Станция Университет

Мало-помалу нас стали приглашать на встречи партнеров «Де-лойта» с государственными деятелями, из которых запомнил лишь Татьяну Парамонову, банкиршу Центрального банка, и Починка, председателя планово-бюджетной комиссии парламента, будущего министра. В промежутках между встречами мы письменно переводили занудные бухгалтерские тексты. Работа была монотонной и кропотливой, оттого — изнурительной. Но мы старались изо всех сил. Допускаю, что первыми переводчиками с русского на английский таких статей бухгалтерского баланса, как «животные на выращивании и откорме», «рабочий скот» и «продуктивный скот» были мы с Севкой.

— На референдум пойдешь? — спросил меня Севка в апреле [96] .

— Конечно.

— Да, да, нет, да? — улыбнулся Севка.

— Им я не верил никогда, мой ответ: «Да, да, нет, да»! — отчеканил я разрекламированную речевку.

— Судьба России в наших руках, — парировал Севка другим известным слоганом времени.

На носу был очередной референдум. На нем нам предлагалось поддержать либо Ельцина, либо парламент, который дерзко наступал на президента, стремясь перехватить контроль над правительством, а заодно и всю власть в стране. В какой-то момент парламент даже чуть было не отрешил Ельцина от должности. Делалось все по закону, в соответствии с Конституцией, поэтому Ельцин даже не мог особо противостоять и лишь называл происходящее «ползучим переворотом». Единственное, что ему удалось, — добиться проведения референдума. Агитация развернулась мощнейшая. Сторонники Ельцина призывали сказать «Да, да, нет, да»: три «да» — президенту России, курсу реформ и досрочным выборам депутатов и одно «нет» — досрочным выборам президента России. Но было много и тех, кто как мантру повторял «Нет, нет, да, нет!»: ведь, как говорили, если Горбачев за шесть лет правления довел нас до ужасной пропасти, то за шесть ельцинских месяцев мы сделали громадный шаг вперед. Народ сказал четыре «да», но референдум вообще ничего не решил. Напряженность не спала. Парламент продолжил точить свои длинные кинжалы.

96

Референдум прошел 25 апреля 1993 года.

Щедрая надбавка

Мы с Севой работали все больше, и, как всегда в таких случаях, стало казаться, что нам недоплачивают. Тщательно все взвесив и бесповоротно решив, что надо требовать повышения зарплаты, мы направились к Зубайдуру Рахману.

Зубайдур внимательно выслушал нас, сидя в огромном кожаном кресле бежевого цвета, закатил глаза, недовольно пошлепал пухлыми губами, пошипел, пофыркал и спросил:

— Ну и насколько больше вы хотите получать?

— На 10 долларов в месяц, — ответили мы, имея в виду повышение с 90 до 100 долларов каждому.

Зубайдур задумался минуты на три, устремив свой взгляд сначала в стену, потом в потолок… Судя по трагической гримасе, дума его была тяжелой. Наконец он вернулся на грешную землю, запустил руку в карман и достал две мятых пятидолларовых бумажки.

— Хорошо! Вот, держите, — он протянул нам банкноты. — Ваши десять долларов. На двоих!

Мы с Севой в шоке переглянулись. Гневить судьбу было неразумно. Лишние 5 долларов мы все-таки получили, а это было немало — средняя зарплата в стране в мае равнялась примерно 18 долларам. А деньги были очень нужны. Хотелось не только сводить концы с концами, но и развлекаться. Появившиеся в газетах разделы «светской хроники» задавали ориентиры: «В гостинице «Космос» отмечалась годовщина РТСБ [97] . Как ни странно, мужчины предпочли появиться в зале в блейзерах — от Кензо (Kenzo) или Лагерфельда (Lagerfeld). Предприниматель Константин Боровой был одет в строгий темно-синий костюм, белую рубашку с широким галстуком в красную и синюю полоску. Блиставшая на приеме Ирина В. призналась, что предпочитает одежду и духи французских фирм, хотя и не разделяет повальное увлечение черным цветом, о чем свидетельствовал ее элегантный удлиненный белый пиджак. Проявлением индивидуальности г-жи В. явились очки, на покрытие оправы которых пошло чистое золото и полудрагоценные камни — корунд и горный хрусталь. Этот эксклюзивный вариант оправы фирмы Casanova обошелся ей в $300». Вот еще: «30 апреля 1993 года Федор Бондарчук решил выйти из затворничества и снял рекламный ролик с участием своей жены, а также Филиппа Янковского и Степана Михалкова. Рекламировали они горячительный напиток, а именно водку «Зверь». Затем вся компания отправилась в технодискотеку, расположенную в кинотеатре «Ударник», где в этот вечер веселилась едва ли не вся «золотая молодежь» столицы. Там они встретили Артемия Троицкого и Степана Полянского (ведущего «Лотто-миллион»). Не пожелав расставаться, многие из участников встречи на дискотеке продолжили веселье на известном пляже на Николиной Горе». Наконец, «президент Ассоциации международного сотрудничества «Кентавр» Григорий Н. обвенчался с двадцатилетней московской студенткой Ириной. Своей невесте он преподнес в виде свадебного подарка бриллиантовый гарнитур и дом в Гамбурге. Григорию Н. 32 года. Закончив Институт физкультуры, он стал профессиональным самбистом; в прошлом был чемпионом Москвы по самбо. Свою деятельность в бизнесе начал с перепродажи аудио- и видеоаппаратуры, потом освоил торговые операции по компьютерам. Когда появилась возможность, свои знания в области рыночной экономики пополнял в Англии и Болгарии, окончил Высшую коммерческую школу Занимался организацией антикварных аукционов» [98] .

97

РТСБ — Российская товарно-сырьевая биржа.

98

Все заметки — из раздела «Светская хроника» «Коммерсанта», весна — лето 1993.

Саня Попов

В конце мая среди бела дня хлопьями пошел снег, таявший на лету. Нам с Севой не сиделось дома. В последней электричке мы ехали с Павелецкого вокзала за семьдесят километров в Привалово на день рождения к моему ровеснику и соседу по дедушкиной даче Сане Попову, которого знал с детства, с тех давних «дней, где утро было рай, и полдень рай и все закаты! Где были шпагами лопаты, и замком царственным — сарай!» [99] . Саня закончил великолепную школу № 91 на улице Воровского [100] . В ней Академия образования проводила эксперимент, усиленно преподавая и математику, и английский. То есть это была спецшкола в квадрате. Удивительно, но Саня ухитрился оказаться вне эксперимента, очутившись в так называемом «литературном классе», где ни математику, ни английский углубленно не изучали. Зато Саня стал много читать, а из книг впитал непреходящие ценности, став добрым, отзывчивым и надежным другом для многих.

99

М. И. Цветаева.

100

Переименована в Поварскую (точнее, вернула себе старое название).

В детстве мы бегали с Саней в лес за подберезовиками и подосиновиками, строили шалаши, гоняли на великах, подкладывали камни на рельсы перед приближающимися поездами, втайне надеясь пустить их под откос, забирались в заброшенные дачи, ловили тритонов и пиявок в ручье и карасей в пруду, прятались в зарослях кукурузы на бескрайнем колхозном поле, ходили в деревню за молоком, звеня бидонами, аукали в колодцы, мечтали добраться украдкой от родителей до загадочной церкви в Кишкино, затерянной в глухих лесах, а один раз даже подглядывали из окна Санькиной комнаты, как раздевается в доме напротив, готовясь к дневному сну, красивая Регинка, девчонка, которая была старше нас года на четыре. Регинка уже несколько раз побывала с родителями в ресторане ВТО (Всесоюзное театральное общество), где, она была уверена, на нее обратил внимание подающий надежды Леня Ярмольник, только что сыгравший в эпизодах фильма «ТАСС уполномочен заявить». Регинка была влюблена в Ярмольника. Я ревновал. Сане было все равно. Он беспрестанно слушал песню БГ «2-12-85-06 — это твой номер» [101] . С тех далеких времен это единственная песня Гребенщикова, которая мне нравится. Раз в месяц вечерами мы разжигали костер на опушке бескрайнего леса, где весь наш поселок, взрослые тоже, собирался беседовать, запекать картошку в углях и петь песни под гитару. «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены» и «в флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса», — брал за душу наш сосед, калека на костылях, отец двух детей, арендовавший на лето Аксаринскую дачу. Аксарин был дед дворянского происхождения, тонкий и длинный, как бамбуковая удочка. Он был старожилом поселка и развел в нашем пруду карасей. В высоком черном небе висела космическая, буквой «W», Кассиопея, а наполненные ковши Большой и Малой Медведиц сказочно оберегали Млечный Путь от слишком яркого пламени нашего безудержного, трескучего костра. Саня был симбиозом двух людей — юного Платона Каратаева (напомню, что Платону в «Войне и мире» было за пятьдесят; чтобы вообразить Саню, надо представить Каратаева молодым) и игрока «Манчестер Юнайтед» Пола Скоулза. Платон — душа, Скоулз — внешность. Короче говоря, мы с Севкой мчали к Сане.

101

Борис Гребенщиков.

Выйдя на платформе Привалово, мы затянулись свежим воздухом. Когда, шипя, уползла в даль электричка, нас окружила кромешная тьма — наша попутчица в трехкилометровом марш-броске до Сани — через поле, потом сквозь деревню Константиновские хутора, где дома и деревья встали плечом к плечу, а затем — по кромке березовой рощи. Торопились мы, как выяснилось, зря. Саня давно заснул, сжимая в руке полупустую бутыль. Его огромный дом тем временем ходил ходуном, скрипя своими старыми досками. Музыка гремела, пляски сбивали с ног. Гибкая черноволосая болгарка рванулась на меня из темноты, обожгла неистовым взглядом. Слышался бубен и звон гитары. В дальней комнате друг Попова Миша Фишман настойчиво вызывал кого-то на дуэль, требуя немедленной сатисфакции. Мы с Севой решили ничего не замечать и, прихватив наколотой березы, прямиком направились на ночлег на мою дачу.

Однако висячий замок на входной двери не откликнулся ни на один из многочисленных ключей в связке, выданной мне дедушкой. Тогда Севка отыскал на ощупь в сарае напильник и взялся спиливать замок. На это ушел час. Потом мы отчаянно бились с мышами черной чугунной кочергой и топили промерзший дом, доверху закладывая добротную печь санькиными сучкастыми дровами и выпивая между делом. Лишь предрассветным утром, уже из последних сил, мы снова двинули к Саньке и замерли, увидев выплывающую нам навстречу из густого тумана и вихрастых кустов шатающуюся фигуру в старомодном длинном пальто и белой панаме. Это был Санька. Из-под полы он медленным, хмельным движением извлек бутыль, мы отпили из нее и вскоре дружно провалились в беззаботный, крепкий сон. Ту ночь я запомнил. В ней была какая-то счастливая завершенность.

Знакомство со Стефани

Внезапно нам с Севой сообщили, что надо ускоряться, время не ждет, стране нужен законопроект. Так и сказали. В связи с этим «Делойт» решил объединить усилия с не менее известной аудиторской компанией KPMG, создав специальную команду, в которой оказались мы с Севой, а также пара человек из KPMG, среди которых была студентка-француженка Стефани, приехавшая из Школы бизнеса Бордо в Москву на летнюю практику. Тогда мне было не лень размышлять над происхождением аббревиатуры «KPMG». Оказалось, что это простое сложение первых букв имен отцов-основателей. Клинвелд из Голландии, Пит из Лондона, Марвик из Нью-Йорка и Герделер из Германии каким-то сказочным образом пересеклись на какой-то широте и долготе, чтобы создать вечного монстра аудиторских проверок. Именно в офисе KPMG я в первый раз увидел Стефани. Она энергично копировала что-то на огромном ксероксе. «Симпатичная», — сразу же решил я.

Для того чтобы ничто не отвлекало от законопроекта, нашей специальной команде выделили небольшую комнату на 22-м этаже здания законотворческого Верховного Совета на Новом Арбате, дом 17. Из большого, во всю стену, окна открывался сногсшибательный вид на центр любимого города. У окна были и минусы: солнце сквозь него иной раз пекло так, что вспоминалась въедливая реклама Московского вентиляторного завода, которую крутили по телеку:

Если в вашем цехе душно, если в офисе жара, То, видать, пора настала заключать договора. Вам пора и вам пора с вентиляторным заводом Заключать договора. Заключать договора! Если любите прохладу, свежий воздух круглый год, Обращайтесь на Московский вентиляторный завод!

Словосочетание «заключать договора» вызвало тогда среди филологов серьезные споры о том, как правильно говорить: договора или договоры?

Вещи с Делегатской на Новый Арбат мы перевозили на троллейбусе «Б», курсировавшем по Садовому. На остановке «Улица Алексея Толстого» (ныне — Спиридоновка) я выскочил, чтобы добежать до любимой бабушки Оли на Грузинскую и похвастаться лэп-топом.

— Что это? — спросила Оля.

— Компьютер!

— Компьютер? — Оля испуганно закрыла лицо руками.