Status in statu (Государство в государстве)

Пучеглазый был в бешенстве! И садить-то зачинщиков некуда! Изолятор и так забит под завязку!... И тут, наконец, до Администрации дошло, где у неё слабое место – это изолятор. Зеки ничего не боятся, а из него им ещё и руководящие указания поступают. Но куда вывести оттуда всех блатных? В ИК-3 есть изолятор, но там тоже идёт постоянная и более успешная, чем на 10-ке, ломка. Пучеглазый всё время ездил в Управу с надеждой получить там дельный совет.

Как он орал на зеков, что все виновные будут наказаны сроками за этот беспредел! Но в итоге никто не пострадал. Всё благоразумно спустили на тормозах (Ещё бы. Зеки уложили 16 человек управленческой шмонбригады! И такое придать огласке? Да засмеют омичей в других-то управлениях).

Шмонбригада временно исчезла из виду, чтобы не было повода для провокаций. А зона застыла в ожидании непременно последующих шагов Администрации…

Голец, пока верхушка блат-комитета отдыхала в изоляторе, начал ремонт стационара. Ну, а ремонт… все мы знаем, что такое ремонт. А Ваня терпеливо ждал, когда Вадзык сдаст ему дела и уйдёт по УДО домой. но из-за происходящих в зоне пертурбаций, всё это оттягивалось на неопределённое время. Поэтому, когда к Ване подошёл Антибиотик и предложил ему поработать сторожем в стационаре, Ваня, не раздумывая, согласился. Во-первых, при деле; во-вторых, тебя не видно: ночью ты работаешь, а днём спишь; а в-третьих, не привлекаешь к себе ни блатного, ни оперативного внимания. Ему было очень удобно заниматься ночью своим самообразованием. Пока все теряют силы и драгоценное время в бессмысленной войне, в которой не будет ни победителей, ни проигравших. Все останутся на своих местах, будут по-прежнему суетиться и безуспешно пытаться перевоспитать друг друга.

Ваня сделал очень правильный выбор, взявшись сторожить стационар. Никто его не видел, и он с головой погрузился в освоение учения Дона Хуана. Теперь ему никто не мешал, а окружали его только ночные шорохи и тишина. В светлые ночи его одиночество разделяла луна. Как он любил эти лунные ночи, пожелтевшие страницы фолиантов и собственные мысли! Он как бы исчез из повседневности, но всё равно оставался в курсе всех лагерных событий. Днём он спокойно отсыпался, и никто его не будил.

Все, жившие рядом с ним в палате, днём работали, а посторонние, как правило, не заходили. Можно было и отдохнуть, и почитать. Начав работать, Ваня постепенно познакомился со многими, в том числе, с сотрудниками администрации. Из общения с ними он понял, что большинству из них все эти нововведения не нужны, мол, Пучеглазый только наводит показную суету. В частности, для усиления – после показательных зажигалочных событий – из четырёх смен сотрудников организовали три смены. Нагрузка на сотрудников резко возросла. Многие были недовольны, да почти все: красные, чёрные и даже сотрудники. Если раньше перекиды были, то это особо никого не волновало. А сейчас сотрудников гоняли по каждому пустяку, по любой тревоге. Из дежурки до ШИЗО – 800 метров, до «Поля чудес» – 600. Вот они и бегали туда-сюда всю смену как марафонцы перед Олимпийскими играми… Зеки смотрели на это и злорадно гоготали. А перекиды летели и летели. Администрация продолжала биться головой о глухую стену, но толку не было никакого. Зеки стали вести себя нагловато и развязно, лишний раз доказывая, что лагерь они не отдадут, и ход всегда в нём будет чёрным. На каждую попытку по исправлению лагеря, зеки отвечали по-своему. За советами отзванивались в изолятор Сороке. Теперь штаб-квартира блаткомитета была в СУСе и именно там под кайфом думы думались.

Ну, а у себя в штабе администрация на оперативках тоже думала: Что делать? Если бы это была простая зона, всё было бы проще. А в тубзоне свои сложности. Но Администрация всё-таки нашла выход, как перекрасить зону. Баха настоял в Управлении, чтобы дали добро на ремонт и модернизацию СУСа и штрафного изолятора. Встал вопрос: куда девать тех, кто там находится? Выпустить в зону? Нельзя, опять блатные заурчат.

И решили следующее: на 7-ке внутри колонии находится тюрьма СИ-3, где недавно закончили ремонт, вот туда и надо свезти всех блатных из 10-ки. Создали оперативную группу, которой предстояло работать с блатным контингентом, наделили её особыми полномочиями, допускающими применение любых средств. Пока ремонтируются ШИЗО и СУС Корючин дал Пучеглазому 3 месяца, чтобы любыми способами перекрасить блатных. На том и порешили. Помимо этого 15 сотрудников из ИК-10 поедут в ИК-7 на стажировку и переквалификацию. Пусть поучатся там, как надо работать с людьми, и перевезут на 10-ку «передовой прогрессивный» опыт 7-ой колонии. Постепенно все сотрудники должны пройти такую стажировку (Это сколько у нас народу научилось к яйцам электрические провода присоединять и мешки живым людям на головы напяливать!).

В среду утром стояла солнечна погода. Ничто в колонии не предвещало беды. Ваня уже готовился лечь отсыпаться после ночной работы, как из окна донёсся какой-то назойливый кипиш. Ваня выглянул в окно и увидел, как человек 50 сотрудников, окружив плотным кольцом, вели по аллее мимо стационара весь СУС и ШИЗО, всего 19 пацанов с сумками в руках. Отовсюду раздавались крики: Куда? Что? Зачем? Но секретная операция продолжалась.

А именно в среду был регулярный хозяйский обход. Его делали по стационару и прилегающей к нему территории. Это – гараж, хоздвор, ШИЗО и прочие необходимые для жизнедеятельности лагеря структуры.

Пучеглазый и всё руководство колонии как раз стояли на «Поле чудес» в окружении многолетнего «маскировочного» бурьяна. Нач.колонии решительно отдавал указания по посадке на этом поле… баклажанов.

Суть предстоящего дела, разумеется, была не в баклажанах. Необходимо было: во-первых, занять бездельничающих зеков делом, во-вторых, расчистить поле от высокой сорной травы и вспахать его, чтобы было хорошо видно, куда падают перекиды.

И вот все эти лагерные звёзды стоят в зарослях бурьяна, по-хозяйски рассуждают о предстоящей посадке баклажанов и делают вид, что в зоне ничего серьёзного не происходит.

А в это время мимо них проходит похоронным маршем целая кавалькаде зеков, плотно окружённая операми и инспекторами администрации… Идущие в неизвестность зеки пытаются переговариваться и давать какие-то ценные указания. Сбежалась почти вся зона, а остальные с изумлением наблюдали за происходящим из окон. Повсюду царили деловая суета и нервный, всё более усиливающийся кипиш.

Инспектора зашли на МСЧ и забрали медкарты увозимых из больницы зеков. «Зачем?» – пытался у них хоть что-то разузнать Вадзык, но всё держалось в тайне. Никто ничего не знал. Операция была строго засекречена. Пучеглазый не верил никому, даже и своим ближайшим подчинённым. Честно-то говоря, до его прихода в зону всё было настолько пропитано коррупцией… Но Пучеглазый всё это знал и, дав очередные указания по сельхозработам, пошёл в штаб, чтобы уже оттуда руководить отправкой внеочередного этапа.

Пока в дежурке, находящейся в одном здании со штабом, шёл шмон и подготовка к отправке этапа, туда сбегались взволнованные, ничего не понимающие зеки. В ответ на вопросы: «Куда едем?» – полная тишина. На шмоне присутствовал и контролировал всё Баха.

Слух о том, что из-под крыши вывозят братву, молниеносно распространился по зоне. Наспех одетые зеки и братва ринулись к дежурке спасать своих руководящих братьев по оружию. Вскоре там собралась толпа более чем сотни зеков. Штаб, все подходы и вход в дежурку были окружены цепью сотрудников. Обстановка накалялась с каждой минутой. Гвалт и шум усиливались, раздавались враждебные выкрики в сторону администрации. Зеки напирали на сотрудников, и достаточно было малейшей искры, чтобы произошёл взрыв, а толпа разъярённых зеков, тем более больных, которым, по правде говоря, и терять-то уже нечего, – это ужасная сила. Баха и его подчинённые из последних сил сдерживали всё более звереющий натиск взбудораженной толпы. Казалось, что заградительный кордон должен был вот-вот прорваться под напором беснующихся зеков, но тут из штаба прибежал Пучеглазый.

– Куда прёте, мрази? Что за сходняк?! Я сейчас заведу ОМОН! – с горящим лицом и газами навыкате орал он на собравшуюся толпу.

Ваня сразу отметил его личное мужество и храбрость перед разъярёнными зеками. А ведь Пучеглазый знал, что могут и избить, как исколотили управленческую шмонбригаду, а потом ищи-свищи виноватых. Но он не испугался и не стал отсиживаться в кабинете, а пёр против всё возрастающей толпы как настоящий офицер и Начальник. Поэтому его, наверное, и перевели сюда, зная его твёрдый характер. К таким людям в таких ситуациях даже враги и противники невольно проникаются уважением (А кого ещё и уважать-то, кроме сильных и мужественных людей?).

Когда все, и зеки, и бушующий больше них Пучеглазый немного успокоились, он объяснил ситуацию:

– Вашу братву увезут на больницу, пока идёт ремонт. Сейчас успокойтесь и разойдитесь по отрядам.

Конечно, он не раскрыл все карты. Потому что, если бы вся эта взъярённая масса узнала, что их соратников повезут на 7-ку в СИ-3, то она билась бы за них до конца, и одному богу известно, чем бы всё это закончилось. А так он им немного наврал, но успокоил на время. А что ему оставалось делать? Даже и в такой ситуации местного уровня все способы допустимы ради достижения вполне определённых целей.

Полдня ещё успокаивались побушевавшие зеки, а авторитетных пацанов загрузили в воронки и увезли в неизвестном направлении (ну, примерно как в 37-ом году увозили людей, пропадавших потом навсегда).

Ваня чувствовал, что творится что-то чреватое не совсем приятными последствиями для привыкших жить привольной жизнью зеков, и Администрация сделает всё, чтобы сломать последний в области чёрный оплот. У неё есть чёткие указания от самого Корючего.

Во всей этой кутерьме, связанной с отправкой лидеров чёрного движения, Ване понравился ещё один весьма своеобразный лагерный персонаж, самый популярный в зоне человек – Толя Карпенко. Толя приехал в Омск из Читы на ломку, и, как сам он утверждал, «с головой у него было не всё в порядке». Он постоянно орал А.У.Е. (Арестантский уклад един) и скандалил с администрацией. Он не соблюдал ни одного режимного требования, ходил в чём попало, робу не одевал, а щеголял по зоне в клетчатой рубашечке. Словом, сознательно вёл аморальный образ жизни, и, в награду за это, каждый месяц он ездил на две недели в дурдом. Он, туберкулёзник, да ещё и инвалид по голове, не боялся ничего и никого. В изолятор его не закрывали, и он периодически жил в стационаре.