Ставки сделаны

– То-то он обедать перестал, – догадался Виригин. – Раньше все вместе ходили.

– Режется где-нибудь, – кивнул Федор Ильич.

– Есть тут казино поблизости. – Любимов почесал переносицу – А с чего он играть-то начал?

– Да попробовал случайно и выиграл двести рублей. Его и понесло. Теперь все схемы какие-то чертит, методы сочиняет. Я ему говорю – зятек, Достоевского лучше почитай!

– Так и кандидатскую напишет, – хмыкнул Любимов. – Нет, надо же… Игрок хренов!

– Максим, ты б его работой завалил, – обратился Федор Ильич к Виригину – Чтоб с ног валился.

– Что же, его через день дежурить ставить? – развел руками Максим.

– Можно и каждый, – подсказал Васькин тесть.

– Идея-то хорошая, но по уставу не положено, – пояснил Любимов. – Давай в командировку его зашлем… На подольше. И подальше.

– А толку? Сейчас казино везде есть.

– Тогда ряху ему начистим, сразу очухается. Можно, Федор Ильич?

Федор Ильич заулыбался:

– Ну, можно, Жора. Так, чуть-чуть.

– Чуть-чуть не поможет, – рассудил Виригин. – А сильно нельзя.

– Начальству виднее, – снова хмыкнул Любимов.

– Думайте, ребята, иначе беда, – вздохнул тесть.

– Хорошо, Федор Ильич, подумаем.

– Ну, тогда я побежал, пока Васька не объявился.

Обнадеженный Федор Ильич распрощался и вышел из кабинета.

– Ну что, один раз разрешаешь? – спросил Жора.

– Ты о чем? – не понял Виригин.

– Ну, в ряху…

«Похожих» кабинетов в коридоре управления природопользования и впрямь хватало. Тут Чертков был прав. И за каждой из этих дверей…

Кожемякин в сердцах сплюнул на чистый пол. Нарушил, так сказать, экологию. Набрал номер, зажмурился и сказал без подготовки:

– Вадим Борисыч, деньги пропали. Весь кабинет перерыли, нигде нет. Ну вот так. Испарились. А… Сейчас…

Кожемякин подошел к Пригожину, который с удивлением слушал разговор. Жестом велел открыть кейс. Пригожин открыл.

– Нет, Вадим Борисыч… И на улице смотрели. Ну, я тоже так думаю. Других версий нет. Какие там следы – газон… Но мы ж не думали… Понял, Вадим Борисыч.

Кожемякин хотел еще раз плюнуть на пол, но передумал. Глянул подозрительно на Пригожина. Что мешало ему, пока все были в кабинете, передать деньги сообщнику? Наверняка сидел рядышком, в коридоре.

Тьфу, дурь какая… Кожемякин все-таки плюнул. Харкнул даже, можно сказать. Пригожин аж рот изумленно распахнул. Кожемякин вошел в кабинет, сквозь зубы распрощался с понятыми…

– Ну, что шеф? – тревожно обратился к коллеге Александров.

– В восторге, – процедил Кожемякин. – Благодарность нам…

Александров едва не кинулся на Черткова:

– Последний раз спрашиваю, где деньги?

Чертков как раз закончил мастерить из бумажного листа треугольник с острыми углами – такими удобно в зубах ковыряться. Непосредственно перед визитом Пригожина Алексей Дмитриевич обедал со Стасом в итальянском ресторанчике неподалеку (карпаччо из лосося, помидоры с моцареллой, пицца с морепродуктами, белое вино), а зубочистки на рабочем столе кончились. Надо секретарше сказать…

– Ну! – рявкнул Александров.

Чертков поднял на сыщика глаза:

– Я не брал. Сказал же!

– Куда ж они делись?! – горячился Александров. – В окно улетели?! А?! Шеф их под расписку взял!

– Погоди, Миш. – Кожемякин остановил коллегу. – Давайте по-хорошему. Верните деньги, а мы вам это… Ксерокопии и все документы. И разойдемся. Без всяких уголовных дел. Раз вы такой шустрый.

Чертков наклонил голову. Он, казалось, раздумывал.

– Начальник отдела их в банке взял. На два дня, – миролюбиво объяснял Кожемякин.

– Сочувствую… – Чертков, похоже, принял решение.

– Он еще, гад, издевается! – взорвался Александров.

– Кто гад? – негромко спросил Чертков. – Вы меня подставить хотели, и я же гад?

Александров что-то прохрипел невнятно.

– Слушайте, – продолжал уговаривать Кожемякин. – Если боитесь, оставьте в камере хранения, а нам позвоните и сообщите шифр. Согласны?

– Я не брал, – твердо заявил Чертков.

– Все, – выдохнул Александров. – Надо его к нам везти. Там договорим.

– Мы ж вас так не оставим, – покачал головой Кожемякин.

Александров схватил Черткова за руку:

– Вставай.

– Никуда я не поеду, – дернулся чиновник. – У вас оснований нет. Хулиганье…

Это малоуместное и презрительное слово и спокойного Кожемякина вывело из себя:

– Мы тебя на руках вынесем.

– А я такой крик подниму, вся прокуратура сбежится, – вскочил Чертков и сильно дернул за узел галстука. – Тогда уже вас посадят.

Некоторое время опера и чиновник молча и тяжело смотрели друг на друга.

– Все равно достанем, дурак, – зло сказал Кожемякин. – Пошли!

И борцы с экономической преступностью покинули злосчастный кабинет.

* * *

– Я ж в твою личную жизнь не лезу, – качал права Рогов. Сам ненавидел, когда этим злоупотребляли «клиенты», но тут других аргументов не было. – Хочу играть и играю. В свободное от работы время.

Последнюю фразу он произнес с нажимом и с эдакой отстраненно-официальной интонацией.

Общаться таким тоном с душевным Виригиным было, конечно, не слишком красиво. Что делать: порок – он и есть порок. Лишает человека разума, а часто и совести.

– Вась, ты не прав, – только и сказал Максим.

– Макс, я взрослый человек, – набычился Рогов.

– А я твой друг. И вдобавок начальник.

– Ну простите, Максим Палыч, – надулся Василий.

– Вась, да ладно тебе. Брось дурью маяться. Неужели ты выиграть думаешь?