, и есть совсем пришлые из неизвестных краёв…

Да, Сезган навёл порядок. С ним тогда пришёл молодой шаман Кавал, внук Кранча. Но его Сегзан отослал куда-то с поручением, и вот уже несколько дней шаман не появляется здесь. И хотя охотники давно готовы идти бить ряженых, Сегзан не велит — ждём, говорит, когда шаман вернётся, без него не пойдём… Наверное, так и надо, но люди изводятся ожиданием.

Вальда отдохнула, согрелась, похлебала горячего и даже немного осовела от этого — но тут её позвал Сезган.

Уже вечерело. В доме, который занимал Сезган, горела масляная лампа, освещая небольшой стол у стены, двухэтажные нары, печку и широкую скамью. Плетёный потолок сильно провисал. Скоро обвалится, подумала Вальда, но ничего не сказала. Села на угол скамьи, облокотилась о стол.

— Вот такие дела, племяшка, — сказал Сезган, тяжело поднялся, подкинул в печь поленце. Снова сел. — Хотел я тебя с другими бабами отправить в город, да не получается — оседлали ряженые дорогу, не пропустят. Так что придётся тебе пока тут побыть, а сколько — не знаю. Стрелять-то не разучилась?

— Приходится иной раз, — сказала Вальда, — хотя уже не часто.

— Ты всё ещё богатая? — спросил Сезган неожиданно.

Вальда подумала.

— Не знаю, дядя. Сейчас не поймёшь, что богатство, а что — обуза.

— И то верно… Стражники твои говорят, что служат тебе верно и за тебя биться будут, но одну тебя не отпустят и сами без тебя не останутся. Так это?

— Так. Из степных кочевников они, слово дали — будут держать. Даже я сама их от слова освободить не могу, пока срок не выйдет.

— Хитро, не по моему пониманию… Ну да ладно. Дело вот в чём. Должен со дня на день вернуться шаманёнок, я его с поручением к колдуну Велу посылал, знаешь такого?

— Даже не слышала.

— Его ещё Лесовиком кличут, в самой глуши живёт. Старый он уже, конечно, никого видеть не хочет, дела ему до людей не стало… ну да, обижали его, было такое. Но вот решил я ему поклониться — авось снизойдёт. Дело в том, что корыстный он, как не понять кто. Камушки любит разноцветные. Но если пообещать и не дать — отомстит, да сторицей. Понимаешь меня?

— Что ж не понять. Кемельма [13] моя подойдёт? Нить жемчужную отдала бы, да только она меня с мужем пропавшим соединяет, пока не вернётся — не могу. Оручи мои просто серебряные, без камней… и перстней не ношу, как видишь.

— Из дому что-нибудь пообещать сможешь?

— И пообещать могу, и отдам, не жалко — да только где тот дом? Мне сейчас до него пути как до месяца…

— И то верно… А эта подружка дочкина?

— Один у неё камень перстный, жениха дар. Тоже расставаться не след, ждёт она его, а он где-то в трудных местах. Плохо может получиться, если отдаст. Ну, посули от меня колдуну чего он хочет, я наизнанку вывернусь, а доставлю.

13

Кемельма — ожерелье из камней-самоцветов.

— О-хо-хо… Да, как-то оно неудачно сложилось. Ладно, всё я тебя спросил, что хотел, теперь ты можешь. Будешь ли?

— Буду. Вы же здесь не просто прячетесь, верно?

— Верно. Народ стервенеет понемногу, да и есть за что. Мало того, что ряженые людей обижают-измываются, они и таины разрушают. Возле речки Сатьи таина, знаешь, наверное… хотя нет, тебе-то откуда знать про неё?.. в общем, Камни в реку побросали, а на место, где они стояли, навоз привезли и рассыпали. С двух сёл на ряженых тогда поднялись, но как-то без умения, неосторожно… в общем, кого-то из наших поубивали, а прочих голыми по улицам прогнали, плетьми хлестали… да ладно, не хочу такую погань рассказывать. Ну да, и ограбили тогда эти сёла подчистую, вывезли всё.

— Сколько этих тварей и где они сидят?

— Народ говорит, до трёх сотен. А не сидят они нигде, носятся по всему краю, две ночи подряд на одном месте не ночуют. Понимаю, о чём ты думаешь, да и мы сами не без соображения — но прихватить их, тварей, трудно. И ворожит им кто-то, в ловушки-засады они не попадали ещё ни разу… чего я, собственно, Вела-то и хочу заполучить. Он завести их в дебри сможет, а больше никто. Так-то, племянница… Да, а эта дочкина подруга — она стрелять умеет?

— Да уж, — хмыкнула Вальда. — Нынешние девки — все умеют. Вот откуда у них такой обычай взялся — в скачках да стрельбе соревноваться?

— Чуяли что-то, — сказал Сезган. — Малому сама скажи, чтобы дали вам по луку и стрел сколько нужно. Будете службу караульную нести наравне с воинами. А там посмотрим…

Всё произошло как раз во время её стражи. Вдвоём с Сюмерге они сидели в «гнезде», свитом на толстой ели — где-то на полпути от земли к верхушке. Заметить их снизу было невозможно, а сами они видели довольно далеко во все стороны — а главное, слышали. Звуки доносились издалека и были очень отчётливые; всё можно было понять по звукам.

Солнце село, и мороз крепчал. Хоть и набросано в гнезде было немало тёплых шкур, а холод понемногу пробирал, немели пальцы на ногах и руках, немели нос и щёки. Скоро их должны были сменить…

Вначале они услышали непонятный шум со стороны становища, сменившийся быстрым скрипом шагов, потом послышались приглушённые голоса, на миг прервавшиеся — и тут же раздались громкие крики, звуки ударов, бряцанье железа о железо, чей-то чудовищный хрип. Видны были мечущиеся факелы, потом вспыхнул один дом, другой, третий…