Старший брат царя. Книги 3 и 4

Все люди поставлены на сборку прясел, а тысяцких и сотников Клим собрал и потребовал найти умельцев колодезных дел. Оказывается, имеются вреди воев и лозоносители, и срубщики. Уже через полчаса Клим присутствовал при закладке трёх колодцев. Подъехал князь Хворостинин и поинтересовался, для чего ямы. Услыхав про колодцы, он хлопнул себя по лбу:

— Ай-яй-яй! Про воду-то я забыл! Ребята, всем сотням — коней на водопой, пока крымчаков мало вокруг! — Гонцы ускакали. — Воевода Одноглаз, сколько привёз прясел?

— Полёта, князь.

— Потери?

— Пала одна лошадь.

— Исполать тебе! Удлиняй городок к лесу, десятка два оставь — где понуждится, поставим второй ряд. И ногайских коней огороди.

— Дмитрий Иванович, дозволь спросить?.. Зачем тебе эти кони? Своих кормить нечем будет.

— О, брат Одноглаз! Если где откроется слабость, то мы на лаву татарскую их же коней пустим. Смешает их ряды, что хороший залп наряда! Насчёт корма ты угадал, худо дело. Князь Михайло в Серпухове ждал баржи с хлебом и кормом, а их крымцы перехватили. Так что долго не усидим... Ты слышал, пока мы тут ногайцев дразнили, князь Воротынский похерил весь наряд турецкий и идёт сюда...

К вечеру подошёл со своим полком князь Воротынский. Примерно половина воев вошли в гуляй-город. А остальные, тысячи две, стали на правом берегу Рожайки в привезённом из-под Серпухова гуляй-городе. Место для него долго выбирали Воротынский и Шереметев, который и остался воеводой нового гуляй-города.

К темноте на пойме начали появляться быстрые передовые отряды крымцев...

Из вырытых колодцев только в одном оказалось много хорошей воды. Принялись копать ещё три...

9

В среду, в день апостола Силы (30 июля), сеча началась заутра на реке Лопасне — полк правой руки сцепился с крымчаками. Князь Репнин, воевода полка, от пленных узнал, что татар здесь шесть тысяч и ведёт их сам Дивей-мурза. Репнин много наслышан о нём и был удивлён, как такой опытный полководец шёл по переданной реке без хороших разъездов, растянув войско чуть ли не на десять вёрст по Лопасне и её притоку Челвенке, желая выйти на Крымский тракт.

Репнин разорвал свои полторы тысячи на сотни и принялся практически без потерь бить из лесных урочищ по растянувшейся змее. Сам мурза шёл где-то в конце колонны. Когда ему стало известно о действии русских, он поспешил в голову, самолично отходил камчой наиболее потрёпанных тысяцких, и принялся стягивать в кулак своё войско. Пока он этим занимался, Репнин также успел собрать свои сотни и отсёк у Дивея хвост колонны, забрав несколько сот коней под вьюками с припасами и походными пушками. На этот раз мурза никого не наказал. Разослав во все стороны разъезды, опасался спешить к месту встречи с ханом у деревни Молоди.

Менее удачной оказалась попытка разгромить татар, двигающихся от Калужского тракта по Наре. Им навстречу вышли две тысячи полка правой руки, воевода князь Одоевский. Одной тысяче князь выбрал место для засады, а другая ударила в лоб и, позвенев саблями, пустилась наутёк. Однако татары не погнались, а продолжали осторожное движение, обнаружили засаду, и этой тысяче пришлось отходить с потерями.

Особенно дорого обошёлся утренний бой стрельцам. Они притаились по обеим сторонам Крымского тракта, пропустили мимо себя несколько сотен передового отряда и ударили по главным силам, положив всех, кто в то время был на тракте между засадами. Потом татары с большими потерями пытались прорваться мимо них, одновременно атакуя их укрытия, но стрельцы хорошо знали своё дело...

Тогда татары совершили непривычный для них ход — спешили не одну тысячу джигитов и зашли стрельцам с тыла, одновременно возобновив конные атаки. На беду и русских и татар, загорелся лес. В то время стояла засуха, и пожар сразу охватил место боя. Начали взрываться запасы пороха. Теперь враги зачастую вместе спасались от огня. Но, выбравшись на опушку, продолжали битву. Тут татарам пришла на помощь конница...

Гуляй-город только слегка огрызался огнём заплечных пищалей, когда разворачивалась татарская лава в одну-две сотни всадников и бездумно мчалась на густо лежащие ежи. Дым и огонь над стрелецкой засадой сразу привлёк внимание всех воевод. Потом сражение выплеснулось на опушку. Тогда повернулись несколько прясел, выбежали вои, раздвинули ежи, и лава конников вырвалась на помощь стрельцам... Из трёх тысяч стрельцов за щиты гуляй-города вернулись всего три сотни раненых и обожжённых.

До полдня пойма по обеим берегам Рожайки заполнялась татарами. Наиболее отчаянные и нетерпеливые из них наскакивали на рассыпанные ежи гуляй-города и наспех созданные укрепления на правом берегу реки, их отгоняли стрелами и пулями, нападавшие несли бессмысленные потери. После полуденного намаза татары начали строиться тысячами, по всей пойме насчитали две тьмы.

На опушке леса показался сам хан на белом коне в окружении знати. Шатёр ему не ставили — всем ясно: с гяурами будет покончено до вечернего намаза! Пойма ревела славу великому хану...

Появление хана ускорило построение конницы. Поспешно из кустов выкатили пушки, с полсотни разных из тех, что возили с собой темники и которые отбили у русских. Около них суетилось необычно много пушкарей. Из городка по ним ударили дробом, пушкарей ветром сдуло, хотя убитых оказалось единицы. Камчи начальных людей вернули пушкарей, несколько пушек даже пальнули и показали отсутствие опыта у них — все ядра не долетели. Зато русские открыли огонь, не допуская пушкарей к пушкам.

Повелитель забыл об осторожности. Выхватив ятаган, рванулся расправиться с неумехами. Как раз в это время из городка пальнули несколько пищалей, каменные ядра с противным чавканьем запрыгали вблизи окружения хана. Конь одного из князей скакнул в смертельном прыжке, конь хана поднялся на дыбы. Тут повелитель выхватил белый платок и махнул им. Взвыли трубы, забили барабаны, тысячи глоток крикнули «Алла!» Три ряда первых тысяч взяли с места вскачь. Все пушки, пищали, ручницы из гуляй-города открыли огонь. Дым, пыль скрыли прясла укрепления...

К моменту приступа гуляй-город представлял собой вытянутый прямоугольник от холма близ тракта к оврагу около леса сажней на восемьдесят, в ширину — вдвое меньше. В ограде без малого сотня прясел, за которыми стоял наряд, позади него — неполный второй ряд прясел, запасные пушки и для быстрой помощи — пешие и конные вои. Затем загоны для коней, станы для воев и несколько шалашей-домиков из прясел для воевод.

Когда у татар началось построение тысяч, Клим объехал весь городок — людям и коням было тесно, но порядок сохранялся. Грызлись только татарские кони в тесном загоне в торце городка над оврагом. С этой стороны около оврага татар было немного — не более трёх тысяч, это было заграждение на случай, если русские попытаются уходить в лес. Между рекой и стенами татар вообще не было — всё пространство простреливалось даже малыми пушками.

Больше всего строилось тысяч на вырубке по другую сторону большака, против торца гуляй-города на холме. Клим полагал, что именно отсюда начнётся приступ. Сперва много тысяч начало строиться между стенами и лесом, но пушечным огнём разрушили построение. Осталось четыре тысячи на самой опушке. Там появился хан со своей свитой.

После знака Девлет-Гирея приступ начался со всех сторон, тысячи появились даже из-за реки. Но быстро определилось, что главный удар наносится со стороны леса в среднюю часть стены. Первыми пошли тысячи, построившиеся на опушке леса. На их место сплошным потоком мчались тысячи от дороги. Они от опушки плавно разворачивались вдогон первым тысячам.