Старый Свет. Книга 4. Флигель-Адъютант
Шрифт:
– Но паровые двигатели…
– Бурлаки экономичнее. Вместо топлива расходуют продовольствие, а в этих местах хлеба и баранины гораздо больше, чем угля или нефти. Да и нет пока в империи такого количества двигателей, чтобы обеспечить весь речной трафик буксирами на паровой или дизельной тяге.
– Значит, нужно строить заводы по производству этих самых двигателей, – решительно рубанул ладонью по воздуху он. – Это какое-то средневековье! Только надсмотрщика с плёткой не хватает. Дикость. И завывают так… Мороз по коже!
– На одном Итиле около трёхсот или четырёхсот тысяч бурлаков. Ты думаешь, будет просто переучить их на рабочих по производству деталей для
– И что, ничего не делать? – удивился Царёв.
– С этими-то? – Пароход как раз приблизился к ватаге бурлаков. – Пожалуй, что и ничего.
Крепкие мужики в справной одежде, прочной обуви, удобных головных уборах тянули баржу по узкой полоске земли между обрывистым берегом и речной водой. Они протяжно пели, помогая себе в работе. Командовал бурлаками седой, битый жизнью старикан, тоже впряжённый в лямку. И никаких плетей!
– Они не кажутся забитыми или угнетёнными, да? Это их жизнь и их ниша. Что с ними сделаешь? А вот с их детьми… – рассеянно проговорил я.
Лицо Ивана просветлело:
– Не стоит ставить всё с ног на голову, потому что императору не понравилась песня, да? – Он напряжённо думал, как будто высчитывая что-то. – Если поддерживать оптимальные темпы индустриализации и повышения уровня грамотности в регионе, создавать новые рабочие места для подрастающих крестьянских детей в сельском хозяйстве и промышленности одновременно с модернизацией речного флота, тогда…
Мне казалось, в глазах у него мелькают столбики цифр, пальцы Царёва выводили на перилах какие-то каракули. На несколько мгновений он закрыл глаза, а потом широко распахнул их:
– Так, насколько я могу судить, через десять-двенадцать лет мы сможем превратить бурлачество в элемент фольклора, избавиться от него как от экономического явления. И когда мне будет тридцать, я смогу спокойно путешествовать по Итилю и не слышать эти стоны. В конце концов, император я или нет? Могу себе позволить слушать музыку, которую хочу?
– А чем вам песня не нравится-то? – удивился я.
Интересные у него, однако, методы работы с репертуаром народных песенных коллективов.
– Ну не нравится, и всё! – буркнул юноша, развернулся и пошёл в каюту.
Я прислушался к протяжному хору хриплых мужских голосов.
– Эх, дубинушка, ухнем… – раздавалось с берега в такт тяжёлым шагам бурлаков. – Эх, зелёная, сама пойдёт, сама пойдёт, подёрнем, подёрнем да у-у-у-ухнем! – Эх, зелёная, сама пойдёт, сама пойдёт, подёрнем, подёрнем да у-у-у-ухнем!
Саркел когда-то давно, в незапамятные времена принадлежал башибузукам. Но власть кочевников в этих землях никогда не была прочной. Постепенно трудолюбивые землепашцы с севера под охраной государевых войск отвоёвывали у степи версту за верстой, двигались на юг, сделав сначала рубежом империи Итиль, а потом горы Кафа. Степь распахали, по реке пошли корабли, город обзавёлся постоянным населением и теперь считался одним из крупнейших торговых и промышленных центров страны. Потомки местных племён башибузуков давным-давно были ассимилированы и считали себя точно такими же имперцами, как и правнуки землепашцев-первопроходцев. Плавильный котёл гигантского государства перемолол их и смешал до однородной массы, наделив
жителей Саркела чуть более смуглой кожей, выразительными бровями и ресницами. Именно они, эти пассионарные полукровки, стояли в первых рядах покорителей Кафа, водружали имперское чёрное знамя с белым орлом над башнями Эвксины и приводили к покорности уже моих предков.Такова империя. Имперцы врываются в кишлаки и аулы, разрушают сакли, невольничьи рынки, караван-сараи и капища Ваала с кровавыми жертвенниками, оставляя после себя лишь библиотеки, школы, больницы, промышленные предприятия и железные дороги. А то, что имперский солдат и имперский инженер не могут сделать сразу, заканчивают имперская школа и церковь за следующие лет двадцать.
Справедливости ради, в Эвксине никогда Ваалу не поклонялись. Дорогой друг Тесфайе сказал бы про эвксинцев, что они люди Джа. Да и история Эвксинского государства имеет корни куда как более древние, чем вся родословная нынешнего императора. Но это так, потешить самолюбие маленького гордого народа, который кичился остатками национальной идентичности и мнимой автономией в составе империи.
– Шеф! Нам куда? – Голос Ивана отвлёк меня от нахлынувших мыслей о судьбах народов и вернул к суровой действительности. – Какие у нас тут планы?
– Планы? Ищем пролётку, снимаем гостиницу. Ты как к джазу относишься?
– К джазу? Я больше классическую музыку люблю, – признался Царёв. – Ну и кадрили всякие, галопы, джиги. В Варзуге во вкус вошёл. А что не так с джазом?
– Да тут приезжает одна мировая знаменитость. Не хочешь на концерт сходить?
Иван понял, что в моём вопросе было двойное дно, однако пожал плечами с деланым безразличием:
– Можно и на джаз сходить. Культурный досуг!
Транспорт нашёл нас самостоятельно. Таксист в вязаной шапочке, заросший по самые глаза густой коричневой бородой, видимо, припозднился. Всех пассажиров расхватали его более удачливые коллеги, а этот, на ходу дожёвывая огромный калач, махал нам рукой:
– Поехали, господа! Поехали! Довезу куда надо!
– Главпочтамт городской. А потом дешёвое жильё, – сказал я.
– Всё знаю, всё рядом! – И принялся энергично манить нас за собой.
Он активно шлёпал ногами в босоножках по тротуару, рукава его просторной рубахи и свободные шаровары так и развевались по ветру.
– Меня Федотом зовут, – сказал он. – А внешнего вида машины вы не бойтесь, она у меня надёжная.
Стоит ли говорить о том, что надёжная машина оказалась ржавой колымагой? Она тарахтела и тряслась и, казалось, сейчас развалится. Клубы чёрного дыма вырывались из выхлопной трубы, которая торчала над покосившейся крышей чудовищного автомобиля, из-под капота раздавалось жуткое рычание, подобное рёву раненого медведя-шатуна. В потрёпанном и изгвазданном салоне жутко воняло горючим, алкоголем и ещё чем-то приторно-сладким. Вёл Федот ужасно – быстро разгонялся, резко тормозил, на поворотах его заносило, и матерился он нещадно, на чём свет стоит проклиная остальных участников дорожного движения.
Он остановился у входа в какой-то сквер и ткнул пальцем сначала в вывеску почты, а потом в сторону какой-то подворотни с аркой. На арке была надпись «Дишовые нумера».
– Федот, – сказал я, – ваша машина нам, возможно, ещё потребуется. Где вас можно будет найти?
– Завсегда у пристани! – Он принял деньги. – Обращайтесь, господа!
Царёв с зелёным лицом вывалился из транспорта:
– Никогда… Никогда меня в авто не тошнило и морской болезни не было, но это… Это чудовищно! За каким чёртом, шеф, нам может ещё раз понадобиться этот монстр?