Старые раны

— Ром… — склонились над ним. В свете сен-фонаря Крес узнал того самого стражника, который надоедал ему весь этот день. Марик, чтоб его.

Тот тоже узнал его, но было слишком поздно.

Крес вцепился в этот воротник и, используя всю массу, рванул на себя. Гвардеец споткнулся и, чертыхаясь, грохнул всеми своими железками по каменному полу. По плитам звонко брякнула выпавшая алебарда. Крес вскочил, вытирая рукавом губы, наступил на барахтающееся под ногами тело и, пошатываясь, побрел себе дальше.

Но не к выходу. Драл он этот опостылевший душный город, да и не добраться ему до дома в таком состоянии: опять придется ночевать в какой-нибудь клоаке с побирушками в обнимку.

Завернул за угол, миновал один поворот, и, держась за стену, спустился прямиком под сени деревьев Спящих садов. Полной грудью вдохнул прохладный ночной воздух и сбросил тесные сапоги, которые так и не удосужился вернуть Алену, ступил в прохладную траву. Пропустил ее между пальцев, позволил ей пощекотать себя за пятки, немного унять его болезненное, опустошенное сознание. Раздавил пару душистых клумб и прошел вглубь зарослей, где шумели яблони. Туда, где еще пару дней назад встречался с Мерай. Крес был почти уверен, что в такой поздний час в Спящих садах точно никого не будет. Хотя кто знает этих абелей: те, кто может не спать неделями, вполне в состоянии решить прогуляться по холодку и почесать свои столетние косточки. А тут Крес — такой красивый и босой с блаженной улыбкой на устах. Здрасьте.

Но нет, Спящие сады утопали в ночных шорохах, трескотне кузнечиков и уханье сов, которые расплодились среди деревьев вне всякой меры. Ни души под этими тяжелыми ветвями, усыпанными перезрелыми плодами. Только он один, совушки и целительная прохлада. Просто упасть в траву, укрыть глаза от небесного свечения, и помолиться Сеншсу, чтобы не насылал на него сегодня сновидений… То, что нужно.

…

Он только-только успел коснуться головой травяного ковра, вдохнуть его душистый запах, и тут… Голова гудела от переизбытка ртути. Вот-вот и эта дрянь снова польется у него из носа. Тело горело, как в лихорадке, мышцы налились неподъемной тяжестью и отказывались подчиняться. Голова просто трещала, тело рвалось на куски, требовало выхода. Вот, ему еще и приснилось невесть что… Перед глазами шли и шли легионом лица, нарисованные углем. Среди них была Ада. Он был точно уверен. Но каждый раз, когда он пытался ухватить ее лицо, оно сменялось другим, незнакомым.

Нет, нельзя ему спать в таком состоянии. Он может и не проснуться…

Шум крыльев несся со стороны акведука, который большим черным плечом вырисовывался на фоне шепчущихся крон. Еще выше по затянутому легкой дымкой небу плыл бледный полуоткрытый глаз луны. Уханье сов становилось все громче.

Крес пытался выцепить силуэт в темноте. Тени набегали на него с разных сторон, окутанные непрестанным переухиванием ночных странниц. Они кружили ему голову, как на вращающейся карусели. И звезды и луна скоро потухли.

Они остались вдвоем.

— Ты кто?.. Кто ты?

— Я Птичка, — выдохнули ему в лицо легкий, прохладный ветерок. — Я летаю и наблюдаю за всем и за всеми.

— Так лети отсюда дальше, — Крес попытался ее оттолкнуть, но она только хихикнула на его жест. — У меня нет времени разговаривать с птицами.

— Ох-хо-хо, я не простая пернатая дурочка, — пропела Птичка. Ей вторили многочисленные «ухухи» и «охохи», словно собрание льстецов. Крес приподнялся, пытаясь высмотреть свою собеседницу, но она постоянно расплывалась, не даваясь взгляду.

Его встретили руки, мягкие и приятные, хотя он ожидал, что на их месте должны быть острые когти. Он провел ладонью по ее перышкам, спустил руку ниже — там все дрожало, мягче и горячее.

— Я летаю здесь, и летаю много, — шептала она ему на ухо, подминая его под себя и устраиваясь поудобнее. — Знаю каждый уголок этого страшного, древнего замка и внимательно вслушиваюсь в каждый шепоток самой напуганной мышки. Мне ведомы все секреты и тайные замыслы здешних стен. Не удивляйся: у них они тоже есть, и ты их часть.

— Ты тоже носморха что ли? — выдавил из себя Крес и охнул. Голова шла кругом. Он привлек ее к себе и попытался найти ее губы, но тщетно. Ее охи раздавались над его ухом, представляя возможность изучать себя только пальцами.

— Нет, я Птичка, — ворковала она. — Я пою песни прошлого, которые отдаются в будущем. Твою песню я тоже спою, когда придет твое время, и ты послужишь своими костями для общего блага.

— Ты хочешь сказать, что пророчишь мне смерть?

— Смерть нечего пророчить, она и так околачивается у порога — вопрос лишь в том, когда она решится войти.

Крес закрыл глаза и отдался ее торопливому шепоту. Тело словно оставило его разум, само зная, что следует делать.

— Ты бегаешь по лезвию бритвы уже очень долгое время, и смерть все ждет не дождется, когда же потянуть тебя за ручку и увлечь в сладостное забвение. Впрочем, не удивляйся: сам знаешь, за последние несколько дней тебя не раз и не два могли убить. Каждый, кто хоть пальцем соприкасается с могуществом Пика, ставит свою ножку на острое лезвие. Ты же стоишь на кромке обеими пятками и изо всех сил стараешься сохранить равновесие.

— Ты следила за мной?

— А как же! Я же сказала, что я везде летаю и все вижу.

— Может, ты еще следишь за каждой душой в этом проклятом замке?

— Не за каждой. За каждой даже у меня терпения не хватит. Но, за многими. Это не так сложно, как кажется. За прошедшие столетия здесь накопилось не так много развлечений.

— Может, ты сможешь помочь мне найти одну девушку?

— Ах-ах-ах, как же много красивых лиц вьется вокруг тебя. Не успел еще насладиться одними сладкими губками, как требуешь новые. Счастливчик ты.

Она оттолкнула его. Крес опрокинулся наземь, больно ударившись макушкой. Зашарил руками по траве, пытаясь найти ее, но она уже была далеко.

— Ты знаешь, куда пропала бывшая носморха по имени Ада? — выпалил Крес то, что непрестанно терзало его сердце. — Ее здесь все знали, а такая летунья, как ты, и подавно.

Она ответила не сразу.

— Ах-ох-ох, милашка Ада из переулка Зеленых ламп?

— Она самая, — прохрипел Крес, пропустив один удар сердца.

— Знаю-знаю, была такая, — щебетала летунья. — Бегала тут по коридорам, тряся своими длинными локонами. Пленяла юные и постаревшие сердца. Но никто не смел прикоснуться к ней и пальцем, даже намекнуть на близость. Даже в награду за преданность. Она цвела только ради Клода.

— Не нужны мне подробности ее биографии, — пробурчал Крес. Хотя нет, очень нужны. Но не сейчас и не так. — Я хочу знать, жива ли она?

— Это… — медленно проговорила Птичка. — Сложно описать словами.

— А ты попытайся.

— Для тебя она все равно, что мертвая, Крес. Мне жаль, — сказала Птичка.

Совы вокруг согласно заухали. Сердце снова пропустило один удар и затаилось.

— Ее убили?

— Нет, — произнес голос. — Она теперь сосуд.

— Сосуд?! Что за нелепость?