Стажеры

– Назад!
– крикнул Быков.
– Михаил, я приказываю: назад!

Юрковский протянул руку и выключил прием.

– Вниз, Миша, вниз... Только вниз... И поскорее.

– Что ты, Володенька! Нельзя же - приказ! Что ты!
– Михаил Антонович повернулся к рации. Юрковский поймал его за руку.

– Посмотри на экран, Михаил, - сказал он.
– Через двадцать минут будет поздно...
– Михаил Антонович молча рвался к рации.
– Михаил, не будь дураком... Нам выпал один шанс на миллиард... Нам никогда не простят... Да пойми ты, старый дурак!

Михаил Антонович дотянулся-таки до рации и включил прием. Они услыхали, как тяжело дышит Быков.

– Нет, они нас не слышат, - сказал он кому-то.

– Миша, - хрипло зашептал Юрковский.
– Я тебе не прощу никогда в жизни, Миша... Я забуду, что ты был моим другом, Миша... Я забуду, что мы были вместе на Голконде... Миша, это же смысл моей жизни, пойми... Я ждал этого всю жизнь... Я верил в это... Это, Пришельцы, Миша...
– Михаил Антонович взглянул ему в лицо и зажмурился: он не узнал Юрковского. Миша, пыль надвигается... Выводи под пыль, Миша, прошу, умоляю... Мы быстро, мы только поставим радиобакен и сразу вернемся. Это же совсем просто и неопасно, и никто не узнает...

– Ну вот, что ты с ним будешь делать?
– вскричал Быков.

– Они что-то нашли, - сказал голос Жилина.

– Нельзя ведь. Не проси. Нельзя. Ведь я же обещал. Он с ума сойдет от беспокойства. Не проси...

Серая пелена пыли надвинулась вплотную.

– Пусти, - сказал Юрковский.
– Я сам поведу.

Он стал молча выдирать Михаила Антоновича из кресла. Это было так дико и страшно, что Михаил Антонович совсем потерялся.

– Ну, хорошо, - забормотал он.
– Ну, ладно... Ну, подожди...
– Он все никак не мог узнать лица Юрковского, это было похоже на жуткий сон.

– Михаил Антонович!
– позвал Жилин.

– Я, - слабо сказал Михаил Антонович, и Юрковский изо всех сил ударил по рычажку бронированным кулаком. Металлическая перчатка срезала рычажок словно бритвой.

– Вниз!
– заревел Юрковский.

Михаил Антонович, ужаснувшись, бросил космоскаф в двадцатикилометровую пропасть. Он весь содрогался от жалости и страшных предчувствий. Прошла минута, другая...

Юрковский сказал ясным голосом:

– Миша, Миша, я же понимаю...

Ноздреватые каменные глыбы на экране росли, медленно поворачивались. Юрковский привычным движением надвинул на голову прозрачный колпак скафандра.

– Миша, Миша, я же понимаю, - услышал Жилин голос Юрковского.

Быков, сгорбившись, сидел перед рацией, обеими руками вцепившись в стойку бесполезного микрофона. Он мог только слушать, и пытаться понять, что происходит, и ждать, и надеяться. Вернутся - изобью в кровь, думал он. Этого паиньку штурмана и этого генерального мерзавца. Нет. Не изобью. Только бы вернулись. Только бы вернулись. Рядом - руки в карманы - молчал угрюмый Жилин.

– Камни, - жалобно сказал Михаил Антонович, - камни...

Быков закрыл глаза. Камни в Кольце. Острые, тяжелые. Летят, ползут, крутятся. Обступают. Подталкивают, отвратительно скрипят по металлу. Толчок. Потом толчок посильнее. Это еще ерунда, не страшно, горохом сыплется по обшивке ползучая мелочь, и это тоже ерунда, а вот где-то сзади надвигается тот самый тяжелый и быстрый, словно пущенный из гигантской катапульты, и локаторы еще не видят его за пеленой пыли, а когда увидят, будет все равно поздно... Лопается корпус, гармошкой складываются переборки, на миг мелькнет в трещине забитое камнем небо, пронзительно свистнет воздух, и люди становятся белыми и хрупкими как лед... Впрочем, они в скафандрах. Быков открыл глаза.

– Жилин, - сказал он.
– Иди к Маркушину и узнай, где второй космоскаф. Пусть приготовит для меня пилота.

Жилин исчез.

– Миша, - беззвучно позвал Быков.
– Как-нибудь, Миша... Как-нибудь...

– Вот он, - сказал Юрковский.

– Ай-яй-яй-яй-яй, - сказал Михаил Антонович.

– Километров пять?

– Что ты, Володенька! Гораздо меньше... Правда, хорошо, когда камней нет?

– Тормози понемногу. Я буду готовить бакен. Эх, зря, я рацию сломал, дурак...

– Что же это может быть, Володенька? Смотри, какое чудище!..

– Он их держит, видишь? Вот они где, пришельцы. А ты ныл!

– Что ты, Володенька? Разве я ныл? Я так...

– Как-нибудь стань, чтобы его, спаси-сохрани, не задеть...

Наступило молчание. Быков напряженно слушал. Может быть, и обойдется, думал он.

– Ну, чего ты куксишься?

– Не знаю, право... Как-то мне все это странно... Не по себе как-то...

– Выйди под лапу и выброси магнитную кошку.

– Хорошо, Володенька...

Что они там нашли, думал Быков. Что еще за лапа? Что они там копаются? Неужели нельзя побыстрее?

– Не попал, - сказал Юрковский.

– Подожди, Володенька, ты не умеешь. Дай я.

– Смотри, она словно вросла в камень... А ты заметил, что они все одинаковые?

– Да, все пять. Мне это сразу странным показалось...

Вернулся Жилин.

– Нет космоскафа, - сказал он.

Быков даже не стал спрашивать, что это значит - нет космоскафа. Он оставил микрофон, поднялся и сказал:

– Пошли к швейцарцам.

– Так у нас ничего не получится, - сказал голос Михаила Антоновича. Быков остановился.

– Да, действительно... Что ж тут придумать?

– Погоди, Володенька. Давай я сейчас вылезу и сделаю это вручную.

– Правильно, - сказал Юрковский.
– Давай вылезем.

– Нет уж, Володенька, ты сиди здесь. Толку от тебя мало... Мало ли что...

Юрковский сказал, помолчав:

– Ладно. Я еще несколько снимков сделаю.

Быков поспешно пошел к выходу. Жилин вслед за ним вышел из рубки и запер люк в рубку на ключ. Быков на ходу сказал:

– Возьмем танкер, по пеленгу выйдем к этому месту и будем их ждать там.

– Правильно, Алексей Петрович, - сказал Жилин.
– А что они там нашли?

– Не знаю, - сказал Быков сквозь зубы.
– И знать не хочу. Пока я буду говорить с капитаном, ступай в рубку и займись пеленгом.

В коридоре обсерватории Быков поймал распаренного дежурного и приказал:

– Мы сейчас идем на танкере. Снимешь перемычку и задраишь люк.

Дежурный кивнул.

– Второй космоскаф возвращается, - сказал он. Быков остановился. Нет-нет, - сказал дежурный с сожалением.
– Он будет не скоро, часа через три.