Старость аксолотля

Созвездие Рака уже скрывается под «потолком», вращение Сферы выталкивает Млечный Путь за окно Сада.

Агерре инстинктивно сильнее сжимает задний гравитационный узел и отплывает дальше от Петрча.

Иван смотрит на него, иронически улыбаясь, тень от звезд разрезает пополам его лицо, будто маска из гладкой бумаги и темного бархата. На бумаге – фиолетовая клякса глазницы, в бархате – блеск зуба.

– Хотелось бы сейчас увидеть тебя в Глине, – смеется он. (Естественно, он видит лишь иллюзионный фантом, броня Фредерика искажает также образ самого заключенного в ней ксенотика. Ксенотик в броне Hermeneticum виден снаружи как дрожащий монохромный сгусток). – Что за суеверный страх?

– Ты в самом деле выдрал из себя Стража?

– А что, надо сразу его выдирать?.. Думаешь, за чей код я взялся в первую очередь? За свой. За коды Ордена из моего импланта. Я снял печать со Стража, полетел в галактику, прилично выспался…

– Потому что так тебе показало гадание, да?

– Потому что так показало гадание. Имеешь что-то против? А как ты сюда попал?

– Уточняю для ясности: ты перепрограммировал Стража, добавил себе в имплант бустер глиоинтуиции, вламываешься людям в головы, строишь заговор, убиваешь знатную персону, вызываешь раскол, теперь ищешь тайные космосы… Как бы ты сам себя назвал?

– Юберменш?

– Не могу поверить! – Агерре/Иллюзион с отвращением морщится. – Ты же был умным человеком! С чего тебе пришел в голову столь примитивный мем?

– Примитивный мем… Гм… Помнишь девиз «Снов» Лужного? Uni dedit quinque talenta, alii autem duo, alii vero unum. [189] Таланты не розданы справедливо. Люди не равны друг другу. Я говорю не о каких-то моральных соображениях, но о могуществе, способностях, потенциале. Люди не рождаются равными и не равны. До сих пор различия были не настолько велики, чтобы говорить о сверхлюдях, лишь закомплексованные расисты что-то пытались себе безосновательно воображать. Но мы? Разве у нас нет оснований? Скажи, Фред. Пусть тебя не ослепляет история этого слова. Приведи сам любое определение сверхчеловека, и мы в нем поместимся. Это не мегаломания, это факт.

189

Одним дано пять талантов, другим два, а третьим один (лат.).

– Пусть даже так. Все равно это только слово.

– Знаю. Но ты сам спросил. Ладно, мы не затем встретились в Глине, чтобы ссориться из-за языка. Могу сделать тебе некое предложение… Когда мы уже войдем в их круг – круг постглиотиков, ты знаешь, о ком я говорю, не делай такую физиономию, – когда мы в него войдем, пусть это останется между нами. Это дело ксенотиков, наших любимых Homines sapiens мы в это не вмешиваем, вот только бедняги смертельно перепугаются. Все должно было быть так: собрался бы Совет, мы обсудили бы вопрос среди своих, Орден бы всем занялся… Никто нам больше не нужен. Впрочем, им даже не добраться до места, если мы сами их туда не Переваяем. Это внутреннее дело ксенотиков. Я предпочел бы повести в этом направлении весь Орден, вместо того, чтобы вызывать раскол, но раз уж так случилось… Подумай над этим, Фред: два с небольшим года назад окончательно развернулись градиенты экономики, и теперь мы намного нужнее им, чем они нам. Независимо от политических различий, разделяющих сегодня SR и ОНХ, независимо от личных претензий – у нас с тобой намного больше общего, чем у тебя с каким-нибудь учителем из Канзаса или крестьянином из Китая. Более того, мы с тобой уже ближе к этим постглиотикам, в какой бы форме они не проявлялись, чем к любым безглийным психозоикам. В чем я пытаюсь тебя убедить, так это в том, что необходимо освободиться от вассальной ментальности. Это мы суверены. Повтори: «Это мы суверены!» – но вместо того, чтобы кричать и хмурить брови, раскольник снова улыбается, снова прячет лицо в тени. Впервые проявляется стампа Петрча: Иван исчезает и возникает снова в нескольких метрах левее, лицом к переместившемуся на пару градусов звездному небу. Временной скачок составлял несколько десятков секунд – но Петрч говорит уже о чем-то совершенно другом: – столь маленькую «щель» в столь большом пространстве? Этот конструкт, – он обводит Сферу широким жестом, – по сути один большой детектор. Сперва лишь пассивное прослушивание и энергетический баланс: не бьет ли тут какой-то скрытый источник, что могло бы означать утечку энергии из внешней системы. Для всех частиц; дольше всего, естественно с нейтрино. Баланс сходится, так что мы начинаем гравиметрию и лазерное исследование. Если гравитационная карта не показывает никаких аномалий, переходим к жесткому обстрелу. Точность должна быть околопланковая, на уровне виртуальных частиц, поскольку нужно прикрыть всю внутренность Сферы, с каждого направления. Импульс за импульсом – стреляем и регистрируем по другую сторону. Если здесь находится вход в Отваянный космос, какой-то из балансов будет отрицательным. Естественно, это тоже отнимает много времени. В сумме полный цикл, в зависимости от размеров экстремума, замыкается за время от ста до двухсот тридцати дней. Так что самое большее через полгода…

– Крайст, Иван! Не неси мне тут чушь о технических подробностях. Мы на пороге войны. О чем, думаешь, я хотел с тобой говорить? Нужно овладеть ситуацией, прежде чем она превратится в стихию.

– Войны?..

– Ты что, окончательно утратил связь с реальностью? Ты воплощаешь в себе страхи половины этих твоих унтерменшей. Вторая половина смотрит на график Доу-Джонса и тоже не особо тебя любит. Что, стирание Стражей и глиоинтуитивные связи уже являются в Societas стандартом? Стоит только этой информации просочиться, и мы всерьез почувствуем, что значит «ксенофобия»! Ведь тебе не это важно, Иван! Подумай хоть немного! Развлекайся гаданиями, если хочешь, пожалуйста, – но не вызывай при этом мировой кризис! Договоримся о какой-то совместной стратегии и…

Петрч уплывает, в переносном и в буквальном смысле. Он явно чересчур засмотрелся в открытый космос, вновь пошла длинная цепочка ассоциаций – что проявляется в бессвязности его поведения, задержки реакции. Когда он в конце концов прерывает Фредерика, то говорит медленно, будто колеблясь – что ему несвойственно, – делая при этом вдохи в неподходящих местах. Ему также не удается сохранять равновесие между силой отдельных узлов своей гравитационной сети, и в итоге он медленно вращается по всем трем осям, полностью потеряв ориентацию относительно Агерре.

– Говоришь, я утратил связь с реальностью? Кризис, говоришь? Стратегия… Только один вопрос, Фред: какое все это будет иметь значение, когда мы откроем их космос?

Агерре бессильно вздыхает.

– Значит, это религия. Ничто мною сказанное тебя не убедит.

– Не знаю. Что ты хочешь сказать?

Агерре/Глина лезет в карман камзола, достает Колоду Лужного и сосредоточенно ее тасует. Раскольник вращается перед ним будто ледяная луна, белизна его одежды, когда ее не покрывает тень, почти ослепляет. Из-за недостатка света имплант автоматически подтянул контраст, и окружающий Фредерика Сад/сад Сферы пробудился к жизни. Искусственная гравитация вращающейся конструкции организует топографию парка. Долину заполняет сверкающий овал озера, берега и склоны зарастают разноцветной гущей кутрипа – только растениями, насколько может оценить с этого расстояния Примус (поперечник камеры составляет свыше ста метров). Но теперь видно, что все это живое, из-под воды пробиваются высокие стебли тростника-нетростника, над ними свешиваются волосатые жгутики с карликовых деревьев, на склонах сражаются друг с другом пальмы с черными листьями… Агерре смотрит на эти джунгли лишнюю секунду, и Арканы выпадают из пальцев. Он быстро хватает их другой рукой, смотрит: Мир.

– Я ничего больше не буду говорить. Делай, что считаешь нужным. – Он копирует в иллюзионную проекцию свой образ из Глины, с картами в руках. Петрч поворачивается спиной к внутренности Сферы и космосу за ней. Агерре демонстративно раздвигает колоду. – И я сделаю… то, что сделаю.

– Ах вот как.

– Да.

– Когда-то я взял бы в такой момент Библию, открыл бы наугад, показал на стих…

– Но сегодня мы в такое уже не верим, так? Тебе не нужна Библия, – он медленно тасует, не глядя на карты. – Смотри на меня.

– Фрай.

– Фрай.

На самом деле, осознает Агерре, в очередной раз перекладывая колоду, я с самого начала знал, так же как с самого начала знал координаты встречи; знал, что именно так все закончится.

Карта. Не глядя.

Иван – лицо в тени, глаза демона не видны – поджал ноги, наклонил голову, руками совершает нервные, лишенные цели и смысла движения. Он не сводит взгляда с Агерре – который тоже не отрываясь смотрит на него.

Карта. Не глядя.

Карта. Не глядя.

За Петрчем в одно мгновение перемещается звездное небо – за Сферой снова пылает косая река Млечного Пути. Под Агерре повернулся сад, серебряное озеро теперь у него над головой. Очередное дрожание стампы раскольника вызывало явно более длительный скачок.

Карта. Иван сует руку в рот, давится, внезапно повернув голову к окну, в его глазах блестят слезы. Агерре не смотрит.

Карта. Не глядя.

Карта… – Крайст… – Не глядя.

Карта. Он смотрит. Перевернутая Отвага.

Как, собственно, пахли ее волосы?..

Никто из них не будет первым, они за это время идеально синхронизировались. Доля секунды после запуска макросов – правил для одинаковых, но противоположно направленных деструкторов, – от Сферы и приросших к ней Садов остается лишь слабый след, редкое облако раскрошенного мощными гравитационными потоками живокриста. Еще мгновение – и этот живокрист уже мчится в скрученные глотки 4D, в которые превратили окрестности интерферирующие между собой Ваяния Агерре и Петрча. Военные скрипты имплантов делят их сражение на тысячные доли секунд. Пять, семь, двенадцать – ксенотиков уже разделяют миллионы километров, и они все дальше друг от друга, короткие быстрые сверхсветовые волны несут их прочь от молниеносно увеличивающейся области безумия пространства-времени. Область растет, поскольку оба преследуют друг друга агрессивными Ваяниями, не имея возможности расставить по пути хотя бы самые примитивные гравиметры – они скорее угадывают свое взаимное положение, не будучи уверенными также в собственном. Макросы слепого разрушения – Squeezer, Pandemonium, InGod'sEye – охватывают все большие фрагменты системы, на вторую секунду они добираются до самого дна четырехмерной долины, и красный гигант начинает терять форму и стабильность.