Стеклянный Дворец
Шрифт:
Дох Сай с Рэймондом вернулись на следующее утро, укрывшись в церкви на всю ночь. По их словам, теперь улицы почти опустели. Обслуживающие город рабочие были в основном индийцами, и многие из них сбежали или спрятались. В некоторых районах уже стояла вонь от неубранных нечистот. В порту горели суда вместе с пока еще нетронутым в трюме грузом. Не осталось грузчиков, чтобы их разгрузить, они тоже главным образом были индийцами. Администрация открыла ворота рангунского приюта для душевнобольных, и пациенты бродили вокруг, пытаясь найти пищу и кров. Везде были мародеры, взламывая покинутые дома и квартиры, триумфально неся трофеи по улицам.
Дох Сай сказал, что в Рангуне теперь оставаться небезопасно. Паккард чудесным образом не пострадал от бомбежки.
Они ехали по дороге на Пегу, на север. Центр города был зловеще пустым, но по многим основным улицам проехать было невозможно, пришлось наматывать круги, пока они не нашли выезд из города. На перекрестках стояли заброшенные автобусы, трамваи сошли с рельсов и застряли на асфальте, повозки рикш валялись на боку посреди дороги, на тротуарах лежали спутанные электрические провода.
Они начали замечать других людей - поначалу немногие рассеянные группы, потом всё больше и больше, и наконец их стало столько, что едва можно было двигаться. Все шли в одном направлении - на север, в сторону Индии, до которой было больше тысячи миль. На головах люди держали свои пожитки в узелках, на спинах несли детей, везли стариков в тележках и тачках. Их ноги поднимали длинное колышущееся облако пыли, которое лентой стелилось над дорогой, указывая путь к северному горизонту. Почти все были индийцами.
Здесь были машины и автобусы, а также такси, рикши, велосипеды и запряженные волами повозки. Здесь были открытые грузовики, с десятками людей, скорчившимися на сиденьях. Большие машины держались посередине дороги, следуя вереницей друг за другом. Легковушки шныряли вдоль этой цепочки, с бибиканьем проезжая мимо грузовиков и автобусов. Но движение было таким плотным, что даже они продвигались крайне медленно.
Под конец первого дня Паккард даже не полностью выехал из Рангуна. На второй день они продвинулись к голове колонны беженцев, и теперь двигались быстрее. Два дня спустя они оказались у реки, напротив Хвай Зеди.
Они переправились и остались в Хвай Зеди на несколько недель, но стало очевидным, что японцы продвигаются. Дох Сай решил эвакуировать деревню и увести ее жителей в джунгли. К тому времени поведение Манджу стало совершенно непредсказуемым. Долли с Раджкумаром решили, что ее нужно отвезти домой. Они сделают последнюю попытку добраться до Индии.
Запряженная волами повозка доставила их к реке - Манджу, Долли, Раджкумара и ребенка. Они нашли лодку, которая отвезла их вверх по реке, через Мейтхилу, мимо Мандалая, в маленький городок Молейк на реке Чиндуин. Там они увидели ошеломляющее зрелище: вдоль берега реки сидели примерно тридцать тысяч беженцев, дожидаясь переправы, чтобы двинуться дальше, в покрытые густым лесом горы. Там не было дорог, только тропы и реки грязи, текущие по зеленом туннелям джунглей. С началом исхода индийцев местность была исчерчена сетью официально обозначенных троп для эвакуации: были "белые" маршруты и "черные", первые были короче и реже использовались. В этой дикой местности уже застряли несколько тысяч человек. С каждым днем прибывало всё больше беженцев. С юга продвигалась японская армия, назад пути не было.
Она несли ребенка в шали, перекинутой через плечо, как гамак. Через каждые несколько сот ярдов они останавливались и все трое - Раджкумар, Долли и Манджу - по очереди менялись поклажей. Кто-то нас ребенка, кто-то завернутые в брезент узелки с одеждой, а кто-то - связку хвороста.
Долли сильно хромала и опиралась на палку. На подъеме правой стопы у нее появился нарыв, который сначала выглядел безобидным волдырем. Через три дня воспаление охватило почти всю ступню. Оттуда выходил вонючий гной, язва постепенно пожирала кожу и плоть. Они повстречали медсестру, которая сказала, что это "нарыв нагов" [48] , и что Долли повезло, что там не завелись червяки. Она слышала, как у
одного мальчика такая язва появилась на голове, а когда ее обработали керосином, оттуда достали не меньше полутора сотен личинок, каждая размером с небольшого червя. Но мальчик выжил.48
Наги - змееподобные мифические существа в индуизме и буддизме.
Несмотря на боль, Долли считала, что ей повезло. Им встречались люди, чьи ноги почти сгнили от этих нарывов, ее ступня была в гораздо лучшем состоянии. Манджу зажмуривалась, когда на нее смотрела, не из-за явной боли, которую она причиняла, а из-за того, как стойко ее переносила Долли. Они оба были такими сильными, Долли и Раджкумар, такими крепкими, даже сейчас держались друг за друга, несмотря на возраст, несмотря ни на что. В них было нечто, что отталкивало Манджу, вызывало неприязнь, в Долли даже больше, чем в Раджкумаре, с ее сводящей с ума отстраненностью, словно всё происходящее было чужим кошмаром.
Временами она замечала в глазах Долли жалость, нечто вроде сострадания, словно Манджу была более печальным созданием, чем сама Долли, словно именно Манджу больше не была хозяйкой собственных мыслей и действий. Этот взгляд вызывал у нее ярость. Ей хотелось ударить Долли, дать ей пощечину, крикнуть в лицо: "Это реальность, таков теперь мир, посмотрите на него, посмотрите, какое зло нас окружает, сколько ни притворяйся, что это иллюзия, оно никуда не исчезнет". Это Манджу была в своем уме, а не они. Что может быть большим доказательством их помешательства, чем то, что они отказались признавать всю глубину своего поражения, полную неудачу как родителей, как человеческих существ?
Их хворост был завернут в большие бархатистые листья тика, чтобы предохранить от сырости, и связан веревкой, которую Раджкумар сделал из лианы. Иногда узел на веревке ослабевал, и пара веток падала. Каждая упавшая ветка немедленно исчезала - ее хватали другие люди или затягивало в глину так глубоко, что не достать.
Грязь имела странную консистенцию, походила скорее на зыбучие пески, чем на глину. Она засасывала так внезапно, что не успев ничего сообразить, человек оказывался в ней по бедра. Можно было лишь оставаться неподвижным и ждать, пока кто-нибудь не поможет. Гораздо хуже было споткнуться и упасть лицом вниз, глина вцеплялась, как голодный зверь, хватала за одежду, руки, волосы. Она держала так крепко, что невозможно было пошевелиться, словно парализуя руки и ноги, притягивая их, как клейкая лента мошек.
Однажды они прошли мимо женщины, непалки, она несла ребенка в точности так же, в перекинутой через плечо сложенной ткани. Она упала ничком в грязь и не могла пошевелиться. К несчастью, это случилось на тропе, где редко проходили беженцы. Рядом не оказалось никого, кто смог бы ей помочь, и она умерла, лежа в грязи, быстро затянутая в глину, с привязанным к спине ребенком, который погиб от голода.
Раджкумар очень сердился, если они теряли дрова. Он лично их собирал. Пока они шли, он посматривал по сторонам и время от времени замечал ветку или корягу, избежавшую внимания многих тысяч человек, которые шли тем же путем впереди, превращая влажную почву в реки грязи. По вечерам, когда они останавливались, Раджкумар уходил в джунгли и возвращался с охапкой дров. Многие беженцы опасались сходить с тропы, постоянно циркулировали слухи о ворах и бандитах, наблюдающих со стороны и хватающих отбившихся. Раджкумар всё равно уходил, говоря, что иначе они не выживут.
Дрова были их капиталом, единственным ценным имуществом. Под конец каждого дня этот хворост Раджкумар менял на еду - всегда находились люди, которым нужны были дрова: рис и чечевицу невозможно приготовить без костра. С помощью дров было проще добыть еду, чем за деньги или ценные вещи. Здесь деньги не стоили ничего. Некоторые люди, богатые торговцы из Рангуна, отдавали охапки банкнот в обмен на несколько несколько упаковок лекарств. А что до ценностей, то это был только лишний вес. Вдоль тропы валялись брошенные вещи - радио, велосипедные рамы, книги, инструменты. Никто не останавливался, чтобы их подобрать.