Стань моим
Шрифт:
– Я бы очень хотел произвести на вашу дочь хорошее впечатление. Волноваться ей не нужно, дело у нас простое, житейское.
Зоя Васильевна кивнула:
– Это понятно...
– Нам не по восемнадцать лет, чтобы объясняться в любви, как это делают в романах, - продолжал Эрнстов.
– Да нам это и ни к чему.
– Совсем ни к чему, - поддакнула Зоя Васильевна.
– Сегодня мы с Аглаей Степановной просто побеседуем, попьём чаю, завтра я её свожу в Большой театр...
– В Большой театр!
– умилилась Зоя Васильевна.
Эрнстов горделиво улыбнулся.
–
Мать замахала руками.
– Что вы, что вы, нечего её приучать к ресторанам! А Большой театр - это хорошо, культурно.
Гость кивнул.
– Я тоже так подумал.
– Он поёрзал в кресле, поглядел на стол, на котором, кроме тарелок с закусками, стояли три прибора.
– Что же Аглая Степановна всё не идёт?
– Замешкалась она что-то, - мать суетливо встала.
– Пойду посмотрю.
Аглая стояла у окна.
– Аглая!
– зашептала мать.
– Тебя ждут. Идём.
– Она взяла её за руку.
– Хоть сейчас-то меня не осрами.
– Погоди, мама. Дай отдышаться...
– Аглая вдруг нервно рассмеялась.
– Что это я так волнуюсь? Вот дура. Ну, пришёл и пришёл. Как пришёл, так и уйдёт. А я переживаю!
Её смех Зое Васильевне не понравился.
– Лая, - она покачала головой, - ты как-то очень легкомысленно относишься к таким вещам. А это серьёзно. Очень серьёзно. Решается твоя судьба!
Аглая раскрыла косметичку и, глядясь в зеркальце, быстро навела на лице порядок.
– Идём, мама. Ни о чём не беспокойся. Я буду благоразумненькой девочкой, но если твой жених мне не понравится, то ты уж на меня не обижайся. Я не оставлю ему никаких шансов.
– Только будь с ним поласковей, - прошептала Зоя Васильевна, выходя с дочерью в коридор.
– Сначала пойдём на кухню, поможешь мне принести жаркое и салат.
Аглая поставила на поднос салатницу, тарелки с закусками и с подносом прошла в комнату, где сидел Альфред Осипович.
Он встал при её появлении.
– Прошу, Аглая Степановна, - он протянул ей букет, - принять это от меня по случаю нашего знакомства. Маменька ваша, наверное, уже рассказала обо мне?
– Только то, что вас зовут Альфред Осипович и что вы директор гастронома.
Эрнстов галантно поклонился.
– Будем считать, что мы знакомы.
Аглая взяла цветы и, не зная, куда их деть, повернулась к вошедшей матери.
– Мама, поставь цветы в воду.
Зоя Васильевна водрузила вазу с цветами на середину стола, затем придвинула кресло и села. И тут же принялась с озабоченным видом двигать на столе чашечки, тарелки и вилки.
– Кушайте картофельную запеканку, Альфред Осипович. Дайте я вам отрежу.
– Благодарю.
– Лаичка у нас мастерица готовить...
Эрнстов отправил в рот кусок запеканки.
– Очень вкусно. А я уж, по правде сказать, отвык от домашней пищи. Живу один, питаюсь всё больше бутербродами.
Он посмотрел на Аглаю. Она спокойно выдержала его взгляд, улыбнулась одними губами.
Мать, боясь, что Аглая сейчас скажет что-нибудь не то, поспешно выпалила:
– Лаичка,
Альфред Осипович приглашает тебя в Большой театр!– Я не люблю оперу.
– А я как раз собирался пригласить вас на балет, - сказал Эрнстов.
– Балета тоже не люблю.
Зоя Васильевна под столом коснулась её ноги.
– Это она скромничает, Альфред Осипович. Очень она любит балет, в детстве на танцевальные курсы ходила. Просто она... пока не привыкла к вам. Но ничего, привыкнет.
– Я тоже надеюсь на это, - поглощая запеканку, сказал Альфред Осипович.
– Аглая Степановна, а как вы насчёт того, чтобы провести вечер в ресторане? Например, в "Национале"?
Аглая посмотрела на него, прищурила глаз.
– Боюсь, что ближайшие вечера у меня будут заняты. Много работы.
Мать строго покосилась на неё.
– Понимаю вас, Аглая Степановна, - продолжал Эрнстов как ни в чём не бывало.
– У меня самого сейчас масса дел в магазине. Каждый месяц проверки, инспекции... А давайте я вас после работы домой в своей машине доставлю. Машина у меня, правда, не ахти какая, служит мне уже четвёртый год, но вполне пристойная. Я вас, Аглая Степановна, завтра у подъезда вашей фирмы буду ждать. Не откажите старому холостяку подвезти вас.
Зоя Васильевна всплеснула руками:
– Что это вы называете себя старым? У вас самый расцвет!
– Может, я для Аглаи Степановны староват?
– Да что вы! Типун вам на язык!
Аглая вертела вилку в руке и исподволь поглядывала то на мать, то на гостя.
– Стало быть, Аглая Степановна, завтра я вас жду?
– Но я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то провожал. Оттуда до нашего дома ходит троллейбус.
Эрнстов в сомнении покачал головой.
– Вот вы говорите, что вам приходится поздно возвращаться с работы. А вы знаете, Аглая Степановна, сколько нынче появилось в Москве всяких проходимцев?
– Он обернулся к Зое Васильевне.
– После наступления темноты стало совершенно невозможно ходить по улицам. Так и норовят залезть вам в карман.
– Правда, правда, Альфред Осипович, - закивала Зоя Васильевна.
Гость съел ещё кусок запеканки.
– В прессе пишут, что нынешний, девяносто пятый, год - самый криминогенный за всю послевоенную историю. В сороковых не было такого разгула преступности, как сейчас!
– Ужас что творится, вы правы!
– подхватила Зоя Васильевна.
– Не боятся нападать на здоровых, сильных мужчин, а уж про женщин, тем более молодых, и говорить нечего...
– Прямо страх, Альфред Осипович. Какие времена настали!
– Недавно со мной случай был, - начал рассказывать Эрнстов, отложив вилку.
– Иду я по улице. А уже поздно, вечер. Кругом безлюдье, только крысы у мусорных баков шастают. Иду, сворачиваю за угол и вдруг вижу картину: двое парней напали на девушку и волокут к машине. Она отбивается, кричит, а они тащат её чуть ли не за волосы.
– Ужас!
– Зоя Васильевна испуганно посмотрела на дочь.
– И вы заступились за девушку?
– спросила Аглая.
– Разумеется! А как иначе я мог поступить?