Стена
Шрифт:
– Ворон живет триста лет… – пропел я слова старой песни – …а нам с тобою немножко, пока не выключат свет… – с грустным тоном, закончил строку.
– Кар! – будто в подтверждение моих слов звонко прозвучало от старой птицы.
Мне уже не было так одиноко, как в самом начале. Пустота улиц больше не напрягала, да и к тому же в парке я чуть успокоился. Однако теперь во мне зародилось совершенно новое беспокойство. Я оглядел памятник с ног до головы и снова остановил взор на птице. Даже если сказанное в песне правда, то что такое триста лет для мира? Теперь меня заботила скоротечность происходящего. Парк – это монумент памяти. Его упоминания будут в архиве, документах, накладных. Все, что в нем находится, занесено в справочники: цветы, деревья, птицы и зверье. Даже имена
Желудок предательски заурчал. Великие мысли требуют энергетических затрат. Я прервал свои размышления и трепетно похлопал по рюкзаку. Еда была, но немного. Аккуратно выстелив небольшую бумагу, я выложил все свои припасы перед собой. Даже человеку, далекому от поварского дела, было ясно – из этого выйдет прекрасный бутерброд! Нарезав хлеб, чуточку овощей и батон хорошей, жирной колбасы, я почувствовал, как в нос ударил приятный аромат. Желудок завопил громче, и вот заветный кусочек залетел в рот. Тщательно прожевав сей чудный обед, как мне казалось, я успокоил своего дружка. Давно еда не казалась настолько вкусной. Возможно, стоит почаще голодать, чтобы получать удовольствие от еды. Запив все несколькими глотками пива, я ощутил на себе чуткий взгляд. Ворон явно хотел присоединиться. Оторвав небольшой кусок хлеба, я бросил его перед собой. Черная фигура подлетела так быстро, что я даже не успел среагировать.
– Ешь, друг. Ты помог мне задуматься о важном, – сказал я, растянув рот в улыбке.
Не отвлекая ворона от его трапезы, я шустро закинул остатки к себе в рюкзак и застегнул ее. Вспоминая карту, я прикидывал, куда мне надо будет идти. От площади было совсем недалеко до нужного выхода, который был прямо перед нужной мне улицей. Лицо статуи блестело. В его уголках губ читалось счастье, взгляд был устремлен в небо. С явной надеждой на будущее смотрел он туда. Даже громоздкие небесные скалы не портили его уверенность. Меня это вдохновило. Конечно, когда его ставили, весь мир был другим, но даже несмотря на то, как все изменилось, в меди было запечатлено то, каким нужно быть: стойким и не терять надежды на будущее. Я обошел памятник, направляясь в нужную мне строну, после чего, сделав небольшой жест в его сторону, сказал:
– Спасибо за отдых, Саша. Я тебя помню.
Второй мой друг уже куда-то исчез. Ветви слегка зашелестели, и парк вновь утонул в тишине. Я же направился к намеченной цели. Выйдя из-за менее пафосной арки, чем была при входе в парк, я оказался около двора нужного дома. Перед моим лицом открылся вид на многоэтажное здание с очень знакомой рельефной картиной политика. Тут жил мой спаситель. Я внимательно оглядывал окна второго этажа, пытаясь заметить хоть в одном свет. Если Вячеслав и был дома, то он обязательно держал свет включенным. Не мог он смотреть на свои заветные карточки или еще какие-то коллекционные вещицы без должного освещения. Можно корить меня за глупость. Какой свет, когда в городе творится такой ужас? Но вы просто не знали моего друга. У него даже на такие случаи были припрятаны козыри. Мрак чуть рассеялся небольшим свечением. Вот оно! Это точно Вячеслав!
О нем я могу рассказать многое. Относительно тихий человек. Почему относительно? Да потому что на самом деле Вячеслав был человеком-вечеринкой. Просто для этого ему нужны были определенные условия. Он был помешан на темном фентези и мог играть в настольные игры часами напролет. Шкафы его были набиты всяким разным: он являлся любителем косплея. Там тебе и доспехи паладина, и плащ мага из его возлюбленной «Дэ-Эн-Дэ». Для него такой гардероб был абсолютной нормой. Мечи, которые висели у него над головой, были не просто какими-то игрушками, нет, они были из настоящего металла. Ему их делал на заказ кузнец, с которым он познакомился на своих фанатских сборищах. Как он их провозил сюда – остается хорошей загадкой. И среди
этого бессчетного количества копий, у него были любимые – пара мечей, о которых от отзывался кратко:– Один для людей, другой для монстров.
Я тихо засмеялся. Он был довольно приятным человеком. Многие осуждали его за такой образ жизни. Его увлечение многим казалось детским, но среди моих знакомых он был реально лучом света. Наверняка в них говорила зависть. Его хобби делало его счастливым. Как за такое можно было осудить? В отличие от нас, его жизнь была намного осмысленнее и оттого счастливее. С ним можно было отдохнуть от работы и рутины. Посмотреть старый фильм, который он уже знал наизусть, или вместе сыграть в хваленные настольные игры. Это время всегда отзывалось теплом в моем сердце. Я ощущал себя не какой-то серой мышью, а вполне живущим человеком. Мне казалось, что с ним жизнь становилась более реальной, нежели за монитором с кучей отчетов под носом.
Выйдя из своих приятных воспоминаний, я начал стремительно приближаться к подъезду. Маленький домофон показался слева от двери. Я нехотя поклацал по нему, ожидая, что из этого ничего не выйдет, однако тот затрещал под моими пальцами. Электричество все-таки было. Наверное, в этом районе города электросети еще не пострадали. Динамик противно захрипел, и я начал томиться в ожидании. Взгляд мой упал прямиком на название домофона, на который я раньше не обращал никакого внимания. Теперь скука позволила расширить свои знания.
– Богатырь? – с искренним удивлением послышалось от меня. – Забавно, наверняка, сперва бьют, потом спрашивают, – тихо посмеявшись подытожил я.
Смешно было от интересного факта. Кто бы с подъезда не выходил, от этой двери получал. Либо механизм был уже староват, либо темные силы затаились в петлях, но чтобы уйти целым – не было такого. Когда я первый раз пришел к Вячеславу, сразу заявил, что после такого больше не появлюсь у него. Уже пять лет прошло, и мы по-прежнему виделись, а я только сейчас вспомнил об этом.
– Что есть музыка жизни? – послышалось из динамика.
Я подскочил от неожиданности и прилип к микрофону, рассматривая, с какой квартиры спрашивают.
– Вячеслав? Это ты? Слава богу, ты здесь… – проговорил я в трубку, но в ответ послышалось молчание.
Я нервно отпрянул от домофона, ожидая, когда откроется дверь, но этого не происходило. Неужели он меня не узнал? Это было бы абсурдно. Кто, по его мнению, еще может прийти? Я постоял в нерешительности еще несколько минут и постучал прямо по домофону, требуя Вячеслава хоть как-то отреагировать. Динамик противно трещал. Ну как же так? Вот я на месте, и он мне не открывает. Чертов город! Ну не могло же мне это померещиться? Свет горел, голос его я услышал. Внезапно по моей коже пробежали мурашки. Вспомнилось зловещее присутствие Теней в моем доме и в аптеке.
– Не поймаешь! Не поймаешь!.. – вдруг по-детски раздалось за моей спиной.
Я невольно обернулся. Детская площадка, утонувшая в тенях мрачного дня, стояла в полной пустоте. Ветер слегка трепал плохо закрепленные алюминиевые листы, которыми были оббиты горки. Покрутил головой, пытаясь различить отдельные силуэты, но кроме еле видимых пятен, ничего нельзя было разобрать. Вот горка, вот песочница, а вот навсегда замершие качели, которые… Дуновение ветра стихло, и мой голый торс его более не ощущал, но качели ходили в стороны. Ноги сами собой пошли вперед, пытаясь понять, какие силы движут там. Вот еле заметный запах дерева ударил в нос, и я уже стоял около площадки.
– Здесь точно никого нет, – произнес я с такой интонацией, словно больше спрашивал, чем утверждал.
Подойдя еще ближе к качелям, я заметил, что они замедлились. Не желая дальше наблюдать за этим действием, я схватился за железный шест и остановил безобразное движение. «Мои нервы просто шалят, вот и кажется, что происходит что-то непонятное. Я наверняка просто уже привык к ветру и не замечаю его. Да и какая вообще разница, почему качели качаются? Тем более, я их уже остановил. Проблемы больше нет». – Все эти мысли давали толику спокойствия, пока я не ощутил в своей второй руке что-то холодное и очень маленькое.