Старший брат царя. Книги 3 и 4

— Снимай, снимай. Горло не сжёг?.. Вот гусиное сало, смажь, да рубашку расстегни.

Пока препирались, немец перестал освежать лицо больной, она почувствовала это и начала задыхаться ещё сильней. Лекарь успокоил её. Клим поправил ей голову.

Вошёл Гулька с большой склянкой. Протянул Климу деревянный клин. Клим спросил знахарок:

— Полукляп как делать, знаете?.. Готовьте. Да руки щёлоком...

Сам показал пример. Из принесённой склянки вынул ребристую трубку горла утки ещё со следами крови. Из кошеля вынул шёлковую ленту, просунул её через горловую трубку и на одном конце трубки связал головку-куколку, окунул в водку и смазал салом.

Далее действовал Гулька, знахарки понимали его... Бомелей, поняв, к чему готовится Клим, поставил свою склянку с грушей на скамью, отошёл в самый дальний угол...

Теперь всем действом управлял Гулька, знахарки охотно подчинялись ему, безошибочно угадывая, что надобно делать. Клим сел на кровать, его накрыли простыней. Марию положили на правый бок, головой — на колени Клима. Во всех светильниках зажгли свечи. Мария задыхаясь, трепетала умирающей птичкой. Ей разжали рот и вложили полукляп; Гулька с помощью зеркала направил пучок света ей в рот. Клим, наклонившись над ней, глубоко ввёл в рот два пальца левой руки, а правой быстро с усилием пропихнул куколку с гусиным горлом. Больная предсмертно захрипела. Клим выдернул из трубки ленту, лёгкие со свистом втянули воздух. Страшный кашель начал бить Марию. Кровь и гной брызнули во все стороны, обдав простыню и лицо Клима...

Как только приступ кашля немного ослабел, Гулька осветил, а Клим принялся протирать рот больной тряпичной куколкой на палочке, смоченной смесью сала, мёда, водки и мяты... Опять начинается кашель... Опять очищают рот, и ещё не один раз...

Через полчаса, а может, и позднее рот был очищен, дыхание успокоилось. Больную уложили на подушки, сменили испачканные простыни. Клим всё время придерживал трубочку из утиного горла. Он приказал Гульке и ворожеям умыться и прополоскать рот водкой. Вот тут, кажется, Гулька одёрнул ворожей, которые не могли оторваться от водки.

После этого шею больной обложили капустным листом, и Гулька сменил Клима. Тот тяжело поднялся, старательно умылся сперва щёлоком, потом водой с мылом. И вот тут произошло событие, удивившее Клима: недоступный, гордый лекарь государя, всё время стоявший где-то в стороне, подошёл к Климу и подал ручник со словами:

— Ви, доктор, безрассудно отчаянный человек! Ви смертельно рискуете дважды!

Клим с поклоном принял ручник и, вытираясь, устало присел на скамью:

— Благодарю вас, господин Бомелей... В чём риск?

— А! Ви не видит! Не следует так говорить, доктор. Я давно живу Россия! Мария Григорьевна могла умереть у вас на руках! Её отец не простит такой смерти.

— Вы бы свидетельствовали, что я спасал её.

— Для Григория Лукьяныча свидетельство не понадобится! — И тише добавил: — Я боюсь его. — И уже шёпотом: — А хозяина ещё больше!

Такая откровенность насторожила Клима: с чего бы вдруг?! Он, будто не расслышав, спросил:

— А второй риск?

— Один шанс из ста, что вы не заболеете этой страшной болезнью.

— Постараюсь не заболеть!.. Не желаете со мной выпить водки?

— Водку не пью.

...К вечеру стало ясно, что смерть отступила. Дыхание хотя и с хрипом, через трубочку, но выровнялось, синюшность заметно уменьшилась. А через четыре дня — безносая с косой убралась со двора. Тут трубку вынули, кашель поутих, больная пила отвары. Клим с Гулькой вернулся в строгановское подворье, оставив Марию на попечение знахарок.

Когда Клим собрался уходить, Годунов пригласил его в свободную комнату и крепко пожал руку:

— Ведаю: ты спас Машу от верной смерти! Проси, чего хочешь, что в моей власти — всё сделаю!

— Благодарствую, Борис Фёдорович, но мне ничего не надобно. Через седмицу я уезжаю в полк князя Хворостинина. Дай Бог быстрого выздоровления Марии Григорьевне, счастливой жизни вам! А голос восстановится. Будь здоров!

Борис обнял Клима.

— Спаси Бог тебя, Клим! Помни: Борис Годунов твой вечный должник! Будешь в Москве — двери моего дома всегда открыты для тебя!

На следующий год, после битвы под Молодью, когда оглушённого Клима привезли на строгановское подворье, дворецкий Годунова Родион навестил лекаря-воеводу. Хотя хозяев не было в Москве, Родион пригласил Клима поправляться на двор Бориса. Но Клим отказался, он спешил на родину, в Соль Вычегодскую.

Потом, приезжая в Москву, Клим не единожды встречался с Годуновым, каждый раз был обласкан государевым кравчим, свояком царевича. А жена Бориса, Мария Григорьевна, в своей половине принимала, вторым отцом величала.

...И вот десять лет спустя после первого знакомства ныне уже боярин Борис Годунов пригнал гонца во Владимир за Климом Одноглазом, лекарем-воеводой!

Государь крепко пожаловал своего верного слугу, боярина Бориса: несколько ран на груди и боках, не считая синяков. Царевич Иван умер от воспаления одной раны на виске, у Бориса раны воспалились, гноились, но он остался жив.

Клим принялся лечить боярина только в последней седмице ноября, сделав заволоки — очень болезненный, но самый надёжный способ лечения запущенных, воспалившихся ран. Раны промыл белым вином с гусиным салом, мёдом и другими специями, в самое глубокое место заложил тряпицу, которая впитывала в себя выделения раны. А первое время заволоку меняли в день четыре-пять раз. Через три-четыре седмицы зарастающая рана снизу выталкивала гнездо с заволокой. А ещё через седмицу раненого можно было считать здоровым.

После гибели любимого сына и наследника государь в тёмной одежде всенародно стенал и плакал, часами стоял на коленях в храме и бил земные поклоны. Говорили, что он ночами не ложился в постель, а имел своё ложе на жёсткой подстилке прямо перед киотом.

Однако ж за седмицу до конца ноября государь появился в приказных палатах, принимал послов и вдруг хватился: почему не видно боярина Бориса Годунова?! Тогда самым услужливым оказался рядом тесть его, Фёдор Нагих. Этот подсказал, что Борис обиделся на побои. Давно поправился, мол, а сердится и не появляется. Слова сказаны вовремя — государь искал, на ком бы отыграться.

На всякий случай захватив палача, Иван со свитой через полчаса был во дворе Годунова. И тут полное разочарование: перед государем предстал не Борис, а высохший намёк на Бориса, поддерживаемый с двух сторон слугами. Царь решил взыскать с лекаря, но тут Борис слабым голосом взмолился не трогать старца, он, де, только прибыл, и только благодаря его заботам и лечению он, Борис жив остался.

По повелению государя одноглазый лекарь показал заволоки на ранах Годунова. Иван расспрашивал лекаря и особенно заинтересовался заволоками и их болезненным лечением. Потом позвал ката, а Одноглазу приказал ещё раз показать раны на теле Бориса, и спросил: