Старые дома

Доселе ещё жива злая память о тогдашних знаменитостях – директорах Карасевском, Гаевском, Войцеховиче, Сербиновиче. Они оставили в управляемых ими учреждениях до того глубоко свои традиции, что живучесть их не прекращалась и при обновлении реформами администрации и суда гражданского в России.

Приезжал раз в Казанский университет министр народного просвещения Норов, славившийся тогда своими сочинениями в печати; суеты было много везде по поводу этого приезда.

Несколько дней ждали его и в нашу академию, которую он обещался посетить, но не дождались, – уехал и почему-то не хотел побыть.

Ещё помню, проезжал из Сибири в Ярославль архиепископ Нил через Казань.

Этот Нил посетил нашу академию, ласково поговорил со студентами во время посещения их в комнатах, и, осматривая всё, что было ему видно, сказал нам, что “нас содержат теперь хорошо, и кормят, и одевают, и помещают прилично, по-благородному; а в моё время и в академии была чистая бурса”.

Содержали нас в академии действительно хорошо, в сравнении с семинарской бурсой. Были особые спальни, где только спали ночью, а днём не смели быть, – да они на ключ и запирались до времени сна. В комнатах для занятий жили по 9-10 человек в каждой. Комнаты были большие, с двумя широкими диванами. По стенам стояло несколько этажерок для занятий стоя, а за столом занимались сидя, кто как находил для себя удобным.

Утром будили нас долгим звонком, в который во всю силу и немилосердно отзванивал служитель, проходя медленно весь длинный коридор, по одну сторону которого расположены были спальные комнаты.

Этот звон начинался ровно в 6 часов, и своей силой и продолжительностью пробуждал всякого спящего и мёртвым сном, и скоро приводил в бодрость.

После молитвы отправлялись в столовую, где стояли самовары с кипящей водой и корзинка с ломтями белого казённого хлеба.

Хлеб брали все, и ели, а чай садились пить те, которые имели его, казённого не полагалось.

В последний год перед окончанием курса даны были профессорами по своим предметам темы для курсовых диссертаций.

Каждый студент обязан был выбрать из множества тем одну по своему желанию, и написать на неё в продолжение последнего года учёное сочинение на степень кандидата или магистра.

Это был тяжёлый труд, для выполнения которого надобно было предварительно доставать нужные источники – книги и на русском и на иностранных языках, и читать их много и долго. И затем обмыслить план сочинения, и вкратце написать и показать тому профессору, по предмету которого избрана тема.

Я выбрал себе тему по богословскому предмету, который проповедовал архимандрит Феодор Бухарев, о котором сказано выше. Темой было: “О вечном мучении злых духов и человеков”.

Составив предварительный план будущего моего сочинения, я понёс его показать о. Феодору.

Он, просмотрев план, сделал мне указания, как войти в исследование предмета поглубже, а не ограничиваться обычными приёмами. Советовал мне выяснить, по слову Божию в священном писании и священном предании, основание для вечного мучения злых духов и человеков в самом Боге, в природе злых существ и в существе их греха.

Над этой выработкой и пришлось много думать и соображать – философским путём и так углубленно, что я не раз подумывал, что лучше и легче было бы сидеть за какой-либо исторической темой, и напрасно её не взял.

Такую тяжёлую думу задал мне этот мудрёный Феодор.

Но, взявшись за дело – не возвращайся вспять, вспомнил я заповедь Спасителя. И, слава Богу, с Его помощью одолел свою задачу, хоть и усиленным трудом. И, благодарение Богу, я за сочинение это главным образом и удостоен был при окончании академического курса степени магистра.

В числе студентов нашего VI курса было несколько весьма даровитых, из которых по окончании курса учения некоторые оставлены были при академии бакалаврами. Это – Добротворский и Щапов.

Добротворский впоследствии поступил профессором в Казанский университет и по своему уму и преподаванию предмета пользовался особым уважением. Он и студентом по спискам всегда был первым. Университет посылал его за границу, но по возвращении он вскоре умер.

Говорили, что во время своего путешествия за границей он нашёл одну прекрасную милую гречанку, влюбившись, женился на ней, и она-то, будучи женой, измотала его жизнь и довела до гроба преждевременно.

Щапов тоже скоро оставил академию и поступил в Казанский университет, где воодушевлёнными лекциями производил фурор в студентах, но по своей необузданной увлекательности должен был оставить и университет, наделав много шуму в тогдашнее время и в Казани, и даже в С.-Петербурге своей печальной судьбой.

Этот человек был преоригинальной натуры. Родом сибиряк из Иркутска – чистый сибирский самородок, типа бурятского, и сложен дубняком, большого роста и с большой копной курчавых волос на большой голове, дурнец лицом; ума обширного и заносчивого, характера необузданного и вздорного; любил заниматься чтением книг самых учёных, и сам до страсти привязан был к сочинительству.

В академии, будучи студентам, он постоянно сидел за сочинениями, обложенный множеством книг, и писал долго после срока, и сочинения эти всегда выходили обширные, авторского достоинства и эрудиции, вполне учёного характера.

Во время сочинительства он никого не подпускал к себе, и рычал как зверь, если кто мешал ему. Поэтому все и сторонились его, а он в довольстве от того и проводил всё своё свободное время среди своих книг-друзей, как отшельник. Общение с товарищами он имел только тогда, когда нужно и можно о чём-либо поспорить и порассудить, и в этом случае он неистощим и надоедлив, приходил в азарт, когда его оспаривали, и непреклонно стоял на своём, в азарте забрызжет вас слюной, но не уступит. Товарищи его не любили и почасту даже поддразнивали.

Курсовое рассуждение он написал обширное по исследованию русского раскола и после издал его в печати.

Вот из этого-то студента впоследствии и вышел тот известный в учёной литературе Афанасий Прокофьевич Щапов, биографию которого напечатал в журнале “Вестнике Европы” профессор университета Н.Я. Аристов, бывший студент Казанской академии VII курса.

Ещё в Казани на службе университетской А.П. Щапов, во время процесса реформы крепостного быта, в это горячее освободительное время, своими либеральными лекциями и речами студентам имел несчастье впасть в подозрение у крепостников. Его обвинили в преступной агитации – вредном возбуждении умов юношества университетского, арестовали, и под арестом увезли из Казани в Петербург.

Ближайшим и быстрым поводом к тому была отслуженная на кладбище панихида по убиенным крестьянам, при усмирении бунта в селе Бездна.

На этой панихиде демонстративно участвовали все студенты с Щаповым во главе, который говорил над могилами речи, выставляя убитых мучениками за свободу и правду.

В Петербурге Щапов жил под надзором, и прикомандирован к архиву министерства внутренних дел для разборки архива с жалованием 50 р. в месяц.

Над архивом он работал, как вол, неутомимо, и как учёный и даровитый исследователь принёс большую пользу и министерству и учёному миру, потому что в это время по материалам архивным составил немало учёных статей, которые печатал в современных журналах, получая за них хорошую плату. И жил так долго, не нуждаясь, со славой учёного писателя, даже женился на одной достойной и образованной девице, дочери-сироте умершего профессора, которая вышла за него, увлёкшись лишь его учёной славой и судьбой, почему брак для неё не был счастлив. Но по своей широкой и некультивированной сибирской натуре не мог успокоиться на укромной жизни.