Стажировка в Северной Академии

– Какую мазь?

Сощурилась, припоминая:

– В синем тюбике, он там один, без надписей.

Этот рецепт я сама изобрела, точнее, немного усилила традиционный, так что теперь мазь действует куда эффективнее.

Тюбик он нашёл, выпрямился, поднимаясь на ноги, и направился ко мне.

– Где?

Всего один вопрос, а я тут же вспыхнула сильнее прежнего. Ударилась я чуть выше колена, то есть, он предлагает мне задрать перед ним юбку?

Хватая ртом воздух, ответила только спустя несколько минут напряжённой тишины:

– Профессор Райт, с этим я справлюсь сама, - голос перешёл в писк, и я стыдливо прикрыла глаза.

Ужас какой, я же сейчас от стыда сгорю.

– Хм, - недоумённо протянул, потом закашлялся и понимающе произнёс: - Эм... Да, хорошо, - и зачем-то добавил, - я отвернусь.

Нет, так не пойдёт.

– Винсент, я благодарна за помощь, правда, и мне бы хотелось...

Договорить он мне не дал, перебил лаконичным:

– Нет, - потом столкнувшись с моим удивлённо-возмущённым взглядом и пояснил: - Я не уйду, пока ты не скажешь, где умудрилась повредить ногу.

Вот так. Ловушка захлопнулась. Я набрала полную грудь воздуха, готовясь придумать какую-нибудь отговорку, но он вновь не позволил, предугадав ход моих мыслей:

– И я не поверю, что ты случайно ударилась.

Шумно выдохнула, насупившись. Протянула руку, в которую тут же вложили тюбик с мазью.

– Отвернитесь, - напомнила ему, потому что сам профессор делать это не спешил.

Одним движением крутанулся на пятках и замер.

Юбку я поднимала, опасаясь того, что вот сейчас, в данную секунду, Винс повернётся, и...

Но нет, не повернулся, даже, кажется, перестал шевелиться. Пришлось отбросить ненужное смущение.

Под складками ткани скрывалось довольно неприятное зрелище - на бедре расцвела тёмно-синяя гематома, с прожилками красных вен. И боль, пульсирующими толчками растекалась по ноге, уходя вверх и вниз.

Мика... Мерзкая девчонка.

Вздрогнула от прикосновения прохладной мази. Но и это не самое страшное - сейчас, спустя пару минут, чудо-средство начнёт действовать и мне от нестерпимого покалывания будет не совсем приятно. Точнее совсем неприятно. Хотя это мелочи. Всё прекратиться минут через пятнадцать, а наутро, после повторного нанесения, и от синяка не останется и следа.

– Всё, - опустив ткань и расправив её нервным движением, посмотрела на напряжённую спину Винса.

Он медленно обернулся, затем подошёл ко мне вплотную и присел.

– Теперь рассказывай.

Говорить о выходке студентки не хотелось, трудно, знаете ли, признаваться в своей несостоятельности. Ведь не смогла справиться с наглой особой, хотя должна была, ведь преподавательница я, а не она.

– Тебе неудобно, - попыталась отстрочить свою исповедь ещё на мгновение.

– Ничего страшного, - с лёгкостью отмёл аргумент и первым предположил: - Это сделала Тиана?

От удивления широко распахнула глаза. Вот уж не думала, что он первым делом вспомнит о ней.

– Нет, - покачала головой, и стиснула зубы, почувствовал жжение на место ушиба.
– Это не она.

– Кто тогда?

– Мика, - призналась обречённо.

Пришёл его черёд удивляться:

– А ей-то ты что успела сделать?

Прозвучало так, будто... Да, будто я намеренно в академии задираю всех.

– Не знаю, - буркнула недовольно, и сипло зашипела.

– Что?
– тут же встрепенулся профессор.
– Больно?

Нет, больно не было, скорее я испытывала дискомфорт и дикое желание почесать ногу.

– Ничего, это действие мази, скоро пройдёт, - моё объяснение его не устроило: - Я добавила в неё несколько новых ингредиентов, и теперь её действие довольно специфическое.

– И закончила: - Зуд.

Теперь в его глазах блеснуло понимание.

– Так что там с Микой?
– вернулся к неприятной теме и... Мне пришлось ему всё рассказать.

Глава 14

Я ждала, какой угодно реакции: что он разозлиться, убедившись в моей некомпетентности, или наоборот рассмеётся в лицо, по той же причине. Но мужчина лишь посмотрел на меня светлыми, как ясное весеннее небо, глазами и покачал головой:

– Думается мне, что ты родилась не под той звездой.

– Возможно, - пожала плечами, легко соглашаясь.

Звёздам в моей жизни отведена особая роль, здесь он прав.

– А неприязнь Мики легко объяснить, - профессор скривил губы в подобие улыбки.
– Пару лет назад она пыталась поступить в столичную академию, но не прошла первичный отбор, и ей пришлось вернуться сюда, считай, что с позором.

Пришёл мой черёд качать головой:

– Я-то здесь при чём?

– Как?
– Райт наигранно удивился.
– Неужели не догадываешься?

Он всё веселиться, потешается надо мной.

– Догадываюсь, - недовольно насупилась.
– Но логики в её поступках всё равно не вижу.

Винсент как-то подозрительно покосился на меня:

– Я разве что-то сказал о логике?

Ах, ну да, как я не подумала - логика и Мика понятия несовместимые.

На его вопрос не ответила и между нами повисла неловкая пауза. Ничего не нарушало тишины, разве что шелест листвы за окном, да неспешный ход часовой стрелки. Странно вот так общаться с ним и делиться проблемами, на самом деле, уезжая из столицы, я была уверена, что больше никого не подпущу к себе близко но, оказалось, это обещание выполнить совсем не просто.

Сначала доктор Аттэ, теперь Райт. Вот только... от кого из них мне ждать удара в спину?

Последняя мысль показалась особенно неприятной, и я подняла голову, встречаясь с взглядом Винсента:

– Спасибо тебе большое за помощь и разъяснения, - замялась, не зная, как попросить его уйти и не обидеть при этом.

Впрочем, он сам догадался. Уголки губ дрогнули в полуулыбке:

– Обращайся, - бросил и тут же поправился: - Но постарайся всё же обойтись без травм.

Кивнула. Уж что-что, а травмы в мои планы вовсе не входят. Да и теперь я буду иметь в виду, что от Мики можно ожидать всего, чего угодно.

Он вышел, оставив меня одну.

Я пытаюсь научиться жить заново, но вновь совершаю те же ошибки - ищу справедливость в мире, который давно погряз во лжи и лицемерии. Зачем я это делаю? Неужели нельзя жить как все? Просто и не оглядываясь на других? Идти туда, куда мне хочется, не взирая на муки совести?

Но... отчего-то не выходит у меня просто. И это обострённое чувство справедливости до добра не доведёт.

***

Следующие несколько дней я старательно избегала всех: и Винсента, и доктора Аттэ, и даже Одри. Мне хотелось запереться в собственном коконе и больше никого не подпускать к себе слишком близко, чтобы потом не испытывать невыносимую боль.