Статьи разных лет

Центральной проблемой «Экономическо-философских рукописей» является, как известно, отчуждение труда. Как и в рукописи «К критике гегелевской философии права», так и здесь основная концепция Маркса выступает в определенном отношении как результат критической переработки того теоретического материала, который был накоплен в философии Гегеля и Фейербаха. В первом случае – это проблемы соотношения гражданского общества и государства (Гегель, «Философия права»), субъекта и предиката (Фейербах, «Предварительные тезисы к реформе философии»), во втором – это проблемы теоретического (Гегель, «Феноменология духа») и религиозного (Фейербах, «Сущность христианства») отчуждения. Новую постановку и новые решения этих проблем Маркс осуществляет, опираясь в первом случае на свои исторические исследования, во втором – на свои экономические исследования. В обоих случаях Маркс подвергает критике и переработке гегелевскую диалектику.

«Экономическо-философские рукописи» по своей цели не философское или социологическое, а экономическое исследование. Их следовало бы назвать «Критика политической экономии» (или «К критике…»), ибо таково именно название этого произведения, подразумеваемое самим Марксом в его предисловии [222] . В сущности начиная с этого момента, с 1844 г., на протяжении всей жизни Маркса «Критика политической экономии» была неизменной темой и стабильным наименованием его главного труда на всех стадиях работы над ним [223] . Но, будучи по своей «имманентной цели» экономическим произведением, эти рукописи по своему «наличному бытию» являются скорее произведением философским и социологическим. Проще говоря, значение этих рукописей как экономического произведения значительно уступает их философскому значению. Новое в отношении политической экономии здесь еще не столь существенно, новое в философском отношении – принципиально важно. Но поскольку произведение задумано как критика политической экономии (в сущности это лишь общетеоретическое введение к такой критике, своеобразная «философия политической экономии» – аналогично первой, вводной главе «Немецкой идеологии» и, более близкая аналогия, «Введению» из экономической рукописи 1857 – 1858 гг.), постольку многие важнейшие философские положения высказываются и развиваются здесь как бы попутно с основным ходом изложения.

222

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 519 – 520.

223

1844 г. – «Критика политической экономии»; 1845 г. – «Критика политики и политической экономии»; 1857 – 1858 гг. – «Критика политической экономии»; 1859 г. – «К критике политической экономии»; 1867 г. – «Капитал. Критика политической экономии».

И все-таки сам факт центрального положения здесь проблемы отчуждения труда выдает важнейшее философское достижение этих рукописей. Ведь категория труда в некотором отношении эквивалентна категории производства. И она занимает такое место в рукописях не просто потому, что производство есть предмет политической экономии. В одном месте 3-й, наиболее поздней рукописи Маркс как бы мимоходом высказал положение, дающее ключ к пониманию той социологической концепции, которая стояла уже в это время за, казалось бы, чисто экономическими особенностями этой работы. Вот это важнейшее место: «Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т.д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону» [224] .

224

К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 589.

И далее прямо раскрывается связь этого фундаментального положения с проблемой отчуждения, с необходимостью упразднения всех форм отчуждения путем уничтожения частной собственности и тем самым – определяющего все другие виды, экономического отчуждения, т.е. с необходимостью коммунистического преобразования общества: «Поэтому положительное упразднение частной собственности, как присвоение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию. Религиозное отчуждение как таковое происходит лишь в сфере сознания, в сфере внутреннего мира человека, но экономическое отчуждение есть отчуждение действительной жизни, – его упразднение охватывает поэтому обе стороны» [225] .

225

Там же.

Таким образом, в «Экономическо-философских рукописях» Маркс впервые формулирует мысль об определяющей роли производства в жизни общества. Производство настолько определяет и подчиняет себе все другие стороны общества, что они выступают уже как всего лишь особые виды самого производства.

В чем же заключается здесь шаг вперед по сравнению с рукописью 1843 г.? Прогресс произошел в двух направлениях.

Во-первых, в 1843 г. в качестве определяющего фактора было выделено гражданское общество, в 1844 г. – производство. Гражданское общество – это совокупность материальных, в конечном счете экономических, производственных отношений. Производство – это сам процесс, при котором складываются эти, прежде всего производственные, отношения. Каково производство (способ производства, по более поздней терминологии), таково и гражданское общество (форма общения, сказали бы Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии»; экономическая структура общества, сказал бы Маркс в 1859 г.). Производство выступает, таким образом, как фактор, определяющий гражданское общество, как более глубокая основа всего общества в целом. Следовательно, по сравнению с 1843 г. Маркс в 1844 г. вскрыл более глубокую основу общества, углубил свое понимание его структуры.

Возможно и несколько иное представление о различии между концепциями 1843 г. и 1844 г. Гражданское общество, указанным выше способом, может быть сведено к производственным отношениям. Производство, аналогичным образом, можно рассматривать как «процессирующее» (это выражение в другой связи Маркс употребляет в «Капитале») единство производительных сил и производственных отношений. В таком случае различие между гражданским обществом и производством, если отвлечься от момента движения (ибо первое есть состояние, а второе – движение), подобно различию между производственными отношениями и единством производительных сил и производственных отношений. Но так как производительные силы определяют производственные отношения, то переход Маркса от концепции 1843 г. к концепции 1844 г. есть все-таки переход к более полному и глубокому пониманию движущей силы развития всего общества в целом. Одним словом, и та, и другая интерпретации этого перехода во всяком случае едины в одном: концепция «Экономическо-философских рукописей» глубже, чем концепция рукописи «К критике гегелевской философии права».

Во-вторых, в 1843 г. Маркс понял гражданское общество как фактор, определяющий государство и право, т.е. политическую надстройку; в 1844 г. он уже установил, что производство определяет все другие стороны общества, в том числе и формы общественного сознания (религия, наука, искусство и т.д.).

Правда, один факт как будто противоречит такому пониманию. В «Святом семействе» Маркс указывает, что еще в «Deutsch-Franz"osische Jahrb"ucher» «живучесть еврейской религии была объяснена практическими основами гражданского общества, находящими себе фантастическое отражение в еврейской религии… Доказано было, что задача преодоления еврейской сущности на самом деле есть задача упразднения еврейского духа гражданского общества, бесчеловечности современной жизненной практики» [226] . Обратимся к самому тексту статьи «К еврейскому вопросу», на которую ссылается Маркс. Там было сказано: «Религия для нас уже не причина мирской ограниченности, а лишь ее проявление. Поэтому мы объясняем религиозные путы свободных граждан государства их мирскими путами. Мы не утверждаем, что граждане государства должны покончить со своей религиозной ограниченностью, чтобы уничтожить свои мирские путы. Мы утверждаем, что они покончат со своей религиозной ограниченностью только тогда, когда уничтожат свои мирские путы» [227] . Как видим, здесь нет прямо выраженной мысли, что гражданское общество определяет религию или что религия есть фантастическое отражение практических основ гражданского общества. Мысль Маркса сформулирована здесь менее определенно, чем можно было бы судить на основании его собственного свидетельства. Так, уже в «Святом семействе», написанном всего через год после этой статьи, можно наблюдать определенное «ретроспективное смещение» в оценке степени ее зрелости. Но, даже если отвлечься от этого, пусть тонкого, различия, все-таки мысль о том, что гражданское общество определяет религию, и мысль о всеопределяющей роли производства – далеко не равноценны ни по глубине, ни по универсальности.

226

К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 121 – 122.

227

К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 388; ср. также 4-й тезис Маркса о Фейербахе.

Таким образом, между уровнями 1843 г. и 1844 г. можно констатировать существенное различие. Если еще раз сопоставить понимание функциональной структуры общества, достигнутое Марксом в это время, с развитой концепцией 1859 г.: производительные силы – производственные отношения – политическая надстройка – формы общественного сознания, – то с высоты 1859 г. первые две концепции можно определить так. 1843 год: II звено определяет III звено. 1844 год: нерасчлененная совокупность I и II звеньев определяет совокупность III и IV звеньев.

К такой схематической интерпретации второй ступени в процессе становления материалистического понимания истории – эта ступень представлена «Экономическо-философскими рукописями 1844 года» – необходимо присоединить все те оговорки и уточнения, которые были изложены выше при анализе первой ступени, представленной рукописью 1843 г. «К критике гегелевской философии права». Но при всех возможных поправках, оговорках и уточнениях ясно одно: лето 1843 г. и лето 1844 г. – это две качественно различные стадии выработки материалистического понимания истории, и вторая стадия существенно отличается от первой и глубиной, и полнотой общей концепции. В 1844 г. Маркс достиг нового, более глубокого и полного понимания структуры общества.

С этим новым пониманием структуры общества в «Экономическо-философских рукописях» связан прямо или косвенно, частично как предпосылки, частично как следствия, целый ряд важнейших новых элементов складывающейся теории.

Маркс здесь по существу уже выясняет специфическое отличие человека от животного. Это существенное отличие он находит в производстве [228] . Рассматривая производство как практическое отношение человека к природе, Маркс в принципе уже вполне последовательно диалектически и материалистически разрешает проблему взаимодействия человека и природы [229] . Уже здесь Маркс развивает историческое понимание природы, которая во все большей мере становится продуктом человеческой деятельности. Ключевым моментом в решении этих проблем является диалектико-материалистический анализ труда (resp. производства).

228

См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 566, 598.

229

См. там же, стр. 566, 594 – 596.

В рукописях последовательно осуществляется принцип историзма. Как исторически возникшие и исторически преходящие рассматриваются отчуждение труда, частная собственность и т.д. Впрочем принцип историзма есть лишь форма проявления диалектического понимания истории, а это последнее было развито уже Гегелем [230] . В отличие от Гегеля, Маркс не только перенес этот принцип на материалистическую основу, перевел его в материалистическое понимание истории, но и развил его действительно последовательно, распространив его на современное ему буржуазное общество и капиталистический способ производства, а также и на понимание природы (правда, основной труд по решению этой последней задачи в ее полном объеме выпал на долю Энгельса, и притом в период после 1858 г., главным образом в десятилетие 1873 – 1883 гг.) [231] . В «Экономическо-философских рукописях» принцип историзма применительно к капиталистическому производству выступает уже прямо как теоретическая основа коммунизма.

230

«Гегель, – писал Энгельс, – освободил от метафизики понимание истории, он сделал его диалектическим, но его понимание истории было по своей сущности идеалистическим» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 667).

231

«Маркс и я, – писал Энгельс в предисловии ко второму изданию „Анти-Дюринга“, – были едва ли не единственными людьми, которые спасли из немецкой идеалистической философии сознательную диалектику и перевели ее в материалистическое понимание природы и истории» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 10). И в первой главе книги: «Как у французов XVIII века, так и у Гегеля господствовало представление о природе, как о всегда равном себе целом» и т.д. (там же, стр. 24).