Старший брат царя. Книги 3 и 4

Наверное, это признание вырвалось помимо его желания, он замолк. Имя монашки не было названо, но Клим почувствовал, что это Таисия-Тавифа... В другой раз иконник поведал, как он попал в монастырский подвал и ему поломали пальцы. Это был поспешный сухой рассказ, однако за ним Клим увидел трагедию художника...

...Так и не удалось Кириллу ещё раз увидеть инокиню из Девичьего монастыря. Он догнал свою артель во Владимире, откуда артель последовала во Ржев, где требовалось расписать стены в новом приделе монастырского храма. Настоятель указал, чтобы по левой стороне были страсти Господни и образ Варвары-великомученицы. Её лик рисовал Кирилл, настоятель похвалил его за великую скорбь, изображённую на лике том.

В это время, ранней весной 1563 года, Иван, возвращаясь в Москву после взятия Полоцка, остановился во Ржеве. Государя встречали как героя колокольным звоном и крестным ходом. Благодарственный молебен служили в новом приделе храма. По окончании службы государь повернулся, чтобы уходить, и, встретив скорбный взгляд великомученицы, попятился. Следовавший за ним настоятель вынужден был увернуться — чуть было не налетел на царственную спину. Иван несколько секунд смотрел на образ, не выдержал и опустил глаза — со стены на него смотрела Таисия, он вспомнил: смотрела тем самым взглядом, каким она встретила его, когда он в Тонинском дворце второй раз вошёл в её светлицу. Именно так, сомнений не было... Иван глухо прохрипел:

— Кто малевал?

— Володимирские живописцы, — услужливо ответил настоятель.

— Ко мне! — Приказал Иван и поспешно зашагал в настоятельские покои, а не в трапезную, где были накрыты столы.

Иван сидел на скамье, нервно постукивая носком правой ноги в мягких сапогах, на скулах катались желваки. Настоятель пытался заговорить, но государь так посмотрел на него, что тот зажался в углу.

Иконописцы вошли и перед государем повалились на колени. Долго стояла тишина, потом Иван спокойно, даже ласково спросил:

— Кто образ великомученицы изваяти? — Старший артели указал на Кириллу. Иван приказал: — Ну-ка, встань. — И, удивившись его ничтожности, переспросил: — Ты?!

— Аз есмь, — тихо ответил Кирилла, поднял глаза на царя и тут же опустил голову.

— Где ты её видел? — задал Иван всех удививший вопрос.

Опять Кирилл поднял голову и, не отрывая взгляда от исказившегося лица царя, неожиданно твёрдо ответил:

— В Суздале, в Ризополо...

Иван остановил его:

— Погоды Мне с ним побеседовать надо, ступайте все... Ты, Гриша, останься. — Пока монахи, иконники, слуги толпились у двери, царь подозвал: — Оба подойдите поближе... Так чей лик ты изобразил?

— Инокини.

— Звать?!

— Тавифа.

— Она говорила с тобой?

— Нет, государь. Я видел её у настоятельницы, в церкви...

— Почему ж ты запомнил её?

— Великая скорбь на лике её, государь.

— Скорбь... В подвал его и чтоб кисть в руку не взял бы, — очень тихо сказал и добавил: — Ступайте... — Малюта увёл Кирилла. Государь приказал принести вина.

...Кирилл с горестной улыбкой закончил рассказ:

— Во как тот самый Гриша мне длань испортил! Так перевязал, что куриной лапой стала. Левой крещусь...

— Какой же ты теперь иконник? — усомнился Иохим.

— Я — левша! Монахи умолчали о том. Держали меня в подвале, и потихоньку лучины приносили, кисти, краски... Приказчик Строганова услышал про меня, выкупил.

Из-за позднего разлива задержался отъезд из Ярославля. Только в первых числах мая решились. Дидим предложил собираться, попутный обоз шёл на Вологду, и предъявил две грамотки Кириллу и Иохиму. В грамотках значилось, сколько с кого за пропитание и за лечение, почти по полтине с каждого. Клим прочитал и удивился:

— А почему с меня не требуешь за пропитание? Позволь, Дидим, ты с них за лечение берёшь, так лечил-то я их. Да последний месяц и кормились мы самостоятельно.

— Тут всё правильно, Клим. — Принялся объяснять Дидим. — Ты — вольный, за лечение их тебе хозяин платить будет. А они — хозяйские, пока не работают, кабальные грамоты на них идут.

— Дидим, что ты говоришь?! Мы ели то, что я зарабатывал, а ты с них взыскиваешь. Как же так?

— Клим, хозяин всё тебе должен оплатить, что ты на них потратил...

Разгорелся спор. Клим и Дидим не могли понять друг друга. Кончилось тем, что Клим написал на себя кабальную грамоту, оплатив таким образом за обоих больных. Правда, вскоре он перестал удивляться: приказчики и дьяки вели строгий учёт и работы, и затрат на содержание каждого, при этом не без явного мошенничества.

В Вологде все грузы перенесли на струги. Появились здоровые мужики — гребцы и рулевые, вёсельники. Иохим сразу оказался при деле, встал к рулевому веслу, с этого дня зачислился в работящие! Пошли по течению многоводных рек, Вологде и Сухони, двигались хотя и медленно, но и день, и ночь. Причаливали у небольших посёлков варить обед, иногда останавливались в заводях, чтобы переждать противные ветры и туманы.

Многие сотни вёрст они плыли мимо заболоченных равнин, неоглядных зарослей кустарников; река не спеша несла свои могучие воды. Потом вдруг принимались её теснить лесистые кряжи, будто разрезанные богатырским ножом. Река сжималась и начинала стремительно мчаться, извиваться между ними, пока не вырывалась из их объятий и вновь свободно разливалась на равнине.

Цвела черёмуха, белыми сугробами казались деревья — ни сучьев, ни листьев не видно за цветами. Освежающий запах волнами набегал с берегов, пропитывал всё весенней свежестью. Пока они плыли, Климу казалось, что он помолодел на десяток лет. Не спалось ночами, и проходили воспоминания, о которых, ему казалось, он давно уже забыл... И соловьи! С заката солнца и чуть не до полдня сотни, тысячи соловьёв переливчато, на разные голоса воспевали и славили величие жизни...

В Тотьме не остановились, проплыл древний город с его златоглавыми соборами и деревянным кремлём. А вот когда добрались до Великого Устюга, там задержались на три дня, ждали баржи с верховьев Юга-реки. Клим посетил храмы, поставил свечи всем святым, заказал молебен о благополучии пути. Потом вместе с Кириллом и Иохимом несколько раз ходили в лес, собирали цветы и разные целебные майские травы, рыли коренья. Клим уверял, что такого разнообразия и богатства трав он не видел нигде.

Когда с Юга подошли баржи, двинулись в дальнейший путь, теперь уже по Северной Двине. Река, как будто почувствовала свою мощь и развернула, расправила могучую грудь. Больше не было перекатов, воды лились горделиво и спокойно. Однако ж у Клима на душе было совсем неспокойно. Вместе с баржами с верховья Юга пришёл десяток казаков. В десятнике этих казаков Клим узнал того самого рановского атамана, с которым он бился на болоте и позднее на реке Осётр. Правда, теперь атаман приоделся, на боку висела дорогая сабля и немного сгладилась отёчность от пьянства: ничего не скажешь — он здорово изменился, и звали теперь его Захаром. Больше суток они плыли вместе, но, казалось, Захар не узнавал Клима. За день до Соль Вычегодской остановились на обед в устье Вычегды. Клим пошёл за дровами, стараясь подальше обойти костёр казаков. Возвращаясь назад, он прямо перед собой увидел атамана, тот сидел на поваленной ели. Хотел пройти мимо, но тот поманил его к себе. Кругом никого не было. Клим подошёл. Атаман, криво усмехнувшись, спросил:

— Здорово живёшь, князь! Чего-то ты не признаешь меня?

Клима резанула мысль: бросить на атамана вязанку, тот не успеет выдернуть саблю. У него нож на виду, удобно схватить здоровой рукой!.. Оттащить в кусты. Пропал казак, да и всё. Но вместо действия Клим всего лишь тоже усмехнулся:

— Рад бы забыть, да каждый раз ты натыкаешься на меня.

— Ладно, что помнишь. Теперь ты от меня не уйдёшь! Ведь государь за тебя сто рублей обещал!

— Уходить не собираюсь. А тебе скажу так: силы у тебя много, а умом Бог обидел. Ведай, в Разбойном приказе все знают, что князь Юрий — Кудеяр погиб и похоронен на Воронеже-реке. А я — лекарь Клим, многих в Москве пользовал, и Анику Фёдоровича тож. Так что сто рубликов мимо проплыли! А вот ты кто такой, интересоваться начнут. Купца спросят, коего ты ограбить собирался, а я отбил. Этот купец — друг-приятель нашего хозяина! И закрутится дело, вызнают всё и по заслугам наградят тебя двумя столбами с перекладиной! Так что меня проси, чтоб я не шепнул кому-либо... Подумай как следует, что сказано.