Старая дорога
Шрифт:
…Всю эту историю Андрей вспомнил, когда получил от Ляпаева первый свой заработок. В отличие от города деньги здесь тратить не приходилось, поэтому он половину отдал матери, а половину отнес Кумару — для Максута.
…Кумар сначала удивился поступку Андрея, долго уговаривал его взять деньги назад, потому как, объяснял он, никаких денег на острове Максуту не нужно.
Однако Андрей настоял на своем.
Резеп считал себя кровно обиженным Ляпаевым, хотя вины своей в душе не отрицал. Но только в душе. А перед хозяином клялся-божился, что недосмотрел, что его обманули,
А заварил кашу Кисим, чтоб ему, одноглазому, ни дна ни покрышки. Усмотрел порчу, донес. Как пес верный сторожит добро хозяйское, без спросу копейку не упрячет. Верит, дурень, что хозяин отблагодарит. Как же, одарит, жди у моря погоды…
Про себя же считал, что греха большого не допустил, потому как через два-три годика пенька так и этак сгниет и нужно будет покупать новую. Только и дело-то, что на одну путинку меньше невод послужит. Но и в таком разе изрядный барыш даст хозяину. Что по сравнению с ним та капля, которая перепала Резепу во время последней купли-продажи?
Так нет, разнос учинил, пригрозил удержать в путину половину обговоренной заработной платы. И удержит! Еще как удержит. Сам небось в ресторане за один вечер больше промотал, так ничего, себе позволить может, а если Резеп лишний червонец к своим накоплениям пристегнул, тут — караул!.. грабеж!..
Ну ничего, перемелется — мука будет. Коль он так жмет, Резеп на приеме рыбы может выкроить. С утра до вечера у весов Ляпаев не просидит, кишка тонка. Тут Резеп и вернет свое. Да и недолго осталось под хозяйским окриком жить. Путину-другую перетерпит — да и помашет Резеп хозяину ручкой, для начала прикупит завалящее промыслишко. Тогда уж он развернется, покажет, как из копейки рубль делать. Приноровился он к рыбному делу, набил руку, знает, как ловца провести, на чем покупную цену сбить, продажную, наоборот, поднять.
А не то в город подастся. Резепу нравится город: никто никого не знает, никому ни до кого дела нет. Только в рот палец не клади — два отхватят. Но Резеп не промах — с рукой оттяпает.
Окончательно Резеп еще не решил, но для верности, будучи в городе, присмотрел каменный дом с добротным сводчатым подвалом. Цена подходящая, к концу путины наскребет на дом. Да и хозяевам не к спеху, до лета согласились обождать. Дом на Косе, место выгодное — шумное и денежное — пароходские пристани рядом.
Наверху Резеп наметил ресторанчик открыть для купцов-толстосумов, а в подклети — харчевню для босяков. Очень доходное занятие — питейные заведения: пьяный народец и не слишком расчетлив и забывчивый не в меру — можно жить не тужить, изрядную наличность скопить. А уж копейку беречь Резеп умеет, тут ни Ляпаев, ни Крепкожилин ему и в подметки не годятся.
Так частенько предавался мечтам своим Резеп. Мечты эти не праздные, не пустая игра воображения. У него все рассчитано, под любую мыслишку дельную копейка припрятана. Тут все ясно как божий день.
Путаница всякий раз возникала, едва Резеп начинал помышлять о семейной жизни. Лет-то ему уже под тридцать, пора, если серьезно, семьей обзаводится. Говорят: холостому — хоть утопиться, женатому — хоть удавиться. Конечно, женатому мороки больше: семья, что ни говори, и заботы требует, и денег. Но надоело Резепу холоститься, к чужим бабам крадуном прислоняться.
У каждого парня, видно, наступает время, когда дальше одному жить невмоготу. И Резеп до такого предела дошел — понял, что пора семьиться. Но загребистый характер и тут
диктует: свои, сельские, девки ему не подходят. Нужду с ними только плодить, а Резепу хочется, чтоб женитьба к его деньгам еще что-то привнесла. Перебрав сельских девчат, ни на ком не остановился, решил тогда, что в городе, как устроится, подыщет подходящую.А тут Глафира появилась в Синем Морце. Сам даже ее привез. По тому, как с неказистым узелком ушла из своей квартирки, смекнул Резец, что за душой у девки ни гроша. Но за ней — Ляпаев. Тот сродственницу свою не обделит, это уж точно. Да и беречь накопленное и оставлять некому — безнаследный, один, что верстовый столб, в поле.
Впервые мысль эта застряла в голове Резепа, когда он вез Глафиру из города и в разговоре узнал, что она племянница покойной Лукерьи. Всю дорогу он приглядывался к ней, расспрашивал, примерялся, прикидывал, какая она будет жена.
Но в Синем Морце его задумки нежданно поломались. И всему виной — эта неводная дель, будь она неладна. Не ко времени ширнул бес под ребро, захотелось подзаработать. Ляпаев в сердцах и на масленицу не пригласил, даже на гулянье санное не взял, Кисима одноглазого водрузил на облучок.
Крепкожилиных зазвал на вечер, а его, своего плотового и доверенного, — нет. Не иначе, с Крепкожилиными хочет породниться. Андрея, поди-ка, на прицел взял. Так и уплывет невестушка ни за копейку. Что там было, доподлинно Резеп не знал, но последнюю встречу Андрея и Глафиры подсмотрел случайно — из окна своей комнатушки.
Сама прискакала на промысел! Невтерпеж, знать, замуж захотелось. Да вдруг — Резеп это сразу учуял — дело у них расклеилось. Андрей что-то говорил резко, потом ушел. Она осталась на плоту и все вышагивала взад-вперед, нервишки в порядок приводила.
А на второй день в конторку явилась не запылилась. И все к нему, Резепу, лепилась с разными вопросами: давно ли он на промысле, да где его родители, да часто ли он бывает в городе. Злой был на нее Резеп за Андрея, хотелось ему послать ее подальше, да переборол себя и сдержался, потому как понял, что неспроста все это. Очень вежливо отвечал ей, да все на «вы» ее, мол, не пенек деревенский и в обращении толк знает.
Так и зачастила. То при дядюшке придет, а больше норовила Резепа одного застать. Он осмелился даже, по привычке потянулся было к ней, руку этак на плечо, да она небольно шлепнула его и сказала озорно:
— Раньше времени нельзя!
И от слов ее Резепа в жар бросило: знать, можно ему надеяться, коль такие слова ему наслала.
Но вспоминал Ляпаева, и настроение портилось, как осенний день при норд-осте: не отдаст, ей-богу, не отдаст. После того как Золотую обтянули неизвестные обловщики, он и совсем рассвирепел, не подступишься. Стражникам устроил нагоняй, оштрафовал и повелел Резепу на Золотую охранщика присмотреть — тем двоим, что на низу, далеко, дескать, пущай за своими тамошними водоемами лучше присматривают.
Приезд Глафиры поначалу несколько успокоил Пелагею, потому как жить вдвоем в одном доме с еще не старым и видным одиноким мужчиной и нелегко и неприлично. Одно дело, если бы она была близка с ним. Пусть бы сельские сплетницы чесали языки сколько им вздумается. Но пока он не прикасался к ней, да и она повода к тому не давала, даже сама мысль, что могут быть грязные разговоры, и огорчала Пелагею, и отвращала от жизни в ляпаевском доме. Поэтому-то и порадовалась она появлению в доме Лукерьиной племянницы.