Старуха 2

— Нет, не поеду, у меня пока и так дел невпроворот. Но я точно буду.

Немного успокоившись — а взволновалась Вера потому, что на завтра у нее в Лесогорске было назначено испытание нового химического реактора, на котором доочистка крафт-целлюлозы должна была, по идее, идти чуть ли не вдвое быстрее, и для проведения испытания должны были собраться чуть ли не все инженеры и химики «специального завода» — она подумала, что и в Москве дела вполне достойные для нее найдутся.

Взять тот же кабель, по которому велось управление УПС: сейчас существовала лишь одна установка по его изготовлению, и выдавала эта машинка (занимающая площадь в двести квадратных метров, между прочим) примерно по триста метров кабеля в час. А на одну ракету кабеля требовалось больше трех километров! Так что по этому поводу следует очень плотно побеседовать с ребятами, которые эту машинку придумали. Подумав об этом, Вера усмехнулась: в свое время в СССР ПТУРы не пошли в производство сразу после войны лишь потому, что кабеля для них не было. Немцы — которые эти ракеты еще в войну начали делать — использовали для основы натуральный шелк, но с ним тоже получалось не все хорошо, две из трех ракет теряли управление потому что шелковый кабель просто рвался. И в СССР знаменитый лавсан и придумали исключительно на деньги армии, которой требовался материал «лучше шелка» именно для этих ракет — а она уже наладила довольно массовое производство нужной нити. Но все равно сделать трехпроводный кабель толщиной с нитку-нулевку было очень непросто. Даже токопроводящий слой на основу намотать из тончайшей медной фольги — и то задачка не для первого класса, а уж изолировать каждую жилу… жилку, уж если честно — да за то, что парни придумали как вообще это можно сделать, им минимум ордена на грудь вешать надо! Ну, пока ордена еще в очереди стоят… а кабеля потребуется очень много, так что надо бы дать им живительных пинков. Потому что дать что-то большее уже не получалось: все работающие в этом отделе «Химавтоматики», уже и квартиры получили, и машины, и даже шведские холодильники. Впрочем, подумала Вера, ребята и без того понимают, что делают очень важную и нужную для страны работу, и работают не покладая рук…

Эти мысли Веру успокоили окончательно, и она уже в совершенно счастливом настроении погрузилась в свой самолет. Отправив в Лесогорск телеграмму с сообщением, что испытания переносятся на понедельник, она даже почувствовала какую-то радость, ведь теперь можно было трое суток просто отдыхать! А ведь за последние… да, уже почти восемь лет у нее как-то времени на отдых и не оставалось. Правда, промелькнувшую было мысль о том, что «можно и в Крым слетать на недельку» она отбросила на подходе, а сидя уже в летящем самолете она стала обдумывать предстоящий разговор со Сталиным. А о чем с ней Генеральный секретарь хотел поговорить, она представляла очень хорошо.

Еще летом прошлого года Вера, окончательно убедившись в том, что ее непосредственный начальник во-первых, полностью поддерживает сталинскую политику, а во-вторых в том, что и Сталин Берии в целом доверяет, она передала Лаврентию Павловичу «докладную записку», в которой подробно (ну, насколько сама смогла вспомнить) перечисляла вред, который стране нанесут «инициативы по перевооружению армии», проталкиваемые Тухачевским. В частности, она отметила «полную непригодность принимаемых Тухачевским на вооружение танков», и так же качественно прошлась по так называемой динамореактивной артиллерии. Судя по всему, Сталин эту записку прочитал: малограмотного Курчевского пинками выгнали из первого ОКР ГАУ, а проталкиваемую Тухачевским программу танкостроения сократили аж вчетверо.

Но если разгон «динамореактивной команды» поддержали и артиллеристы, и конструкторы всяких пушек, то вот сокращение программы танковой не поддержал вообще никто. То есть почти никто, «за» проголосовали лишь Куйбышев и Кржижановский, да и то лишь потому, что стране в голодный год просто лишних денег не было. Но в записке Вера отдельно сообщила, что «вред нынешней программы танкостроения» она наглядно продемонстрирует весной тридцать третьего, а когда все сами в этом убедятся, то она изложит и свои мысли о том, чем же в этом направлении следует заняться, чтобы была «Красная армия всех сильней» в самом ближайшем будущем. Вот, похоже, время для «изложения мыслей» и настало: уж больно внимательно «высшее руководство страны» рассматривало сквозные дырки в корабельной броне: вон, даже пальчиком в них поковыряться не побрезговало. Последнюю мысль Вера полностью отнесла лишь к Тухачевскому, уж больно презрительная у него рожа была, когда он к пробитой бронеплите подходил…

В поезде, мчавшемся к Москве, народ тоже занимался обдумыванием всякого разного, но так как народу там было довольно много, то мыслями об увиденном люди там активно друг с другом обменивались. Правда, мнения эти были, мягко говоря, странными: Ворошилов, например, обсуждал с товарищами вопрос о том, а нужна ли теперь будет ствольная артиллерия вообще и собравшиеся вокруг него военные граждане почему-то приходили к совершенно неверным выводам. В окружении Тухачевского бурно (в основном с использованием абсолютно табуированной лексики) делились мыслями о будущем танковых войск и перспективах уже зарубленных (Куйбышевым, тут Иосиф Виссарионович сделал все, чтобы самому не подставиться) динамореактивных пушек. А некоторые товарищи, причем гораздо спокойнее, пытались понять, каким образом довольно небольшая ракета так метко с трех километров смогла попасть в «танк» и получится ли ее использовать в случае, если танк будет не стоять на месте, а ехать…

Но большей частью это все же были именно «пустые разговоры ни о чем», а обсуждения более серьезные шли во втором вагоне, который занимал товарищ Сталин. Он вызывал посетителей полигона по одному и задавал вполне конкретные вопросы — и сильно раздражался из-за того, что внятных ответов на эти вопросы он почти ни от кого получить не мог. Почти ни от кого…

Лаврентия Павловича он пригласил уже когда темнеть за окнами вагона начало:

— Как я понял, ты и сам не представлял, что Старуха показывать нам будет, так?

— Она говорила, что ракеты… только я думал, то демонстрация будет тех ракет, которые на полста километров летают. А про бомбу — нет, я даже не слышал о том, что она еще и бомбы делает. Хотя мог бы и догадаться, ведь в Лесогорске она как раз разными взрывчатками занимается. Тут ведь вот какая проблема: у нее, так уж вышло, свои каналы финансирования разных программ имеется, ведь не я ей деньги выделяю, а, получается, она их мне выдает. Много выдает, но…

— Что «но»?

— Прозвучит, конечно, смешно, но я даже не знаю, сколько она денег от буржуев получает и как. То есть то, что по контрактам, которые в Стокгольме подписываются, я знаю суммы до копеек, но у нее и какие-то, скажем, неформальные договора есть. Я, например, до сих пор не знаю, этот самолет ее ей на самом деле Марта просто подарила или она его купила и Мартой прикрылась. У нее только патентов в других странах десятка два, если не больше, и она за лицензии какие-то деньги получает — а мы об этих деньгах узнаем только когда она их в СССР переводит и на рубли меняет. Или когда груз какой-то внезапно появляется в наших портах с оборудованием, за которое нам платить уже не надо.

— Это неправильно.

— Сам знаю… хотя в отдельных случаях это и хорошо. Я же говорил уже сколько раз: у нее по поводу секретности просто какое-то помешательство…

— И что?

— А то, что когда нам надо что-то незаметно за границей сделать, причем, так скажем, незаметно потратить какие-то довольно немаленькие суммы, то она просто говорит, куда наш человек за этими деньгами там зайти должен. Очень удобно: отсюда денег везти не надо, источник денег с Советским Союзом вообще не связан, а иногда этот источник вообще всеми там, за границей, рассматривается как антисоветский, и на нас там никто в принципе подумать не сможет, если что-то не так пойдет.

— Это как?

— Пример нужно? Хорошо, вот тебе пример: в Париже есть небольшая организация, состоящая практически полностью из эмигрировавших в революцию дворян и белых офицеров. Они даже журнальчик какой-то антисоветский издают — но если наш человек придет в гости к одному из ее членов и скажет волшебное слово, то ему, ни о чем не спрашивая, просто выдадут деньги. Вообще ни о чем не спрашивая, и суммы в пределах полусотни тысяч золотых франков! А Старуха говорила, что можно и больше, но это, мол, надо заранее согласовывать… В Германии и того проще: человек просто заходит на почту, отправляет телеграмму и на следующий день получает деньги, поступившие на его имя телеграфным переводом, причем откуда бы ты думал? Из Испании! Или из Италии, что, по мне, еще более странно, потому что из Италии они высылаются от каких-то фашистских организаций.

— На почту?

— На почте проще: если деньги через банк переводить, то там требуется серьезное подтверждение личности получателя. А на почте… у немцев достаточно водительской лицензии.

— Надо с ней отдельно поговорить об этих деньгах… и о фашистских организациях… Я про ракеты эти, которые броню корабельную пробивают, спросить хотел.

— Я их сам сегодня впервые увидел. Да, Старуха просила тебе передать, что у немцев что-то похожее очень скоро появится.

— А кто там эти занимается, она знает?

— Она сказала, что такой снаряд какой-то русский инженер придумал больше шестидесяти лет назад и о нем много кому известно в мире. Но мне вот известно не было… а кому это станет известно уже через несколько дней…

— На кого-то персонально думаешь?

— Мое дело — сохранять государственные секреты. Пока ни на кого конкретно не думаю, но вот кто разболтать может… да ты и сам знаешь, кто у нас языком как помелом…

— Сможешь болтовню пресечь? Скажем, на неделю, дней на десять? Старуха нам дала очень серьезный довод… я думаю, если натравить Дыбенко…