Старость - радость для убийц

– Явилась-не запылилась. Уж точно не из Швейцарии, - встретил меня Митька. В его коварной ухмылке таилось знание, которое ему не положено было иметь. Хотя бы по возрасту. И потому, что мои дела - это мои дела.

– Пошел ты!
– отозвалась я без особого добродушия.

– Лучше к черту пошли! На экзамен же бегу!

– К черту! К самому черному и хвостатому! Потому что иду к такому же.

Преувеличивала, конечно. На нервной почве. Макарыч не принадлежал к разряду клыкастых хищников. Да и клювастых тоже. Но он очень хотел, забыв свои "коммунистические идеалы" и долгое процветание в комжурнале, приобщиться к сегодняшним ценностям, а именно - получать достаточно доходов, чтобы жена могла носить шубки из натурального меха, летать в турецкую Анталию на целый летний месяц, дочка - учиться в платном институте с экономическим уклоном, а сынка - отмазать от армии.

Но некоторые журналисты, все-таки, обзывали его чертом:

– Ну черт! Так это он, правоверный марксист-ленинец, сидит теперь во главе этой вшивой газетенки! Эксплуатирует интерес очумелых масс ко всяким Рузетам Бенгладеш-Чиковани-Энтеритам, способным общаться с магическими цивилизациями Большой Медведицы и запросто возвращать брошенным женам их мужей? На чистой бредятине капиталец кует? Ну дела-а...

Кует, кует... А другие, похожие, из его поколения шестидесятилетних, давно спились и померли... А я лично перебрала за этот месяц всяких удивлений-изумлений, и от плешивого, суетливого, но, в общем-то, беззлобного Макарыча никаких особых сюрпризов не ждала.

Ну, конечно, обардуется, что я, наконец, под рукой, что принесла в клюве "супербоевик".

Уже на подходе к редакции я как услыхала его голос: "Татьяна! Где материал? Сейчас же на стол! Как нет материала? Ты ещё и не начинала писать? Что все это значит? Мы же, коллектив, ждем-не дождемся..."

Однако на этот раз его несомненная и столь же, в общем-то, распространенная способность служить тем, кто платит, с внезапностью удара по голове вогнала меня в немоту и прострацию. Ибо он, слегка осыпанный перхотью и пеплом, надо полагать, былых сражений за честь и достоинство, едва я вошла в его кабинет, поднялся с кресла, протянул мне руку, но смотрел при этом четко вкось, как бы в иные, боее значимые пределы.

– Ну как? Пришла в себя? Меня тоже отпустило... Конечно, ты молодец, но... знаешь ли... можешь не торопиться... Вот именно... без спешки...

– Это почему же?

Он бережно приподнял с младенчески голенькой головки единственную прядку волос, уложил её ближе ко лбу, прихлопнул для верности.

– Видишь ли... нашелся спонсор... Он нас нацеливает на материалы о добре, о хороших, достойных людях. Считает, и я с ним согласен, что хватит гнать "чернуху", нагнетать в обществе страх, ужасы всякие анатомировать... и вообще. Неконструктивно все это. Так что твой материалец... прямо скажу... сегодня не ко двору. Вот его визитка.

Я молчала как овощ. Видимо, дозревала до какой-то важной, крупной мысли. Но не дозрела. Протянула руку, сковырнула с глади редакторского стола голубой кусочек картона с золотым обрезом. В глаза выстрелило: "Борис Владимирович Сливкин, директор фирмы "Альфа-кофе"... золотым по бирюзе. Я долго, долго вчитывалась в текст, озолотивший картонную полоску. Держала паузу, как Комиссаржевская.

И не зря. Вместо того, чтобы ляпнуть, как хотелось: "Ну ты и вонючка, старший товарищ по перу!", я поступила умненько-разумненько, кивнув и затянув:

– По правде, я и сама пришла к этому выводу. Я ужасно устала от всей этой истории со старухами... Пусть разбираются проессионалы, если это им нужно. Мне вдруг захотелось музыки, веселых лиц... Надеюсь, "Светские сплетни" пока не отменяются?

– Пойдут под другим, более интеллигентным названием. Борис Владимирович предлагает "Сегодня в свете".

– Что ж... звучит.

– Не очень, конечно, но... ты же мне денег не дашь?

– Нет, конечно.

– Вот именно. И я хотел бы, чтобы сегодня именно ты сходила в ночнушку "Тройной удар". Там соберутся знаменитости обсуждать проблемы нижнего белья и роль в этой сфере Эдмона Франса, одного из ведущих производителей, который шурует на нашем рынке. Музыка обеспечена, халявные тарталетки и коктейли само собой...

И, все-таки, все-таки, я не стерпела, слишком велико оказалось искушение. Обернулась от двери и задумчиво так обронила:

– Сливкин может закончиться гораздо скорее, чем вы думаете. Все-таки, он на крючке... Тогда как?

У Макарыча выпрыгнула из рук металлическая линейка...

Стервоза я, все-таки... Человек же хорошего хочет. И себе, и немножко мне... А многие и совсем не хотят другим ну ни граммчика хорошего. Верно ведь? Так что... Таким образом... Получается, что...

... Ничего в этой жизни не происходит просто так. Оказывается, пришла я в "Тройной удар" очень кстати. Не только для того, чтобы послушать басовитое воркование трансвестита Элема о том, как он будет играть роль в фильме молодого, но концептуального из концептуальных режиссера Артура Кичина "Воздух порочного бытия". Не только для того, чтобы увидеть умные, усталые глаза известного комика, потерявшего недавно жену и оттого бродящего среди людей с пустым взглядом и полной рюмкой то водки, то коньяку... Не только для того, чтобы внимать советам довольно прославленного кутюрье, но вовсе не по поводу нижнего белья, а в связи с его новейшими представлениями о способах расслабляться: "Надо любить себя! Любить себя! Каждую минуту любить и доставлять себе удовольствие! Я засыпаю непременно в ароматах прекрасного парфюма... Мои шелковые простыни гладят мою кожу нежнейшими прикосновениями... Тончайшее легчайшее кружево оконной занавески чуть шевелится под ветром... А возле - букет пионов, огромных, пышных, и все они улыбаются мне, как нимфетки... много, много нимфеток с ямочками на щеках..."

Я пришла сюда для того, чтобы услышать, как уже топочут копыта коней под четырьмя всадниками Апокалипсиса... Топочут, топочут... все ближе и ближе... Все громче и громче... И потому я не сразу услыхала, что мне говорит Даша Синякина, моя однокурсница. А она говорит, наклонившись надо мной:

– Татьяна! Хватит нам с тобой заниматься чепухой! Открывается новая газета. Очень приличное начальство, очень неплохой гонорар. В отдел культуры требуется народ. Один уже есть, это я. Тебя отрекомендую. У нас спонсор такой крутой банкирище! Я тебе звонила-звонила, сказали, отдыхать уехала... Так долго? Где была?

– В Голландии, среди тюльпанов.

Даша повернула на бочок свою хорошенькую, гладко причесанную головку:

– Везуха! От фирмы?

– Ну да.

– Думай скорее! Мой телефон помнишь?

– Те же "светские сплетни"? На них сидеть?

– Да, но в совершенно оригинальной форме!

... В туалете блевала длинноногая шатенка в изумрудах, возможно, настоящих, возможно, бриллиантами, а возможно, и сапфирами. На улице мокла под дождем стайка девчонок, прибывших либо с Украины, либо из Белоруссии или Твери. Где-то поблизости можно при желании обнаружить их покровителя-сутенера, или "мамочку". В помойном контейнере рылась грязно-белая собака, наперегонки со стариком. С его обвисшего кепарика стекали дождевые капли. И на все это, и на многое другое не стоило смотреть, чтобы не портить себе настроения.

В автобусе одна пожилая тетенька советовала другой пожилой:

– А ты не бери ничего такого в голову! Плохое-то! Ну убили у соседки парня, но не твоего ж! Ну мало ли чего творится! Я вот всегда смотрю про всякие убийства по телевизору, про трупы, а сама не дергаюсь нисколько! Я радуюсь наоборот: "Не меня ведь убили! Я вон живая хожу! Я вон чаю налью сейчас и с конфеткой выпью!" Иначе ж с ума сойдешь, а то!..

Топот копыт... Топот копыт... Неужели я лишь одна слышу их?

Алексей померил мне давление и заключил:

– Надергалась, вот и результат! Это у тебя в висках стучит. Выпей это и это.

А я все ждала, надеялась, что он примется расспрашивать меня подробно, что же со мной приключилось-то...

Не дождалась. Обронил:

– Не женское это дело - журналистика. На кой красивой девушке копаться в грязи, в отбросах?

Приходил Михаил, произнес с укоризной:

– Слабачок ты, слабачок! А ещё на такие большие дела ходила!

Кончилось чем? Да оклемалась я помаленьку, устроилась в журнал для детей. Михаил одобрил: