Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

— Эх, оставайся, избушка, не у места.

— А што? Неужели жалко?

— Да не жалко, а так: што ей оставаться?

Ну, она тоже свернула избушку как яицко и подала:

— На, как нать.

— Годится!

Шли близко-ле, далеко-ле, низко-ле, высоко-ле и дошли до хлапу. Тут надо по одному спускаться.

— Ты, Елена, спускайся на зелен луг.

Елена спустилась, увидали ее родимые братья, — ну-же, они драться. Тут Марфа Прекрасная спустилась, — опеть увидали ей братья, и ну они драться: тому нать и другому нать.

— Ну, маменька, быват ты їх уймешь, спускайся.

Маменька спустилась. Александра Прекрасная и говорит:

— Пошто не спускаешься, любезной?

— Спустись ты прежде, я последний.

— Ах, Иван-Царевичь, ты останешься здесь. Видишь, как хлап подоржавел.

Они заспорили. У его все-таки свой глупой ум одёрживает. Она и говорит ему:

— Ну, я спушшусь, а уж знаю, што тебе здесь оставаться, дак уж научу тебя, как спуститься. Ты останешься, спрятайся в дупле в дубе и дожидайся: прилетит Вехорева сестра на ковре-самолете, станет вешшевать, плакать, рыдать, горевать и духу заслушивать, а там заспит на ковре-самолете. Припутывайся ты к ковру-самолету, она проснется, станет летать товда, некуда тебя девает; и как спустится с Вехоревых гор, тут и ссеки голову.

Спустилась Александра Прекрасная. Братья увидали ее; цепь дернули. Она от хлапу оторвалась. Иванушко там остался, а братья — ну драться: и тому нать и другому нать. Федор одолел, и ему досталась Александра Прекрасная. И уговорились отцу сказать, што ети братья мать достали, а што Иван hде-то три года ездит и верно уж пропал. Мать говорит:

— Ну, поедем домой, там уж разберем.

— Нет мы тебе голову ссекем, если инако скажешь!

Она ужахнулась и согласилась. Конь Ивана-Царевичя порснул в цисто поле, не захотел їм служить.

Как по сказанному, как по чёсаному, прилетела Вехорева сестра и ну вешшевать, плакать, рыдать, горевать. У плакалась она, утомилась, солнышко ей пригрело, она и заспала. Иван-Царевичь из дупля вылез и к ей опутинками припутался.

Проснулась Вехорева сестра, увидала Ивана Царевичя:

— Ах, дурак! Сам попал!

Вызнялась на ковре-самолете.

— Вот я паду в синёё мор е ! Тебя залью!

— Ну и себя зальешь!

Ширкает по морю, а што сделать? hде Иван, тут и сама.

Вылетела в подвышность.

— Паду в чашшу, тебя заколю!

— А коли, себя заколешь!

Летала она над чашшей, повернется спиной, хочет Ивана заколоть, да и сама наколется. Всяко пехалась, опристала и опустилась на зелен луг.

Сажени за две за три Иван-Царевичь выхватил свой булатной нож, порезал опутинки и тяпнул ее мецем.

— Нде-ка мой доброй конь?

Только сказал, а уж конь бежит, мать-сыра земля дрожит.

— Нде мої братья?

— Твої братья домой поехали.

— Как поеду теперь?

— Ну, как? седлай, уздай меня. Поедем, как раньша ездили.

Поехали по чисту полю — широку раздолью, подъехали к его осударьсву.

— Ну, Иван-Царевичь, я привез тебя. Теперя твоя богосужена занята. Я побежу в камыш-траву покататься, а ты попросишься, куда-ле прохожаем на фатеру и што услышишь, то и делай.

Ну, Иван Царевичь спустил своего коня питаться и кормиться. От его палат белокаменных с версту тут деревнюшка, он приворотил к избушки одной.

Там старичек и старушка.

— Не пустите-ле ночевать?

— Заходи.

Ты, бабушка, не дашь-ле чего поужинать?

Старушка сейчас скатертью протресла, кушанья нанесла. Сели за стол и стали беседовать.

— Ну, што деется в осударсьве?

— У нас в осударсьве все живут н а веселе.

— Што зачудилось весельё?

— Федор хочет брать в замужесьво привезену девицу. Только не могут слить ей персн я , да сшить пантуфлей по уму, да подвенечьно платьё. Только тоhо и дожидаются, не найдутся — ле hде-ка таки швецы.

— Поди в осударсьвенной дом и подредись злачен персень слить в пору.

— А ты разве можешь?

— Да уж берись. За подряд пополам.

По утру старик пошел в осударсьвенной дом. Его приворотники спрашивают:

— Ты зачем?

— Подряд подряжаться.

Пропустили. На кухне опять придверники:

— Што надо?

— Подряд хочу взять.

— Мастер-ле ты?

— Надеюсь. Нельзя-ле мне в глаза видеть царевичя?

Ему доложили:

— Старик берется персень слить, просит вас в глаза видеть.

Ну, Федор вышел к ему.

— Можешь-ле ты сделать в срок?

— Да, берусь.

— А много-ле оброку просишь?

— Триста рублей.

Ну, он дал задатку ему полтораста рублей.

Старик принес деньги домой.

— Ну, поди купи тоhо, друhого.

И вот стали они пировать, столовать, а работа никака не робится. Вот и срок пришел. В утрях старуха воркует:

— Вот ты взял подряд, а он какой-жа мастер? Скоро часы выйдут, ты-то как пойдешь? Тебе голову ссекут.

— А молчи, старуха, не дорога и голова моя!

— Все-жа лучша на плечах, как отрублена.

Иван пошел, как буде помочиться, яйц"e о яйц"e шшолканул — сделалось кольц"e, како надомно.

— На, вот неси подрядно.

Старик завернул его в платок, шубу надернул.

— Да оддашь кольц"e, бери подряд на пантуфли.

— А сколько задатку брать?

— Проси сот пять: нать резинка, нать мало-чего поставить, нать все хорошее.

Старик побежал. Приворотники и придверники спрашивают:

— Ты куда?

— Несу подрядно, прошу в глаза видеть.

Федор пришел, подрядно принял — кольц"e снес Александре Прекрасной. Она надела на межымянной перст.

В самой раз. Ретиво серьц"e закипело, загорело.

— Позовите мастера.

Подала ему стакан вина оченно большой.

— Ведь не ты перстень слил, сознайся!

Дед таки не сказал.

— А можешь пантуфли сшить?

— Могу.

Получил за подрядно и за пантуфли задатку, домой принес.