Станция Араминта

– Если возможно.

– Я сейчас буду.

Когда Бодвин Вук пришел в Архив, Глауен сразу же провел его в смотровую комнату.

– При разговоре с Флорестом у меня возникла идея. Я пошел проверить ее… Ну, сейчас все сами увидите.

Они прошли в смотровую комнату. Через два часа они вышли оттуда. Глауен был бледен и молчалив, Бодвин Вук был мрачнее тучи. Когда они вышли на проспект Венсей, то обнаружили, что на станцию Араминта уже спустился вечер. Бодвин Вук остановился и задумался.

– Мне был хотелось сейчас же и разгрести это дело, не откладывая в долгий ящик. Но уже поздно и если мы сделаем это завтра, то ничего не изменится. Завтра в полдень с ним и покончим. Я сделаю соответствующие распоряжения после ужина.

Они ужинали вдвоем в комнатах Бодвина Вука. Глауен рассказал о своей встречи с Флорестом.

– Я уходил от него, как всегда с полной мешаниной в голове. Я спросил его о другом имени Симонетты, думая о мадам Зигони из Розалии, и он очень разволновался. Он был возмущен и пытал меня кто открыл мне этот великий секрет. Он должен был знать ее под другим именем. Что это за имя и почему он так разволновался?

Потом еще: он сказал, что напишет всю информацию о моем отце, но я не должен читать ее до его смерти. Я попытался узнать причины, но он наотрез отказался сообщать их мне. Я в полной растерянности! Какая ему разница?

– Здесь нечему так уж удивляться, – заметил Бодвин Вук, – Разница здесь в целый день, а за день много чего может произойти.

– Возможно именно здесь и кроется причина, – согласился Глауен, – Стыдно, что я оказался таким тупицей. А так как один день для Флореста не играет никакой роли, то этот день должен быть важен для кого-то еще. Для кого?

– Надо внимательно следить за развитием событий и быть ко всему готовыми.

6

На рассвете Глауен пошел в тюрьму, и обнаружил, что Флорест закрылся с леди Скеллейн Лаверти. Когда он вошел в камеру, то ни тот, ни другая не выразили при виде его особой радости.

– Ты что, не видишь, что я совещаюсь с леди Скеллейн? – проворчал Флорест.

– А как дела с той информацией, которую вы должны были мне подготовить? – поинтересовался Глауен.

– Она еще не готова. Зайди попозже!

– Осталось не так уж много времени.

– Не надо мне об этом напоминать.

– Вы его, пожалуйста, не отвлекайте, – обратился Глауен к леди Скеллейн, – Если он не выполнит свою работу, то вы его денег не увидите. Я буду летать по всей сфере на своей космической яхте, а вы пролетите с «Орфеем».

– Что за язык! – возмущенно воскликнула леди Скеллейн, – Я просто шокирована, – она повернулась к Флоресту, – Похоже, что нам надо сократить нашу беседу, которая, как я надеялась, должна была успокоить вас.

– Моя участь решена, милая леди! Я должен подчиниться этому мрачному молодому Клаттуку и раскрыть ему все мои секреты. Глауен, зайди попозже! Я еще не готов к разговору с тобой. Вы уж меня извините, леди Скеллейн.

Леди Скеллейн повернула к Глауену свое гневное лицо.

– Вы не должны обижать бедного Флореста в последние часы его жизни! Вы должны пожалеть и успокоить его.

– В случае с Флорестом лучшее лекарство время, – заметил Глауен, – Через тридцать лет его преступление забудется и все будут думать про него, как про старого святого мученика. А пока он не задумываясь перережет вам глотку, если узнает, что это принесет ему свободу или поможет сэкономить сотню солов.

– Как вы можете так спокойно сносить такие оскорбления! – повернулась к Флоресту леди Скеллейн.

– Потому что это правда, моя дорогая. Первейшей и самой благородной целью жизни является искусство! А мое личное искусство в особенности. Я могучая колесница, которая мчится сквозь космос, неся свой драгоценный, но очень хрупкий груз. И если кто-то попробует встать у меня на пути, или покуситься на мое существование, или на мой счет в Банке Мирсеи, тот должен быть или сметен, или я его перееду колесами своей колесницы! « Ars gratia artis» – это любимое высказывание поэта Наварта. Вот и вся философия!

– О, Флорест! Я никогда не поверю в такое.

– Пойдемте, леди Скеллейн, нам пора, – сказал Глауен подходя к двери.

– По крайней мере, я поддержала ваш дух! – сказала на прощанье леди Скеллейн Флоресту.

– Это правда, милая леди. Спасибо вам, я умру счастливым.

7

Ровно в полдень Бодвин Вук вошел в свой кабинет. Не глядя по сторонам, он прошел к своему черному стулу с высокой спинкой и уселся. Наконец, он оглядел все присутствующих в комнате.

– Все присутствуют? Я вижу Кеди, Арлеса и Друсиллу. Вижу Глауена, Айзеля Лаверти, Рьюна Оффоу, а вон и лейтенант Ларк Диффин из милиции. Кого нет? Намура? Рьюн, где Намур?

– Намур что-то капризничает, – сказал Рьюн Оффоу, – Он уверяет, что слишком занят, чтобы посещать наши собрания. Я послал за ним двух сержантов в полной форме, и, если не ошибаюсь, то я слышу, как они его ведут.

Открылась дверь и в комнату вошел Намур.

– А, Намур! – воскликнул Бодвин Вук, – Я очень рад, что ты нашел время зайти к нам! Вполне возможно, что тебе придется кое-что подтвердить или прояснить в нашем расследовании.

– В каком еще расследовании? – спросил Намур, без тени дружелюбия в голосе, – Скорее всего, я ничего не знаю, поэтому прошу меня отпустить, так как сегодня у меня очень много дел.

– Брось, брось, Намур! Ты уж слишком скромничаешь! Широко известно, что ты знаешь все!

– Вовсе нет! Я интересуюсь только тем, что касается непосредственно меня.

Бодвин Вук Только отмахнулся.

– Сегодня твои интересы должны быть подчинены Бюро В, так как оно является органом, следящим за исполнением Законодательства и, естественно, требует от каждого полного сотрудничества.

– На это ваше расследование меня привели насильно, – кисло улыбнулся Намур, – так что нечего ожидать от меня любезностей. Я надеюсь, что как только моя помощь вам больше не потребуется, вы меня отпустите.

– Да, конечно же, – дружески заверил его Бодвин Вук.

Он немного подумал, потом сделал знак Рьюну Оффоу и Айзелю Лаверти. Те подошли к нему и все трое несколько минут о чем-то тихо посовещались. Затем «вепрь» и «горностай» вернулись на свои места.

Бодвин Вук откашлялся.