Старший брат царя. Книги 3 и 4

— Зот Ильич, а что мне Семёну Аникиевичу сказать?

— Расскажи всё, что слышал. Неволить Семена Аникиевича не в нашей силе. Он может поступать, как ему угодно. У него есть слуги, вроде тебя. А стражники и приказчики, как сам видишь, все при деле — главное хозяйское добро защищать готовимся.

— Ох! Убьёт он меня! — Котун тяжело вздохнул и, поклонившись, вышел.

— Мне, видать, нужно тоже идти к своим, — сказал Макар.

— Иди, мы потом тебя кликнем. А нам с Климом Акимычем дай коней, узнаем, как на Посаде дела.

7

Староста Посада в унынии — слухи и рассказы очевидцев напугали поселян, никто не верил в возможность сопротивления. Промышленники первыми бежали куда глаза глядят. Не имеющие подвод разбредались по лесам; больные и немощные ждали своей участи по избам. Зот спросил, что сам староста намерен делать.

— Наши, как веник развязанный, — рассыпались! — сетовал со слезами старик. — И я уйду, как все. Сыновья лошадей запрягли, рухлядь забрали, сей час и меня заберут.

— А где ваши священнослужители? Не вижу...

— А что священники? Тоже люди. Церковную утварь и свой достаток попрятали да в землю зарыли, а сами — за крепкие стены Коряжмского монастыря. Туда не всех пускают... А у нас что: Васька Бугай ребят собирает, биться хотят, да где ему!

Зот посоветовал старосте, чтобы тот объявил Ваське или кому другому, мол, Никольская сторона принимает, кто с оружием и драться с ворогом готов. Потом, увидев на улице брошенных коров, вернулся к старосте и сказал:

— Отец! Мы свою живность в низовье погнали, чтоб врагу не досталась. И ты б заставил...

Староста в ответ безнадёжно махнул рукой.

Зот послал сопровождавшего их казака сказать Макару, чтобы стражники занялись этим делом и здесь. А сам с Климом направился в английское подворье.

Встретил их рыжеусый привратник, узнал Зота, поклонился, принял коней и, по просьбе Зота, повёл к главному розмыслу Гаррисону. Английское подворье, может, чуток поменьше казацкого двора, но построек больше, и они стоят теснее. Из кузниц дым валит, а их тут не меньше десятка, перезвон малых молоточков слышен, большие тяжело ухают, землю сотрясают, да пилы визжат и скрежещут. И литейные есть — огненные блики вырываются оттуда и слышится змеиное шипение, и другие разные мастерские кругом. Работает тут англичан четыре десятка, да русских мастеров и подмастерьев больше полусотни, а на дворе — ни одного человека.

Главный — человек лет сорока. На голове — шапка светло-русых волос, сбегающих на лицо пышными баками, усы и борода — бритые. На нём серая тужурка с засученными рукавами и широкий кожаный фартук. Принял он их в тесной прихожей, за дверью которой была видна комната со столами и стеллажами, очень доброжелательно приветствовал Зота. Тот представил Клима как лекаря и бывалого воя. Гаррисон слегка кивнул ему. Зот с беспокойством спросил:

— Вы о беде грядущей слыхали? Не видно, чтоб готовились...

— Готовимся, господин Зот. К вечеру вам мушкетов-ручниц три десятка дадим, а к утру — ещё... Правда, что врага — тьма?

— Тьмы нет, но побольше тысячи. А за ручницы благодарствуем.

— От тысячи всё равно не удержимся... Уходить как будем?

— Полагаем, господин Гаррисон, уходить погодим. Есть один способ справиться с этим врагом. — Англичанин с удивлением посмотрел на Клима, Зот тоже насторожился. А Клим продолжал: — Надо напугать его!

— Возможно... А как, вы знаете?

— Да, знаю. Необходима ваша помощь. Вам должен быть известен секрет греческого огня?

— Ну... Рецепт не сложен, найдём... Но что толку? Для метания греческого огня необходимы медные трубы — огнемёты, или катапульты. У нас ничего такого нет, а делать — нужно время.

— Верно, — согласился Клим, — это нужно, чтобы метать огонь на много саженей, а на дюжину — пращи хватит.

— Праща?! Что такое? — Гаррисон заинтересовался и вспомнил обязанности хозяина. — Пойдёмте, господа, присядем.

Они прошли в комнату и расположились за столом, покрытом, листом меди. Клим не мог оторвать взгляда от стеллажей, на которых расставлены колбы, реторты, мензурки. Он слышал об алхимии, но в физико-химическую лабораторию попал впервые. Зот же чувствовал себя неуверенно — ему пришла мысль о волшебстве — и потихоньку крестил грудь малым крестом. Клим привстал и, указав пальцем на стеллаж, попросил:

— Вот такую склянку надо...

Гаррисон громко сказал по-английски, из-за стеллажа вышел лаборант, одетый в халат, и подал полуфунтовую колбу. Клим принялся рассматривать её. Гаррисон напомнил:

— Вы упомянули... праща. Что это?

— Это оружие, мы сейчас редко его употребляем: широкий ремень, сложенный вдвое. В петлю кладётся камень, раскручивается над головой и в нужный момент отпускается один конец ремня. Камень летит саженей на тридцать. Мы ж станем делать так: набираем руду греческого огня вот в такую склянку. Её заворачиваем в небольшой кусок кожи, в которой делаем ушки. В ушки продеваем верёвочную петлю. Кожу со склянкой окунаем в руду огненную, поджигаем и метаем.

Гаррисон преобразился, исчезла чопорная медлительность, он стремительно обнял Клима:

— Джиносли! (Гениально). Великолепно. Надо попробовать. — Он что-то громко сказал по-английски. Вновь появился лаборант, на этот раз с запотевшим кувшином и тремя стаканами. Гаррисон взял кувшин и наполнил стаканы янтарной жидкостью. — Это свежее ячменное пиво. Пейте, а я пойду к нашим кемистес (химикам). Он пригубил стакан и ушёл вглубь комнаты, там завязался оживлённый английский разговор. Клим, перекрестив свой стакан, начал пить. Зот спросил с сомнением в голосе:

— Клим, ты уверен, что получится с огнём?

— Если немцы сделают, остяки надолго запомнят.

Зот хмыкнул и, перекрестившись, принялся за свой стакан. По второму стакану пили уже в присутствии Гаррисона. Он радостно сообщил:

— Все компоненты (составляющие части) нашли. К шорнику за кожей послали... Господин Клим, я знаю — вы лекарь. Грамотно лечите мыт — дизентерию. Но вы и воин?

— Да, пришлось воевать много лет. Потом меня тяжело ранили. Лечил себя и других стал лечить.

— Шокинг! (Потрясающе!). Что слышу — греческий огонь в Соли Вычегодской!