Статьи из газеты «Известия»

По всей вероятности, Иван Грозный в самом деле не убивал своего сына — точно так же, как и Борис Годунов не подсылал злодеев к маленькому царевичу. Правду мы узнаем вряд ли, и не в ней сейчас дело. А дело в том, что именно эти две версии укоренились в народном сознании. Это же сознание припечатало клеймом сыноубийцы царя Петра Великого, народная любовь к которому сильно преувеличивалась советской историографией, — правда, вина Петра более очевидна, чем преступление Ивана, и свидетелей было побольше. И Сталин в народной памяти остался сыноубийцей — даром что одним очень нравится приписываемая ему фраза «Мы рядовых на генералов не меняем», стоившая жизни Якову Джугашвили, а другим она кажется откровенно людоедской. Как бы то ни было, Сталин ничего не сделал для того, чтобы спасти сына из плена: одни говорят — высокая принципиальность, другие — давняя ненависть к сыну от первого брака.

Этот миф о диктаторе-сыноубийце, повторявшийся трижды, очень даже неслучаен. В диктатуре есть нечто — не то чтобы самоубийственное, а именно сыноубийственное: ревность к наследнику, страх перед будущим, твердое понимание, что преемник обречен не столько укрепить, сколько разрушить созданное тобой. Вечно-то ни одна диктатура не стоит. Диктатор обречен ненавидеть любых конкурентов в борьбе за трон — в том числе и тех, кто обязательно его сменит по праву рождения. Вот почему российское фольклорное сознание, точное в диагнозах, с великолепным постоянством приписывает диктаторам ненависть к сыновьям.

Сын в таких случаях выступает проекцией России — такой России, какую диктатор отстроил. «Я тебя породил, я тебя и убью» — слова другого абсолютного диктатора (правда, семейного), обращенные к другому сыну. Поистине Гоголь гениально чувствовал русское сознание: кто другой угадал бы, что настоящий тоталитарий — всегда сыноубийца?!

Так что если бы даже Иван Грозный и не убивал своего сына, ему это обязательно приписали бы.

Парадокс в ином: версия о сыноубийстве широко гуляла по России еще в 1582 году. В Псковской летописи об этом так и сказано: «глаголют». Глаголали, шептались, писали в летописях — но терпели; про Петра тоже все понимали — и опять терпели; а в случае со Сталиным — даже и гордились. Вот, мол, сына на генерала не сменял! И про Бульбу писали восторженные сочинения: сына не пожалел ради Отечества, отомстил за предательство! Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?! Не сказать, чтобы сыноубийство считалось таким уж тяжким грехом Ивана Грозного; старший его сын был сущий зверь, таким его рисует и А.К.Толстой в «Князе Серебряном», так что, может, правильно сделал? В знаменитом фильме о Петре I (1939) убийство Алексея выступает даже своеобразной доблестью. Ведь он расшатал бы русскую государственность! — которая после Петра, заметим кстати, и так очень быстро расшаталась… Словом, именно сыноубийство — непременный атрибут местной крепкой власти — считается грехом малым и почти простительным. Это, наверное, потому, что льстит народному самоуважению. Вот, мол, не только нас морил — но и сына не пожалел!

Не сказать, чтобы эти версии приближали власть к народу. Скорее они возводят народ в сан царского сына. И это такая честь, за которую не жалко и посохом по балде.

20 ноября 2006 года

Колыбельная для Крошки Ру

Андрею не спится. Он кряхтит, демонстративно вертится и всячески пытается оторвать меня от компьютера, на котором я писал совершенно другую колонку. Эту я написал уже постфактум.

— Что, сон не идет? — говорю я наконец.

— Не идет, — с готовностью отвечает он. — Я думаю, он застрял в пробке. Ехал, ехал и застрял. На Третьем кольце.

В свои восемь лет он с поразительной легкостью импровизирует любые сказки, полные современных реалий. Еще минут десять он выстраивает разные версии — сон торопился, его остановили за превышение, он хочет дать взятку, у него нет денег — откуда у сна деньги? Ведь это детский сон, он про всякие глупости, а не про доллары…

— И что? — спрашиваю я, не отрываясь от компа. — Он все еще не приехал?

— Полсна приехало, — говорит Андрей, — а полсна еще едет. Расскажи сказку!

— Лучше ты мне расскажи, — говорю я с тоской. — Я сегодня весь день рассказываю сказки, в основном про стабилизацию.

— Хорошо! — восклицает он, радуясь, что можно не спать. — Один мальчик попал на необитаемый остров!

— Как он туда попал-то?

Необитаемый остров — любимая тема. После компьютерного квеста «Таинственный остров» попадание на затерянный атолл, полный тайн, — заветная мечта.

— Ну… допустим, он летел. И упал. Или плыл и вот выплыл.

— Хорошо, допустили. И что он стал делать?

— Он… он пошел искать пресную воду. И нашел. Там в центре была пресная вода. И повсюду плоды. Он съел плоды и захотел сделать лодку.

— Чем он будет ее делать?

— У него есть инструменты. А если у него нет инструментов, он может купить. Он может зайти на планету ру и купить. Как ты покупал косилку, помнишь?

— Помню, — сказал я. — Хорошо. А сделать каменный топор ему типа слабо?

— А зачем ему каменный топор? Он может купить нормальный. И пилу.

— Очень хорошо, — согласился я. — Он заходит на сайт топор ру и покупает топор, потом берет пилу ру…

— Лучше пилу ком, — сказал Андрей. — Мы купили тогда пилу, а она тупая, помнишь? Или даже пилу де, немецкую. Как у соседа.

— Но хотя бы топор может быть ру?

— Это да, это пусть.

— О'кей, он купил топор ру и пилу де. И как он будет строить лодку?

— Он еще купит гвозди, — подумав, сказал Андрей. — Надо зайти на гвозди ру.

— И молоток ру.

— Молоток ру, да. А еще лучше он бы зашел на сайт ремонт ру и нанял рабочих.

— Каких рабочих? — все-таки я не был готов к такому повороту сюжета.

— Молдаванских, — сказал Андрей. — Или украинских. У нас какие ремонт делали?

— Молдаване, — вспомнил я. — Два кандидата физических наук.

— Ну вот, он их выпишет, и они быстро построят лодку. Он бы сам построил, но он же не умеет. Это целое дело, а он еще во втором классе. Она должна быть большая, потому что океан. Там на ремонте ру должны быть объявления. Или еще на каком-нибудь сайте, я не знаю. Например, рабочий ру.

— Он бы лучше туземцев нанял, — сказал я. — Зачем молдаване будут отнимать рабочие места у туземцев? ДПНИ заругается.

— Что такое ДПНИ? — быстро спросил ребенок.

— Это тебе рано знать. Меньше знаешь — крепче спишь. Людоеды местные, короче.

— Ты все забыл! — обиделся Андрей. — Этот остров необитаем!

— То есть абсолютно?

— Абсолютно. Нет, он может, конечно, кого-то выписать. Он может зайти на зверьки ру и выписать какую-нибудь зверюшку.

— Слушай, — не выдержал я. — Откуда ты знаешь все эти сайты?!

— Саша покупал хомяка, — простодушно признался Андрей. — Ему через час привезли. Папа на него ругался, но куда деваться, если привезли? Они открывают дверь — а там: превед, хомяг!

Он залился простодушным смехом.

— Но ты-то ничего не покупаешь? — спросил я дрожащим голосом.

— Нет, я только смотрю. У меня же уже есть хомяг. Ну вот, а потом он может выписать каких-нибудь людей. И телевизор.

— А куда он воткнет телевизор?

— Есть с батарейками. На горбушке ру. И людей, только надо подумать откуда. Можно зайти в чат кроватка ру и сказать: ребята, я на необитаемом острове, вот мои координаты. Обязательно кто-нибудь поедет.