Стеклянный омут

…Возвращалась маленькая Оля домой в задумчивости, вспоминая рассказ старухи и тот взгляд, который Лукерья то и дело бросала на девочку, будто рассказывала эту легенду специально для нее. Оле даже становилось не по себе, когда старуха выискивала ее взглядом и при этом улыбалась – как-то по-особенному, грустно и сочувственно. Но, может, улыбалась старуха своим мыслям, а взгляд ее блуждал по слушателям и останавливался на Оле потому, что сидела девочка прямо перед старухой. Конечно, все дело в этом… И все же ей было не по себе. Оля перевела взгляд на уже чернеющее небо, где в эту ночь и правда отсутствовала луна, и подумала, какая же это, наверное, страшная работа у Хозяйки озера… Страшная и сложная.

* * *

Уйдя с озера, Михаил не сразу отправился в деревню, а сделал еще большой крюк по краю вспаханного поля, не столько стремясь оставить за спиной озеро, сколько пытаясь отрешиться от тяжелых воспоминаний. Но они, будто тень, следовали за ним. И только когда он уже свернул на галечную дорогу, ведущую к дому, ему наконец-то удалось отвлечься от мрачных мыслей и погрузиться в другие воспоминания – счастливые.

…Тот февральский вечер выдался совсем уж сердитым и шумным, как изводящий родных капризами уставший от долгой жизни старик. С утра брюзжал порывистым ветром, к обеду проявлял характер, бросая в лица прохожих колючим снегом, к ночи разошелся вьюжной истерикой.

Михаил ехал с работы почти ночью. Сидя в пахнущем зеленым чаем салоне машины, предвкушал возвращение домой. Вот он во дворе оставит автомобиль кутаться в снежное одеяло, войдет в подъезд и, поднимаясь к квартире, еще с первого этажа услышит радостное повизгивание Лоты. Его верная девочка чувствовала хозяина, едва тот входил в подъезд. Он откроет дверь в пропахшую за день одиночеством Лоты квартиру и принесет с собой счастье. И пусть больше всего на свете ему будет хотеться разогреть вчерашний суп и неторопливо поужинать, он выведет Лоту гулять. И уже потом, после прогулки, наконец-то погрузится в долгожданный отдых.

Девчушку он заметил на пустой автобусной остановке в тот момент, когда представил, как встанет в ванной под горячий душ. Свет фар выхватил фигурку, одетую не по погоде в короткую, едва доходящую до талии, меховую курточку, юбку и сапожки. Михаилу на мгновение в свете удалось увидеть выражение лица девушки – несчастное, растерянное, будто девчушка внезапно обнаружила, что осталась на земле единственной выжившей после глобальной катастрофы. Ветер горстями бросал снег в разбитые стекла остановки, словно специально целясь в девушку. А та и не пряталась. Стояла, смирившись с поражением, понимая бесполезность попыток увернуться от летящего в лицо снега. Только ежилась и перебирала тонкими ногами в обтягивающих голени чулками сапожках, да прятала руки в рукава, как в муфту.

Он не смог проехать мимо, свернул со второй полосы так резко, что, будь на дороге машины, обязательно бы спровоцировал аварию. Подъехал к остановке и распахнул дверь: «Садись!» Девочка колебалась, явно наслушавшись историй о грабителях, насильниках, убийцах. Молодец, он бы тоже на ее месте пять раз подумал, садиться ли к незнакомцу ночью в машину. Девушка глянула на него одновременно и с подозрением, и с надеждой, как заглядывает тебе в глаза уличный пес – ударят или угостят вкусненьким? «Коленки отморозишь!» – проворчал Михаил, которому самому не понравилось сравнение девушки с псом. Ну как ему такое в голову пришло? Эта девчушка, вся такая воздушная, тоненькая, беленькая, похожа на Снегурочку. Но не на тех ряженных, с грубо намалеванным румянцем во всю щеку и искусственной косой-метелкой, которые перед Новым годом в компании пьяных Дедов Морозов ездят по заказам родителей поздравлять ребятишек, а на настоящую. Рожденную зимой. «Садишься?» – поторопил он девушку, но не из-за того, что желал поскорее тронуться в путь, а потому что предчувствовал, что если девчушка еще минут пять проведет на ветру, заболеет воспалением легких, не иначе. Она решилась. Шагнула к его машине и чуть не упала, поскользнувшись тонким каблуком на присыпанном снегом ледке. «Осторожно! – вырвалось у него. – Так и ноги переломать несложно. И чего ты на такие каблучищи взгромоздилась?» Девушка не ответила, лишь глянула на него с обидой и осуждением. Села, одернула юбчонку, пытаясь прикрыть ею колени, краснота которых просвечивала сквозь нейлоновые колготки. И сжала в кулачки, пытаясь отогреть, тонкие фарфорово-белые пальцы. Михаил поклацал кнопкой на панели, прибавляя температуру, хоть в салоне машины и так было приятно, и включил теплый обдув. «Отогревайся». «Спасибо», – поблагодарила девушка, бросила на него мимолетный застенчивый взгляд и тут же опустила длинные ресницы. Он успел заметить, глаза у нее – насыщенного синего цвета. Снегурочка…

В тепле девушка оттаяла: щеки порозовели, а сама она, поначалу напряженно вглядывающаяся в дорогу и в крепком молчании сжимающая губы, вступила в разговор. Рассказала, что поссорилась со своим парнем (Михаил так и предположил, что девушка либо гордо ушла от кавалера, либо возвращалась со дня рождения подружки). «Я к нему не вернусь! – запальчиво воскликнула она и, подкрепляя свое решение, хлопнула ладошкой по коленке. – Гад еще тот!» Михаилу не хотелось выслушивать исповедь о негодяе-кавалере. И не потому, что неинтересно, напротив, о пассажирке ему хотелось узнать как можно больше. Но вдруг показалось, что в интимном пространстве его машины нет места для другого, третьего – чужого. Пусть те полчаса, которые займет дорога до дома пассажирки, будут только их – его и Снегурочки.

Она то ли почувствовала, что ему не хочется слышать о ее бойфренде, то ли самой была неприятна эта тема, и задала Михаилу какой-то невинный вопрос, из которого довольно легко размотался клубок разговора. Михаил сам не заметил, как стал рассказывать девушке о Лоте. «Ой! А у меня дома живет котенок!» – тут же живо отреагировала она. Разговорились о животных. И в такой беседе о домашних любимцах незаметно доехали до ее дома. Снегурочка жила в спальном районе в одной из высоток-близнецов, царапающих низкое зимнее небо плоскими верхушками и отстраненно глядящих многочисленными глазами освещенных окон на густо метущий снег. Когда Михаил остановил машину у одного из безликих подъездов, девушка вдруг распахнула сумочку и вытащила кошелек. «Нет-нет!» – протестующе выставил он руку ладонью вперед. Его голос прозвучал несколько резко оттого, что сама попытка девушки заплатить ему показалась обидной. К счастью, Снегурочка поняла, не стала настаивать на оплате и поспешно сунула кошелек в сумочку. Улыбнулась, стараясь сгладить неловкость. И поблагодарила с искренней сердечностью. Но раньше, чем Михаил успел ответить ей, выпорхнула из салона. «Помирится со своим кавалером», – с почему-то навалившейся на душу тоской подумал Михаил. Не слишком он поверил в запальчивое восклицание пассажирки не прощать бойфренда. И та поспешность, с которой девчушка распрощалась, лишь подтверждала подозрение, что помирится она со своим парнем: девушка ускользнула, словно испугалась, что водитель в качестве оплаты попросит номер телефона.

А ведь он и правда собирался попросить ее номер…

Михаил проводил взглядом Снегурочку. Девушка шла на своих каблучищах осторожно, чуть расставив руки в стороны для равновесия и старательно выдергивая ноги из завалившего дорогу снега. И только когда она, чуть задержавшись перед домофоном, скрылась за тяжелой дверью, понял, что так и не спросил ее имя.

Впрочем, зачем?..

Она еще оставалась в его памяти какое-то время. Он даже пару раз сделал крюк, заезжая после работы в этот район в нелепой надежде встретить девушку, но к весне уже излечился от этой странной сердечной простуды. Образ Снегурочки растопили, как и должно было быть, первые солнечные лучи.

А потом, спустя два с небольшим года, они вдруг вновь встретились на чьем-то дне рождения. Компания была незнакомой, приглашение поступило от одного старого приятеля, неожиданно вновь нарисовавшегося в его жизни, и опять на очень короткий период. Будто и правда лишь для того, чтобы устроить судьбу Михаила и после удачно выполненной миссии без прощаний исчезнуть.

На том шашлычном пикнике у кого-то на даче Михаил и увидел ее – Снегурочку.

Он вспомнил ее сразу, хоть мог бы и не узнать: за этот период ему еще не раз доводилось подвозить случайных пассажирок, да и в его личной жизни происходили различные пертурбации. К тому же девушка изменила внешность: льняные волосы перекрасила в золотисто-осенний цвет, фарфоровая кожа теперь была покрыта загаром, даже синева ее глаз стала не той зимне-холодной, цвета сумеречного снега, а васильковой – летней, теплой. Снегурочка растаяла, а возродилась нимфа. И теперь у нимфы было имя – ласковое, идущее ей как никакое другое. Настя.

Нет-нет да и бросал он на нее короткие взгляды. И первого наблюдения стало достаточно, чтобы понять, – девушка в этой компании, как и он, – впервые. Она чувствовала себя неловко, хоть хозяйка дачи и старалась сразу вовлечь гостью в общие дела и разговоры. Но постепенно Настя освоилась, справилась со стеснительностью. Когда понадобилась помощь на кухне, как-то так незаметно и ловко взяла все в свои руки, будто хозяйкой тут была она. Михаилу особенно запомнился один момент. Он вошел на кухню, когда Настя, повернувшись к двери спиной, с увлечением крошила зелень для салата. Волосы она подобрала высоко, чтобы не мешали, два локона выбились из небрежной прически, свернувшись золотыми змейками на тонкой шее. И Михаилу вдруг захотелось подойти к девушке, убрать эти прядки обратно под зажим – чтобы не дразнили, не вызывали в нем непонятное желание тронуть их не только пальцами, но и губами. Она вдруг, словно что-то почувствовав, оглянулась и, конечно, поймала его с поличным: его взгляд уже по-хозяйски, забыв об осторожности, расположился на ее шее. Девушка нахмурила тонкие брови, но вдруг улыбнулась – так приветливо, будто правильно разгадала растерянность, отпечатавшуюся на его лице. А может, просто узнала? От неловкости Михаил даже не сразу нашелся, что сказать. А когда спохватился, что смотрит на девушку слишком уж откровенно и долго, она уже переключила свое внимание на женщину, вошедшую на кухню: передавала блюдо с сочными кусками мяса и перетянутые аптечной резинкой шампуры.

Тот день шел как-то нелепо с точки зрения Михаила: ему все никак не удавалось перекинуться с Настей хотя бы словом. То она оказывалась не одна, то с ним кто-то заговаривал. Так получилось, что за столом их места оказались в противоположных сторонах. Все застолье Михаил просидел с одной мыслью: как бы поговорить с девушкой, не отпустить ее, выпросить телефон. Но сложилось все так счастливо, как он и предположить не мог. Когда солнце заретушировали сумерки и возник вопрос о возвращении в город, Настя вдруг сама подошла к нему и попросила подвезти ее.