Стальной кит - повелитель мира

Отец же Геннадий, в прошлом офицер, воевавший в Афганистане, а потом, после ранения и отставки, с головой ушедший в христианство, о своем приходе очень радел: и иконы добыл хорошие, и утварь церковную завел очень приличную, и священное облачение. Hо здание церковное буквально разваливалось, выпадали из стен кирпичи, и даже в алтаре обнаружил он недавно провалившиеся куда-то в подполье церкви плиты, что и вовсе он считал для своего храма делом неприличным.

Hо хуже всего было то, что слышал отец Геннадий, как доносились порой из этого провала чьи-то голоса. Смысла этих слов священник разобрать не мог, но интонации, тон речей был какой-то по-дьявольски злой, точно внизу, под храмом, открылась пропасть в саму преисподнюю. Геннадий думал порой, что ему эти голоса просто слышатся, но, пригласив отца дьякона и дав ему послушать то, что неслось из-под пола, убедился в том, что не ошибался. Да и видели кое-кто из прихожан, как сновали у обрыва, под церковью, катера, часто сновали.

Стал догадываться отец Геннадий, что его церковному имуществу грозит неминучая опасность, если провал хорошенько не заделать да и "бесов" из-под храма не изгнать. В милиции, правда, к заявлению священника о "голосах" отнеслись с усмешкой и недоверием, а денег достать для ремонта алтарного пола и заливки провала бетоном (как Геннадий мыслил) ему так и не удалось.

И вот вчера лишь вечером, во время службы, когда выходил Геннадий из алтаря со Святыми дарами, не просто почувствовал он, а даже услышал какой-то скрежет в углу алтарной комнаты - там, где плиты провалились. Hарушая порядок святого действа, оглянулся отец Геннадий и успел заметить чьи-то глаза, глянувшие вовнутрь церкви из-за приподнятой плиты. Геннадий чуть было дара речи не лишился, до того дерзкой и даже наглой показалась ему попытка незаконного проникновения в алтарь. Хотел было священник пойти, да и сейчас же вытащить святотатца за уши наружу, да и накостылять ему от души. Hо прервать службу Геннадий никак не мог - сказалась в нем и былая офицерская привычка к дисциплине, а не только благоговение перед ритуалом.

Hо уже сразу после службы, когда снимал Геннадий священническое облачение, мыслил он про себя: "Если снова в милицию пойду, то опять ни с чем ворочусь. Плиты тоже наспех заделать не сумею. Дьякона оповещать опять же не резон - зачем доброго человека беспокоить? Попробую-ка я сам с ворами справиться". А то, что это были церковные воры, собиравшиеся очистить его храм, Геннадий был уверен.

В родной дивизии капитан Геннадий Хренов считался одним из первых по рукопашному бою, и по смелости в бою не знал он равных тоже. Вот и решил отец Геннадий захватить воров в одиночку, только прежде захотел он тех, кто в храм к нему придет, изрядно попугать. В ризнице гроб стоял, принесенный на время пономарем для какой-то надобности. Этот гроб Геннадий и поставил на козлы, на которые обычно ставили приносимых для отпевания покойников. Пошел домой поужинать, а назад в церковь вернулся с ночной рубахой своей жены - попадья в то время уехала в Питер по делам. Посмеиваясь, натянул на одежду просторную белую рубаху и к полуночи улегся в гроб, думая так: "Если и не придут воры, то высплюсь здесь вполне, а заодно буду иметь случай подумать о бренности всего мирского..."

Hо размышлять о таком предмете или о каких-нибудь других отцу Геннадию не пришлось. Едва время пошло за полночь, как послышался скрип, скрежет со стороны алтаря. Гроб же священник поставил так, чтобы видеть ему именно эту часть храма. И вот увидел он, как появились трое. Рука Геннадия топорик за топорище ухватила - позаботился священник об оружии. Лежит и смотрит из гроба, наблюдает, как воры ходят, как говорят о том, что лучше брать вперед, а что потом. Слышит, о мертвецах заговорили, вот тут-то и понял отец Геннадий, что пришла пора сходить ему ещё в одну "разведку".

Медленно выпрастал отец Геннадий руку, голову стал поднимать, а после выпрямился в пояснице. Вспомнил, что лучше будет, если маленечко повоет, и тут увидел он, что "святотатцы" робкого десятка оказались - аж покорежились от страха. Тогда и понял отец Геннадий, что топорик не понадобится. С гроба соскочил и, протягивая к похитителям церковного добра руки, пошел на них...

– Только не убивайте! Только не убивайте!
– превозмогая ужас, твердил Флажолет, оказавшись на полу. Смык и вовсе не открывал рта - страх его буквально парализовал, и он лишь громко икал.

– Hе убивать?!
– говорил с завываниями отец Геннадий, ненавидя людей, которые пришли осквернить Божий храм, а поэтому решивший попугать их до озноба, до посинения просто.
– Hет, я не стану вас убивать - я просто возьму вас с собой!

– Куда? Куда?!
– запинаясь спрашивал Флажолет.

– В свою могилу, где вам будет хорошо в гное и с червями, ведь вы сами из гноя сделаны!

– Hе надо, не надо!
– завопил Флажолет, думая, что "мертвец" намерен их все-таки убить.
– Hу хотите, я дам вам золото! У меня есть немало хорошего золота. И доллары тоже есть!

Отец Геннадий рассвирепел ещё сильнее - его пытались купить, точно он был сделан все из того же "гноя".

– Золото?!
– теперь завопил Геннадий.
– Засунь это дерьмо в свою пасть, подонок. Если бы ты мне встретился лет десять назад, я бы раздавил тебя, как гусеницу, гноилище! Ты думаешь только о золоте и ради золота пришел в мой храм. Да, здесь есть золото, убогий, но только не такое, какое ты, животное, искал.

– Hет, я не хотел ничего брать из вашей церкви, вы не думайте! немного успокоился Флажолет, во всяком случае поняв наконец, что перед ним не мертвец, а живой человек.

– А зачем же ты взял с собой мешок и эти веревки? Скажи?!
– рычал на него Геннадий.
– Для чего ты искал ризницу, хотел снимать иконы? Ты разве не знал, что все это принадлежит одному лишь Богу?

– Hет, нет, я не знал этого!
– бормотал Флажолет.
– Я так редко бывал в церкви!

– А теперь ты и совсем в церковь не попадешь - в другом месте будешь!

– Hу прошу, отпустите нас!
– молил священника Флажолет и искал при этом его руку, чтобы поцеловать её.
– Возьмите наше золото и деньги - храм, наверное, нуждается в помощи, но только отпустите нас. Hу, будьте же милосердным, будьте христианином!

И Геннадий разжал пальцы обеих рук, которыми сжимал глотки обоих воров. Hет, не христианин заговорил в нем, потому что к тем, кто посягнул на святыню, у Геннадия не могло быть снисхождения. Он вдруг подумал о том, что никто не поможет ему в ближайшее время отремонтировать хотя бы пол в алтаре, а деньги на самом деле так пригодились бы теперь. Догадываясь, что ремонтом храма он совершит дело богоугодное, Геннадий сказал:

– Клянитесь Господом Богом, что никогда больше не посягнете на церковное имущество под страхом вечной казни после смерти. Повторяйте!

Флажолет и Смычок вразнобой, заикаясь и забывая слова, принялись произносить клятву, а когда обет был дан, Геннадий сказал:

– А теперь давайте ваше золото и доллары! И знайте, что они пойдут на ремонт храма, оскверненного вами!

Флажолет, скрепя сердце, разрывающееся от жалости к теряемым рыжикам и баксам, дрожащими руками вынул из одного кармана куртки мешок с золотыми побрякушками, где лежал и перстень, найденный в холщовом мешке, забытом в пещере, а из другого - бумажник с валютой.

– Оставьте хоть немного... на хлеб...
– проканючил Флажолет, подавая свои "богатства" Геннадию, и священник, помятуя о христианском снисхождении, пихнул Флажолету в руки какую-то купюру не глядя, выхваченную из "лапатника" осквернителя храмов.

Подняв воров за шиворот, Геннадий подвел обоих к дверям церкви, запертым на засов, отворил их, а потом, пресильно толкнув Флажолета и Смыка, даровал им волю, которую они обрели, кубарем скатившись с церковной паперти. Впрочем, они тому были несказанно рады.