Старые деньги

Сухой появился перед Камиль через пару минут и сразу разразился потоком ругательств, заталкивая ее обратно в театр:

– Ты что, совсем ненормальная? Что творишь, на улице мороз – минус десять, тебе жить надоело?

– Отцепись от меня! Что хочу, то и делаю! – закричала в ответ девушка, растирая слезы вперемешку с остатками шикарного макияжа. – Если бы ты не строил из себя надутого индюка и вытащил руку из кармана, то смог бы спасти меня от падения.

Юноша от ее слов побледнел и отвел взгляд в сторону, потом часто задышал, отчего крылья его прямого острого носа пришли в движение, ехидно сузил глаза и стал хватать Камиль за руки.

– Нет, я не дам тебе все испортить, не дам! Лев-старший мне доверил тебя, это, может быть, мое первое испытание, и что я ему скажу? А ну быстро возвращайся в зал, слышишь?

Камиль неожиданно перестала рыдать и злиться, она обреченно опустила руки и дрожащим голосом еле слышно произнесла:

– Я бы очень хотела вернуться, это же мой первый балет в жизни, но не могу. Платье порвалось, видишь, и мокрое все.

Кир оценивающе посмотрел на Камиль с ног до головы, потом оглянулся на залитый светом театр и стал приходить в себя.

– Что же я скажу Льву Петровичу, как объясню твое исчезновение?

– Ну скажи, что у меня живот скрутило, и я поехала домой.

– Ты это серьезно? Предлагаешь мне сказать, что ты того… обделалась?

– А это у вас считается неприличным, да? В вашем обществе у людей не может заболеть живот, а в туалет вы ходите бабочками и радугой?

Сухого слова Камиль насмешили, он смягчился и даже изобразил подобие улыбки на лице.

– Ладно, что-нибудь придумаю. Сейчас поймаю тебе такси. Давай номерок, я принесу пальто.

Девушка сунула ему в руку бархатную сумочку и сделала шаг в коридорчик театра, в котором входящих гостей обдувало теплым воздухом, словно бризом южного побережья. Она прислонилась к стеклу огромного окна и уставилась на театральную площадь, подсвеченную теплым светом уличных фонарей. Камиль была раздосадована, разбита и зла, но, ожидая возвращения Кира, где-то в глубине души ей начало казаться, что она больше не так одинока.

Глава 3. Рождественская звезда

Последние полгода Кир мало времени проводил с родителями. Домой возвращался поздно, все чаще пропадал в мастерской, а выходные занимали друзья. Но ничто не было для него более значимым, чем часы, проведенные в библиотеках и старых архивах. Там он дрожал от предвкушения, находил ниточки и терял надежду, потом снова загорался новым предположением. В общем, чувствовал себя живым. Он познакомился с библиотекарями и архивариусами, засиживался до закрытия, дышал архивной пылью, изучая документы и старинные письма, в которых была хоть малейшая информация о предмете его страсти – масонах – и последней надежде исстрадавшейся души – алхимических лабораториях восемнадцатого века. Он верил, что масоны хранили тайну философского камня, а значит, могли помочь излечить его недуг.

Вернувшись из театра, Кир знал, что ему предстоит разговор с родителями, но старался тянуть время. Быстро прошел на свою половину квартиры и, минуя искусно декорированную гостиную, направился в спальню, где, не включая свет, прямо в смокинге улегся на кровать с высоким кожаным изголовьем. Устало закрыл глаза и вздохнул со стоном, так тяжело и пронзительно, словно ему было не двадцать три года, а восемьдесят лет. И только сейчас, в безмолвной тишине, прячась от чужих глаз, с большим трудом вытащил из кармана брюк свою правую руку в черной перчатке. Она из-за долгого нахождения в кармане занемела и сейчас, будто чужая, с уродливо скрюченными пальцами, лежала поверх белых простыней, вызывая у юноши жуткую ненависть к себе. «Не рука, а клеймо прокаженного, эдакая черная метка», – думал о ней парень, снова закрыв глаза. В такие моменты ему хотелось взять и отрубить ее дедовской наградной саблей, висевшей в кабинете над камином, или, того хуже, впиться в нее зубами и отгрызть, как сделал бы попавший в капкан дикий волк. Неожиданно у двери послышались шаги и легкий стук:

– Сынок, еще не спишь?

Кир, знавший о маниакальной любви матери к порядку, не желая ее расстраивать, стремительно поднялся, поправил покрывало и направился ей навстречу:

– Нет, мам, входи.

– О, милый, ты что же, еще не разделся, давай помогу, – начала хлопотать невысокая, но хорошо сложенная женщина в домашнем костюме из белого шелка. – Вот так, потихоньку, не торопись.

Она ласковыми движениями стала стягивать с сына пиджак смокинга, стараясь как можно аккуратнее освободить больную руку. Когда из его внутреннего кармана выпала маленькая черная сумочка и мягко приземлилась на пушистый ковер у ног дамы, она спросила:

– Что это?

– Да так, театральная сумочка моей новой знакомой. К Тургеневым приехала то ли родственница, то ли дочь подруги. Точно не знаю. Может, ты сегодня успела увидеть ее на балете?

– Нет, милый, ты же знаешь, мы с Мартой повздорили, я и не смотрела в их сторону.

– А я как раз хотел с тобой о них поговорить. Так вышло, что Лев Петрович предложил мне поучаствовать в одном проекте, и я не смогу на каникулах полететь с вами в Эмираты.

– Что?! Я же тебе запретила обсуждать свою болезнь со Львом Петровичем! Он дает тебе ложные надежды! Ты не подопытный кролик! – закричала дама, глаза ее покраснели и мигом наполнились слезами.

– Мам, сядь, прошу тебя, успокойся, это не имеет отношения к руке, это… м-м-м… так сказать, благотворительный проект, – пытаясь завуалированно описать просьбу Льва Петровича относительно Камиль, постарался успокоить мать Кир.

– Сынок! Пообещай мне, что ты не взялся опять за старое! Мы объездили все самые знаменитые клиники мира, посетили лучших специалистов, тебе давно пора смириться, что руку не вылечить. Неужели Лев Петрович посулил тебе новое лекарство?

– Нет, мам, я же сказал, его фармакологические разработки здесь ни при чем. Я не могу рассказать всего сейчас. Просто прошу тебя и папу не мешать мне!

Светлана Леонидовна заметила нездоровый блеск в глазах сына и потянулась рукой ко лбу, желая проверить температуру, но Кир отстранился.

– Я не болен! Со мной все в порядке! Но прежде, чем согласиться на ампутацию и дурацкий протез, мне нужно еще время! Это ясно?

Женщина промолчала, только ласково провела по мягким волосам сына и нежно произнесла:

– Поспи, милый, а я отцу скажу про Эмираты.

Она направилась к выходу, но у окна заметила станок скульптора на винтовой ножке, на котором возвышалась гора глины, замотанная в черный полиэтиленовый мешок.

– Кир! Ты же мне обещал никакой глины в спальне, разве тебе мало мастерской?

Молодой человек недовольно поморщился и, не глядя матери в глаза, начал оправдываться:

– Мне чаще всего хорошие идеи приходят во сне, вот я и пытаюсь сразу лепить, не дожидаясь утра. Нам задали сделать скульптуру в стиле барокко, а у меня ничего не выходит.

– Что значит не выходит? Ты же талантище! И скоро, я уверена, Мастер позовет тебя на практику! И тогда все узнают, что ты новый Роден!

– Нет, мам, Лео тоже претендует на это место, так еще Сима была в его мастерской и сказала, что он виртуозно сделал Зефира.