Стану ему женой. Ребенок от монстра

— Живот болит, и… У меня температура…

— Лена, не сейчас, — устало вздохнул он, недослушав. — Я занят.

— Я встать не могу, — говорить было трудно, боль отдавала по телу вверх. Голос еле слышен — шелест, словно я умираю.

На секунду в трубке воцарилась тишина.

— Это подождет пару часов?

— Не знаю, — честно сказала я. — Нет…

Он не хочет ехать — или не может. По щекам побежали горячие слезы, и я уткнулась в подушку, продолжая держать трубку около уха. Просить бесполезно: я слышала в гнетущем молчании недовольство. И отключиться не могу, мне нужна помощь… Молчаливым укором я висела на линии, и пыталась придумать, как его убедить.

— Я приеду, — наконец сказал он. — Не волнуйся и жди.

Я отключила телефон и свернулась клубочком. Пересилить себя и встать не смогла. Аня снова расхныкалась и стихла. Когда раздался звук открываемой двери, прошло наверное, полчаса — и каждая минута была пыткой. От боли бросало в холодный пот.

— Лена? — он остановился на пороге, увидев, что я лежу в позе эмбриона. — Что случилось?

Он опустился рядом с кроватью, и откинул одеяло. Аня, услышав, что пришел папа, расхныкалась. Андрей встревоженно наклонился: от него пахло сигаретами и меня резко затошнило.

— Не надо… — выдавила я, боясь, что сейчас вырвет. — Отодвинься! Не трогай, ладно? Меня тошнит.

Он растерянно выпрямился.

— Ты не беременна?

Я переводила дух после очередного приступа боли. Чего я только не передумала: аппендицит, осложнения после контрацептивов. Хоть бы это была просто колика… Я боялась, мне нужен врач.

— Не знаю, — выдохнула я, и попыталась встать. — Не должна… Помоги дойти до ванной.

Андрей подхватил меня, вместе мы доковыляли до двери. Аня, увидев, что мы уходим, разревелась. Я включила холодную воду и умылась. Смыла густой холодный пот, но легче не стало.

— Ты бледная, — встревоженно заметил Андрей. — Я не смогу врача… Не сейчас. Я работаю над делом!

В мягком голосе я услышала нотки паники. Он озвучивал наш общий страх. В молодой семье болезнь матери — почти катастрофа, если некому помочь. У нас еще хуже. Он вплотную занят Исаевым. Аню не с кем оставить. В нашей ситуации даже няню не наймешь. И к какому врачу обратиться мне — без нормальных документов?

— Глодов поможет? У него связи. Ты говорил, что нужен ему…

Андрей сглотнул, взгляд стал загнанным. Я без слов поняла: это было до того, как выяснилось, что Глодов что-то скрывает. Мой гражданский муж никому не верит.

— Я что-нибудь придумаю.

— Выйди, — шепотом попросила я. — Сделаю тест.

Андрей вышел за дверь, я автоматически заперла защелку. В комнате затихла Аня: отец заговорил с ней, взял на руки, успокоил. Дрожащими пальцами я разорвала фольгу. Слабость и боль не проходили. Я держала в руках использованный тест и ждала результата. Думала я не о себе: о дочке. О том, что случится, если она серьезно заболеет. Андрей тоже скажет: я что-нибудь придумаю. Что тогда будет? Что?

На тесте проявилась тонкая вторая полоска. Еле заметная. Я покрутила тест под светом, надеясь, что мне кажется — в ванной была слабая лампа. Но она была: тонкая, почти незаметная. При длительной задержке. Помню, когда забеременела Аней, все было однозначно и четко: ярко-малиновая жирная черта не оставляла сомнений. А это что — что это значит? Может тест бракованный? Или контрацепция не сработала и это — начавшийся выкидыш? Или осложнение? Или ничего — и все идет по плану? Боль в животе, задержка — все это было в инструкции. Надо еще раз прочесть, может, что-то упустила. Я ощутила смертельную усталость. Была не в силах решать еще и эту задачу, и гадать — само пройдет или нужно срочно что-то делать. Мне нужно к врачу, а чтобы попасть туда нужно уговорить Андрея помочь…

Я швырнула тест в мусор, встала, не зная, что буду ему говорить, но и шага не успела сделать к двери. В глазах потемнело от резкой боли и я, кажется, споткнулась и неожиданно врезалась в пол. Только после этого сознание отключилось.

Глава 28

— Лена? — мягкие покачивания, словно меня перекладывают, холод на животе. — Лена?

Как будто сон. Ужасный, болезненный сон.

Голос приводил в чувство, но я еще плавала в чернильной темноте.

Мерещились другие голоса — даже женские, плач ребенка. Кажется, я лежала на кровати. Это точно был не жесткий пол, на который я сверзилась. Я приподняла слабые веки. Под них лился свет с потолка.

Я дома.

Андрей меня перенес… Защелку, наверное, вывернул, просто посильней дернув. Она непрочная, что ему стоит…

— Она слышит? Что с ней?

Не показалось: мы не одни. Когда я открыла глаза шире, увидела, что надо мной склонилась женщина в медицинском костюме. Задрав футболку, она щупала живот рукой в холодной перчатке. Я застонала. Она что-то спросила, но сознание было спутанным, я мало понимала, словно вот-вот отключусь снова.

За меня что-то отвечал Андрей.

— Андрей Андреевич, выйдите, — сказала она.

С Аней на руках он вышел, а я поняла, что мне будут делать УЗИ. В комнате был кто-то еще, но все плыло.

Частная скорая.

Слишком почтительное обращение к нему, наверное, все же обратился к Глодову. Видно по аппаратуре и одежде. Перед глазами неожиданно оказалось лицо врача: большие голубые глаза, светлые волосы, средний возраст. Вид встревоженный. Она посмотрела зрачки.

— Лекарства принимали?

— Контрацептивы, — выдавила я, надеясь, что Андрей даст инструкцию и не придется объяснять дальше. — И на тесте вторая слабая полоска…

Говорить было больно. Было больно все.

— Вы беременны?

— Не знаю…

Она начала УЗИ.

— Матка увеличена, — сообщила она, глядя в экран. — Плодное яйцо не визуализируется. В брюшной полости скопление крови… Андрей Андреевич! — крикнула она. — Подойдите!

Она убрала датчик и прикрыла меня. Я расхныкалась, глядя в потолок. Они говорили вполголоса, словно я ребенок, и не могу решать вопросы о своем здоровье. Я слышала лишь обрывки фраз.

— Нужно везти… срочная операция…

По щекам потекли слезы. Андрей тихо отвечал. Наклонился, когда меня перекладывали на носилки. Оказалось, что Аня у него на руках.

— Не волнуйся, — он поцеловал меня в лоб, и сказал врачу. — Оформите, как Елену Гранину. Документов при себе нет… остались у родственников. Поторопитесь.

Как спускались вниз — я не помню.

Думала только о дочке, смирившись с тем, что происходит со мной. Уже не отыграешь. Оставалось надеяться, что помогут. Ехали под звуки сирены, до меня даже не сразу дошло, что это из-за меня врубили мигалки и распугивают всех с пути.

Я бредила и звала Андрея. Но каждый раз, когда я что-то начинала бормотать, передо мной оказывалось взволнованное лицо медсестры.

Я не понимала, был Андрей со мной в машине или нет. Но мне казалось, что он рядом. Вряд ли бы его впустили с ребенком в скорую… Но разум отказывал, оставались эмоции, и начинало казаться, что он здесь.

Я даже не спросила что со мной — и так ли это важно? Но понимала, с чем это связано.

Короткий провал в памяти, и я на операционном столе. Помню только холод, и свет ламп, который бил прямо в глаза.