Старорусская вышивальщица

— Чей-т не видно ничо… — протянули из толпы.

— Это респектабельные улицы. Тут ночью спят. Вот здесь — видите сереньким? — купол церкви поблескивает.

— А вон там сбоку что за окошки горят?

— Ааааа, ну это… Знамо что… Бордель.

— Беру! — тут же закричали с боку — Очень реалистично!

“Добыча аргонавтов” выпустила новинку в стиле а-ля rus. “Иван Царевич и Василиса Прекрасная скончались на волке”. Под волком разверзался алый вход в ад.

— Назидательно! — одобрила Клавдия Ивановна — Неча девок портить!

И тут взгляд Феклы Иововны упал на неприметного мужичка, что разложил схемы прямо на снегу. Ярче солнца пылала лисичка в траве.

— Нянюшка, пойдем сюда поглядим!

— Да от лихоманки, от лихоманки, поди, померли! — Клавдия Ивановна уже обсуждала с кем-то, отчего преставился раб Божий Иван, — Вишь, бледной какой! Она ему всю нутру выжгла!

— А я говорю, их Бог покарал, что они колдовством занимались! Кого еще зверь на себе возить будет! Колдунов да — помилуй Боже — Антихриста! Батюшки! Дак это антихрист и есть! На звере едет! И вот блудница с ним!

— Да блудница-то твоя ищ сто верст назад померла! Он как сникла!

— А Бог он их в первую голову давить! Он все видить! Слава тебе, Боже!

И бабы перекрестились на картину и разошлись вполне довольные собой.

Клавдия Ивановна нашла Феклу сидящей на корточках перед лисичкой.

— Ты посмотри, няня, какая она хорошенькая! Как вспомню, как растут травы в нашей Чеглоковке, так и жмурюсь, как она здесь! Ах, как хорошо!

— Ты, мужик, чей будешь? — спросила Клавдия Ивановна продавца.

— Андрея Петухова…

— ЭСТЕЛЬ УНТЕРШЛЯЙСХАЙМСКАЯ! — как заорут над ними! Да как трубы задудят! Да народ расступится!

— Ну-ка пойдем глянем! — потащила Клавдия Ивановна Феклу за рукав.

— Но нянюшка, тут лисичка!

— Вернемся еще!

— Но…

— Расшибусь! Скользко!

И Фекла пошла с няней.

Немка Эстель Унтершляйсхаймская была знатная прогонщица. Но с выдумкой. Презентовала портреты бонтонных дам. И они впрямь глядели с ее вышивок как живые.

— Ой, чудесааа!

— Ой, как живые!

— А нарядные-то какие!

— Хоть в гроб клади! — Фекла сразу догадалась, кто это сказал.

Сама Эстель Унтершляйсхаймская стояла при портретах в полном великолепии и старалась не дышать, чтоб слиться. На восторженные ахи слегка покачивала головой и изредка вставляла:

— Да-да! Каждый крестик на своем месте!

У Феклы аж морозом по спине продрало от этих слов. Разом вспомнила она ссутуленного Иова Саввича, его 15 лет работы, мешанину оттенков и все эти крестики на местах.

“Да она людоедка! — мелькнула мысль, — Это ж годы и годы ради чего? Это ж жизнь свою зашить в одно вот такое сытое лицо!”

И Фекла в ужасе попятилась. Попятилась и наткнулась на неприметного мужчину.

— Прошу простить мне мою неловкость, я немки испугалась…

— Ой, я сам ее боюсь. Авторских дизайнчиков не желаете?! Недорого!

И не успела Фекла Иововна пикнуть, как он распахнул перед ней зипун! А там на внутренней подкладке авторские схемы пачками висят. Все-все дизайнеры, кого Фекла знала по рассказам Елизаветы Михайловны, все были здесь.

— Да разве ж это законно? — спросила она.

— Все чин чинарем! Сам купил, сам продаю!

Но тут Клавдия Ивановна протиснулась из толпы, увидала мужика, который перед ее Феклушей вот такенный гранат дизайнера Кушакова выпятил, да как заорет, да как кинется на него! (Фекла мельком углядела у нее за воротом угол коробки хрусталиковой мозаики.)

— Ах, ты паралик проклятый! Держите его! Караул! Оборотень в кальсонах!!!

Мужик встрепенулся, зипун запахнул и бежать в толпу.

Тут все заахали, закричали, кинулись ловить, а его уже след простыл. Народ зашумел. А больше всех шумел ситный барин:

— Совсем совесть потеряли! Как таких земля носит! Что с миром деется!

— а сам бочком-бочком двигался к краю и животом шуршал.

— Нянюшка, пойдем к лисичке еще посмотрим?

И Фекла с Клавдией Ивановной пошли. Смотрят, а на том месте, где мужик в снегу сидел, нет никого. Кинулись искать. Никто не видел. Всё обошли, уже стемнело кругом, а мужика нет, как не было.

— ЛИСИИИИЧКА!!! — зарыдала Фекла Иововна, а ее старая няня поняла: родилась вышивальщица.

Часть III

— Елизавета Михайловна! Елизавета Михайловна! — надрывалась Клавдия Ивановна, пока скользила необтертыми валенками по полам дома, — Фекла Иововна влюбились! Фекла Иововна влюбились!

— Ах! Надо же! Во что?! Скажите, Клавдия Ивановна, во что? — как вышивальщица на всю голову Елизавета Михайловна даже не допускала мысли о человеке, это мог быть только дизайн вышивки. Впрочем, на этот раз она была права.

— В лисичку Андрея Петухова!

— Ах, знаю, знаю! Видали картиночку у губернаторши на балу! И что же? Вы купили?

— Никак нет, Елизавета Михайловна! Всё через енту немку Эстель! Как затрубять! Как загогочуть! Ууууууу!

— И что же теперь?..

— А ничаго…Всё обыскали, как в воду канул.

— А как же Феклуша?

— Криком кричить! А то как же! Из-под носа увели!

— Ах! Ну надо же что-то делать! — всполошилась Елизавета Михайловна, — Надо же что-то предпринять! — она вскочила, зацепила юбками станок Хлюпко и кинулась в дверь.

Минуту спустя с улицы донеслись крики Елизаветы Михайловны:

— Извозчик! Извозчик! Едем! К губернаторше! К самой!

Она вернулась под вечер. Довольная визитом, но втуне расстроенная.

— Придется нам ехать, Клавдия Ивановна…

— Куда?

— В Великий Новгород. Этот Андрей Петухов — новгородский дворянин. У него тут ни лавочки, ни лотка, ничего нету. И мужик тот, по всему, только ради ярмарки и приезжал с попутным обозом.

— Батюшки свят! Даль-то какая! Да как же мы поедем?