Станция Араминта
Шрифт:
Флорест взглянул на белый цветочек. Он покачал головой и вздохнул.
– Красота и благородство. Прощайте! Прощайте навсегда. Меня против моей воли ввергли в самую гущу вульгарности, – он оглядел Глауена с ног до головы так, как будто только увидел его, – Ну… а почему бы и нет? Мудрый человек, путешествуя по жизненному пути, наслаждается пейзажем с обеих сторон, так как знает, что больше он уже не вернется сюда. Дорога впереди виляет вправо и влево, идет за холмы и теряется вдали, кто знает, куда она приведет?
– Иногда об этом очень легко
Флорест вскочил и начал нервно ходить из угла в угол, заложив руки за спину. Глауен молча наблюдал за ним. Наконец, Флорест снова вернулся к своему стулу.
– Да, тяжелые времена. Пожалуй, я выпью стаканчик вина.
– Я, пожалуй, тоже, – кивнул Глауен, – Я подготовился к обоим возможным вариантам.
Он подошел к двери и постучал.
– Что вам надо? – заглянул в глазок Маркус.
– Мой пакет.
– Я должен перелить вино в синтетическую фляжку м принести синтетические чашки. Преступникам запрещено пользоваться стеклянной посудой.
– Не называйте меня преступником! – взревел Флорест, – Я драматический артист! Это две большие разницы!
– Как скажите, сэр. Вот ваше вино. Пейте и наслаждайтесь.
– Какой идиот! – продолжал бушевать Флорест, – И все же… какая разница? Мудрый человек радуется каждому мгновению! Налейте свободной рукой мне вина!
– Печальные дела, – вздохнул Глауен, – Ваше заключение вызовет слезы на многих глазах.
– Включая мои собственные. Как вам только не стыдно, так со мной обращаться!
– А как же ваше чудовищное преступление?
– Ерунда! Эти ваши так называемые преступления мелочь: истраченные монетки в достижении большего. Они окончены и забыты. Но теперь… вы только подумайте об этом! Я вынужден танцевать партию в чудовищном балете, который вы называете правосудием… и к чему это приведет? Кто от этого что-то выиграет? Уж определенно не я. Лучше было бы откинуть всю эту дурь в сторону и начать все сначала, как и подобает цивилизованным людям, каковыми мы себя считаем.
– Мне бы надо было бы поинтересоваться мнением моего отца на этот счет… если только я его еще когда-нибудь увижу. Он пропал, вы знаете это?
– Я слышал разговоры на этот счет.
– Что, интересно, с ним случилось. Вы ничего не знаете?
Флорест одним глотком осушил свою чашку.
– А почему я должен вам что-то говорить, даже если бы и знал? Это по вашей милости я сижу здесь и отсчитываю минуты моей несчастной жизни.
– Это еще можно рассматривать как акт милосердия.
– Милосердия, говорите? – Флорест снова наполнил свою чашку из синтетической бутылки, – Это я всю жизнь был щедрым и милосердным! И был ли я за это хоть как-то награжден? Я все еще где-то в конце списка внештатников! А все это время я щедро двумя руками раздавал свою гениальность! Я отдавал свои личные сбережения на новый «Орфей», который сам я, наверное, так и не увижу. Но я все равно буду продолжать щедро давать на него деньги! Это будет мой мемориал, люди во все года будут с восхищением
произносить мое имя.Глауен скептически покачал головой.
– Это окажется невозможным, с этой-то новостью я к вам и пришел. Боюсь, она не очень приятна для вас.
– Что ты сказал?
– Все очень просто. Я очень много страдал в результате ваших безответственных, жестоких и преступных действий. Таким образом я возбудил против вас дело о материальной компенсации и потребовал всю вашу недвижимость и состояние. Меня заверили, что вы обладаете достаточно большой суммой. «Орфей» придется отложить до лучших времен.
Флорест в ужасе уставился на Глауена.
– Вы это серьезно?! Надо быть маньяком, чтобы додуматься до такого!
– Вовсе нет. Вы уготовили мне ужасную участь. Когда я вспоминаю об этом, мне все это кажется ночным кошмаром. Так что почему бы вам не компенсировать мои страдания? Мои претензии вполне законны.
– Это все только теория! Тебе нужны мои деньги, мое сокровище, которое я собирал по кусочкам, сол за солом, постоянно думая о своей великой мечте! А теперь, когда моя мечта уже готова осуществиться, ты разрушаешь построенную мной вселенную!
– Вам плевать было на мои страдания в Поганской точке. Мне теперь плевать на ваши.
Осунувшись, Флорест уставился на белый цветочек. Внезапно он вскочил от пришедшей ему в голову новой мысли.
– Ты обвиняешь не того, кого надо! Это Кеди, а не я, настаивал на том, чтобы позвонить в Поганскую Точку. Я согласился, но сделал это без всяких эмоций, твоя судьба меня нисколько не интересовала. Это Кеди совершил это преступление и бесконечно им наслаждался. Возьми его деньги, раз уж тебе это так надо, а мои оставь в покое.
– Я не могу в это поверить, – возразил Глауен, – У Кеди в голове был полный сумбур.
– Миленький ты мой, как можно быть таким наивным? Именно ненависть к тебе, возможно, и создавала в Кединой голове сумбур, другого объяснения нет. Он не любил тебя еще с тех времен, когда вы были всего лишь детьми.
Глауен припомнил прошедшие годы. В данном случае, Флорест говорил правду.
– Такая мысль иногда приходила мне в голову, но я прогонял ее. Но… я все никак не могу понять почему? У него не было никакого основания ненавидеть меня.
Флорест сидел, глядя на цветок.
– Когда он настоял на том, чтобы я позвонил в Поганскую Точку, все это выплеснулось из него, как рвота. Он ничего не скрывал. Казалось, что ты получал все, что хотел для себя, и получал это без всяких усилий или стараний. Он был без ума от Сессили Ведер, не мог даже равнодушно смотреть в ее сторону. А она избегала его, как прокаженного, но с удовольствием проводила время с тобой. Ты и в школе и в Бюро получал награды, и все это, опять-таки, без видимых усилий. В Йипи-Тауне он приложил все усилия, чтобы подставить тебя, но умпы не стали его слушать и посадили под арест. Он признался мне, что ненавидел тебя настолько, что при встрече с тобой, у него подгибались коленки.